был здесь накануне вечером, но не застал ни директора фирмы, ни его зама, с которыми он обычно вел дела, а потому уехал, не докладываясь ему (более-менее компетентному сотруднику) о своих дальнейших намерениях.
— Он мог поехать домой к директору, — предположил Алтынов. — Какой у него номер телефона?
Звонок директору не прояснил ситуации: с Панужаевым он вчера не встречался. Прежде чем уйти, Алтынов оставил для передачи ему хитроумную записку, за вполне невинным содержанием которой был скрыт понятный только адресату намек.
— Я знаю, куда он поехал, — сказала вдруг Лена, когда они вышли на улицу.
— И куда же?
— К своей секретарше, к этой дуре Светику, которая его любовница.
Это слово она произнесла без нажима, самым будничным голосом. Алтынов не сразу нашелся что сказать.
— Но я не знаю, где она живет, — продолжила Лена. — А ты знаешь?
— Нет, я видел ее только однажды. И почему ты так уверена…
— А зачем, по-твоему, нужны секретарши?
На это Алтынов опять не сумел ничего возразить.
— Сейчас нет смысла искать Светика, — сказал он. — Впустую потеряем время. Если он появится у афганцев, ему отдадут записку, а если не появится…
— Мы будем стеречь его перед домом.
— Правильно. Только не перед самым домом, а чуть подальше. Никуда этот великий любовник от нас не денется.
Прибыв на место, они для начала заглянули во двор: панужаевского автомобиля у крыльца не было, «штатские» дежурили на прежнем месте. После этого они разделились, чтобы взять под контроль оба перекрестка на разных концах квартала: Панужаев мог появиться как с той, так и с другой стороны.
В одиночестве расхаживая взад-вперед по кромке тротуара, Алтынов поневоле задумался и о собственных перспективах, которые также не выглядели блестящими; он живо представил, как оперативники стучат в дверь его квартиры или с непроницаемо-постными лицами наводят о нем справки у коллег по работе. Не мешало бы позвонить в лабораторию — сообщить, что задерживается, и заодно разведать обстановку, но телефонной будки поблизости не было, а покидать ради такого пустяка свой пост Алтынов не считал возможным. «И ведь знал, что эта история добром не кончится, — думал он. — Зачем тогда лез на рожон? Если уж так захотелось над собой поиздеваться, это можно было сделать проще, без всяких заложников и грабежей. За что ни возьмись, все выходит не так, все по-дурацки, фанера летит и летит…» Он настолько увлекся самобичеванием, что перестал следить за проезжавшими машинами и вздрогнул от неожиданности, когда сзади, буквально из-под его локтя, бесшумно вынырнул темно-синий БМВ.
— Загружайся, — весело пригласила Лена, сидевшая рядом с водителем.
Алтынов открыл заднюю дверцу.
— А ты вылезай, — сказал Панужаев дочери.
— Как это? Зачем? Я поеду с вами!
— И куда мы, по-твоему, собираемся ехать?
— Мне без разницы — главное, смыться подальше, пока они нас не сцапали. В другой город. Или рванем за бугор, через казахскую границу!
— А может, сразу через мексиканскую? Насмотрелась дешевых боевиков, — пробурчал отец. — Ну-ка, живо домой к матери! На нее и так столько всего свалилось, а тут еще ты со своим сопливым бандитизмом. Вылезай!
— Не вылезу!
— Все, к черту! Раз так, поехали домой. — Панужаев направил машину в сторону двора.
— Но там же милиция! — закричала Лена.
— Ну и что? Я не собираюсь от них бегать. Жаль только, кое-какие дела не успел довести до ума.
— В чем проблема? Доведи, — сказал Алтынов.
— С этим грузом на шее, когда ее мать дома психует?
— Я уйду, — сказала Лена, — так и быть.
Панужаев затормозил.
— Передай маме, только потихоньку от этих, что я в полном порядке. Приеду попозже или позвоню, если где задержусь. Все обойдется, не бойся.
— А когда я боялась? — Лена хлопнула дверцей и не оглядываясь пошла вдоль шеренги ларьков, растянувшейся по тротуару до самого въезда во двор.
— Зря ты с ней так строго, — сказал Алтынов.
— По-другому нельзя — сюсюканьем ее не проймешь. Тебя куда подвезти, на завод?
— Давай на завод. Надеюсь, там нет засады.
— И не будет, я уверен. Им тебя не вычислить. Кроме меня твое имя знают только Женьшень и Швеллер, а они умеют себя вести.
— Кто — Женьшень и Швеллер?
— Конечно. Женьшень, чуть что, сразу закосит под дебила, а Швеллеру и косить не надо — тут я за него спокоен.
— А ты как? Что будешь делать?
— Сперва раскину мозгами — я еще не совсем понял, что здесь к чему. Слишком быстро все завертелось.
— Ну а после того, как раскинешь?
— Постараюсь не сделать ничего лишнего. Сам в ментовку я не пойду, это уж точно, но и скрываться особо не буду — пусть ребята хоть немного почешутся, отработают хлеб, на который из нас вытрясали налоги. В ближайшие дни меня не разыскивай и не вздумай звонить мне домой или на сотовый номер. Если снова объявится Ленка с какими-нибудь идеями, гони ее в шею.
— Однако сегодня она очень вовремя подняла бучу.
— Сегодня она была на высоте, — признал Панужаев, — а это значит, что ее лимит здравых поступков исчерпан как минимум на неделю вперед. Это чудо-ребенок, бич семьи и школы…
— Ты бы ехал помедленнее, — попросил Алтынов, — спешить вроде некуда.
— Я медленнее не умею. Чуть сбавлю газ, начинаю расслабляться, теряю внимание, а это в нашем городе опасно.
— Из-за таких, как ты.
— Из-за таких, как я, — подтвердил Панужаев и, круто «подрезав» очередную машину, свернул вправо на стоянку перед заводской проходной. — Все, приехали.
XII
Музыка негромко и как-то рассеянно звучала в глубине аллеи, выходившей к реке от колена старого кривого переулка. Сам переулок был засыпан рано опавшей тополиной листвой, частично собранной в две больших кучи и подожженной муниципальным дворником. Голубой сладковатый дым не стремился к небу, а, подчиняясь прихоти атмосферных процессов, лениво втягивался в горловину аллеи и обтекал стоявший здесь автомобиль, который и был источником рассеянной музыки. Дверца со стороны водителя была открыта, оттуда вылетел и исчез в кустах сигаретный окурок. Шедший вдоль реки гражданин с объемистой холщовой сумкой замедлил шаг, дожидаясь, не вылетит ли из машины что-нибудь более интересное — к примеру, пустая бутылка, собирательством которых гражданин занимался на вполне профессиональной основе, — но не дождался и продолжил свой путь.
Это место — лужайка на речном берегу — почему-то особенно нравилось Панужаеву. Он неоднократно бывал здесь в течение лета с разными компаниями, а теперь вот приехал один. Из-за обильных дождей вода поднялась, все шлюзные затворы в плотине городского пруда были открыты, и река затопила большую часть поляны, так что Панужаев против обыкновения не расположился на травке, а предпочел оставаться в машине. Близился вечер, почти все дела были сделаны (или, точнее, были предприняты попытки сделать почти все дела, но лишь немногие из этих попыток оказались успешными). Оставалось распорядиться деньгами, позаимствованными из сейфа Каткова. Отдавать эти деньги кредиторам он теперь уже не спешил.
Очередной окурок, пятый или шестой по счету, описал дугу в воздухе, музыка потерянно смолкла, Панужаев завел двигатель — он ничего путного не придумал, но чувствовал, что пора перемещаться. Можно было, конечно, вновь обратиться к Алтынову и через него передать деньги своей семье, однако, несмотря на кажущуюся простоту такой комбинации, Панужаев предвидел, что она обернется лишь потерей денег и новыми неприятностями — в первую очередь для самого Алтынова, у которого пока еще был шанс остаться в стороне от чужих и абсолютно ненужных ему проблем.
Сдав назад, он выехал в переулок, а оттуда на оживленную улицу, влился в общий поток и без какой-то определенной цели продолжал движение до тех пор, пока вдруг не обнаружил, что, сам того не желая, возвращается домой. Оставалось сделать лишь один поворот, и он окажется перед въездом в свой двор. «Идиот!» — сказал он себе и остановил машину перед самым перекрестком, загнав ее на тротуар. Прямо против него, на другом углу перекрестка, находилось почтовое отделение. Несколько минут он смотрел на невзрачную — синие буквы на сером фоне — вывеску почты, ожидая, когда в голове дозреет новая мысль. Наконец он облегченно рассмеялся, прихватил с заднего сиденья пакет с деньгами и, покинув автомобиль, перешел через улицу.
На почте Панужаев взял бланк денежного перевода и заполнил его, не отходя от стойки. Некоторые разделы бланка он оставил пустыми и в таком виде протянул его сидевшей за стойкой девушке.
— Пожалуйста, впишите сюда номер расчетного счета, — попросил он.
— Городской зоопарк? — спросила девушка, бегло взглянув на бумагу.
— Да, расчетный счет зоопарка.
— Секундочку, — девушка пощелкала клавишами компьютера, поглядела на экран и дописала в бланк номер счета.
— Здесь не указана сумма, — сказала она, читая дальше.
— Мне самому она в точности неизвестна, — признался Панужаев. — Может быть, вы сейчас при мне посчитаете? — и он просунул в окошко свой пакет.
Девушка заглянула в пакет и перевела сразу ставший заинтересованным взгляд на его владельца.
— Это все? — почему-то спросила она. Вопрос показался Панужаеву некорректным.
— Нет, не все, — сказал он, — подождите, — и полез в карман за бумажником.
Девушка начала подсчет с того, что разорвала банковскую упаковку одной из пачек и проверила ее содержимое. Остальные пачки она разрывать не стала, сложив их в две аккуратных горки, которые затем еще раз перебрала, вслух произнося сумму, и в конце присовокупила к ним разрозненные банкноты.
— Не забудьте отметить цель перевода, — напомнил Панужаев.
— «На улучшение условий жизни животных», — прочла девушка. — Правильно?
— Совершенно правильно.
— А кто отправитель? Вы забыли указать свои данные.
— Разве это так важно? Хотя… — он снова пошарил в карманах и подал девушке порядком затрепанный паспорт.