Определенной проблемой, к которой причастно и разведывательное сообщество, является проблема информирования общества. Разведки и правительства всех стран мира столь долго говорили об апокалипсических последствиях террористических актов, что население Америки, не видя массивных терактов с событий 09.11.2001 г., перестало в это верить. Следует четко сказать: крупные теракты в развитых странах имеют низкую вероятность. Однако подобного рода маловероятные события, когда они все-таки случаются, могут полностью изменить политический ландшафт, экономическую динамику и просто обыденную жизнь граждан. Терроризм, в отличие от дорожных происшествий, является угрозой, которая разрушительна не только при осуществлении, но и при ожидании.
В последние годы идет незаметный и совершенно не понятный для политического руководства процесс переплетения, а точнее использования террористическими структурами догматов тех или иных вероучений, прежде всего, ислама, его организационных и социальных инфраструктур. На протяжении истории именно вера была наиболее мощным фактором мобилизации элит и масс. Именно вера запускала все основные процессы, перекраивающие карту мира, изменяющие судьбы континентов. За пределами понимания многих аналитиков остается тот простой факт, что вера глубже и сильнее воздействует на человека, чем ценности. Вера не сводится к ценностям. Ценности являются лишь одним из ее компонентов. Однако, не главным.
Поэтому правительства и гражданские общества Северной Америки и Европы недооценивают угрозу ИГИЛ. ИГИЛ — это террористическая организация, в известном смысле порожденная и пронизанная одним из течений ислама. Для простоты привилось наименование джихадизм. Но оно является неправильным. Джихад — это священная война. В джихаде могут участвовать любые мусульмане, будь то шииты, сунниты, суфии и т. п.
Вследствие недостаточного внимания к анализу теологической проблематики терроризма, Запад не понимает, что ИГИЛ — это не одно из ответвлений салафизма или ваххабизма, к которым он не имеет никакого отношения, а — уникальное течение ислама, специально адаптированное для быстрого понимания и принятия людьми, даже первоначально далекими от ислама. ИГИЛ рассматривается как террористическая организация. Зачастую даже в документах внутреннего пользования, а тем более в меморандумах, рассчитанных на политическое руководство и широкую публику, западное разведывательное сообщество привыкло перечислять через запятую ИГИЛ, Аль-Каида, Джебхад ан-Нусра, Талибан и т. п.
На основании анализа всего основного корпуса теологических трудов богословов, близких к ИГИЛ, имеющихся в распоряжении видеокурсов и проповедей, а также практики этой организации, можно сделать вывод, что ИГИЛ не является типичной джихадистской террористической организацией, типа Аль-Каиды, а представляет собой своего рода военно-религиозный орден. В отличие от орденов древности и средневековья, он в своей деятельности использует высокие технологии, опирается на разнообразные организационные структуры и действует по всему миру.
Однако, по сути, он является именно орденом, т. е. боевой организацией, силой и молитвой распространяющей определенное религиозное учение всюду, где это возможно. Такая постановка вопроса позволяет по-новому посмотреть на стратегию и тактику ИГИЛ. Она позволяет излечиться от иллюзий относительно того, что взятие Мосула или Ракки будет означать победу и конец ИГИЛ. Любой орден предполагает мученичество. Чем больше игиловцев и мирного населения погибнет в Мосуле и Ракке, тем больше шансов, что ИГИЛ активизирует свои спящие ячейки в Европе, Америке и в России.
Аналитики разведки США прогнозируют: в течение ближайших пяти лет, несмотря на военные успехи, не удастся не только победить, но и сколько-нибудь сильно ослабить терроризм. Террористические насильственные структуры, базирующиеся на тех или иных направлениях ислама, будут оставаться фактором международной политики. Наиболее опасной, но вполне вероятной тенденцией в течение ближайших пяти лет, станет перемещение активности ИГИЛ, как наиболее мощной исламистской террористической организации, с истощенных войной ресурсных площадок суннитских районов Ирака и Сирии в Ливию и Пакистан. В обеих этих странах сегодня существуют мощные подразделения ИГИЛ, которые контролируют определенные территории и обладают воинскими подразделениями. Выход в Ливию фактически открывает для ИГИЛ южное подбрюшье Европы. Оперирование в Пакистане позволяет ИГИЛ вплотную подойти к овладению ядерным оружием.
Вряд ли в течение пяти лет следует ожидать появления подобных ИГИЛ военно-религиозных орденов террористической направленности на базе иных вероисповеданий. В более длительной перспективе это практически неизбежно. В то же время, возможно, что уже в ближайшие пять лет возникнут первичные ячейки подобного рода орденов в Центральной и Тропической Африке на базе совмещения ислама с местными культами. В Индии — на базе индуизма, особенно шиваистского направления. В России — на базе православия.
В Индии возникновение религиозных террористических организаций нового типа может произойти в ближайшие годы. В настоящее время у власти в стране находится правительство, созданное коалицией партий, тесно связанных с воинственными направлениями индуизма. В случае, если правительство столкнется с внутренними и внешними трудностями, и в стране усилится социально-этническая напряженность, вполне вероятно, что правительство негласно будет способствовать созданию шиваистских боевых организаций. Эти организации будут нацелены на всемерную поддержку правительства и проведение репрессий против более бедных слоев населения, принадлежащих к племенам дравидов — коренного населения Индии и Цейлона. Однако за пределами Индии эти организации могут быстро мутировать в террористические структуры экстремистско-сектанского характера. С учетом миллионов индусов, проживающих в Великобритании, Соединенных Штатах это может стать дополнительным фактором, который осложнит и без того напряженную обстановку в этих странах.
Помимо религии, психологические и социальные факторы будут способствовать усилению террористических организаций и усилению активности наряду с террористическими сетями и орденами небольших групп и даже единичных террористов. К этим факторам относятся:
— Растущий уровень отчуждения и атомизации внутри всех развитых стран. Повсеместно социум все более фрагментируется и разобщается по все большему числу признаков. Угнетаемое меньшинство, либо наибольшее меньшинство, которому противодействует коалиция малых меньшинств, может увидеть в терроризме единственный способ защиты своих интересов.
— В современных динамичных и фрагментированных обществах для угнетаемых групп и индивидуумов единственной защитой становятся семейные и родовые связи, а также сообщества выходцев из одного населенного пункта или сельской местности, а также религиозные центры. Они являются важным фактором, вовлекающим индивидуумов в террористические организации.
— Кризис западной идентичности. Потребительская ориентация обществ Северной Америки и Европы вызывает протест у определенных групп населения, в основном молодежи. Те группы, которые склонны к пассивному протесту, как правило, примыкают к различного рода новым религиозным культам, а сторонники активных форм протеста в зависимости от обстоятельств либо вливаются в ряды экстремистских несистемных политических организаций, либо пополняют ряды террористов.
— Кризис государства. Северная Америка и Европа в XXI веке под воздействием экономических сложностей переживают кризис социального государства. Если в XX веке государства в Европе и Америке вкладывали значительные средства и усилия в интеграцию вновь прибывающих мигрантов в западное общество, то в XXI веке победила доктрина мультикультурализма. Это произошло не вследствие несуществующего либерального заговора, а сугубо по финансовым причинам. Мультикультурализм предполагает проживание в рамках одного государства различных этноконфессиональных групп, сохранивших свою идентичность. Это означает, что не надо тратить деньги на интеграцию. Соответственно легальные и нелегальные мигранты оказываются в странах нового проживания предоставленными сами себе, и, испытывая фрустрацию, ищут защиту и поддержку в мечетях, частично находящихся под контролем радикальных и террористических организаций.
— Обострение этнических и религиозных конфликтов. По всему миру в условиях ослабления национальных государств возрастает конфликтность между культурно-религиозными идентичностями.
Технология — всегда палка о двух концах. С одной стороны она облегчает террористам взаимодействие, рекрутинг, материально-техническое обеспечение и осуществление кровопролитных актов. С другой стороны, технологии предоставляют властям, располагающим большими ресурсами, чем террористы, возможность своевременно выявлять и распознавать угрозы, а также эффективно купировать их. Впрочем, если им это позволяет общественность.
В ближайшие годы террористические акты будут перемещаться в киберпространство. Это не обязательно означает, что террористические акты будут осуществляться в киберпространстве. Это означает, что террористы все активнее будут использовать уязвимость критической инфраструктуры государственных, корпоративных и частных сетей, соединенных с интернетом всего, для осуществления кровопролитных террористических актов. В отличие от традиционных огневых атак подобные террористические акты чрезвычайно сложно распознать. Это, конечно же, резко дестабилизирует глобальную ситуацию.
Технологии в целом ведут к постепенной передаче многих функций от иерархических, жестко организованных структур к децентрализованным сетям. Не вызывает сомнения, что децентрализованные сети слабее защищены от атак террористов, чем иерархические.
В общем, сопоставляя плюсы и минусы для террористов развития информационно-коммуникационных и иных технологий, приходится сделать вывод: в конкретных сложившихся условиях у террористов появляются новые возможности при снижении рисков. Если бы правительства западных стран смогли задействовать всю мощь своего технологического потенциала, терроризм был бы раздавлен. Однако, в условиях экономической слабости государств в Северной Европе и Америке, снижения доверия к органам политической власти со стороны населения, и развала системы международного сотрудничества, правительственный потенциал, к сожалению, в основном и остается потенциалом.