е между двумя первыми. Это нарушение планов тех, кто собирался превратить Россию в сырьевую базу мировой революции.
С точки зрения населения России, СССР был средством выживания русского народа и других коренных народов России в условиях капитализма. И нужно сказать, что слом троцкизма в конце 20-х годов обеспечил 60 нормальных лет жизни, победу над Гитлером и запуск Гагарина в космос. По крайней мере, до 1991 года мы жили за счет того, что был сломлен проект мировой революции, и удалось, использовав противоречия империалистических держав, выскочить из исторической ловушки.
— А что, собственно, произошло в1991-м году?
— В 1991 году Россия по многим параметрам вернулась к тому положению в международном разделении труда, которое она занимала в конце XIX — начале XX веков. Огромный разрыв между богатыми и бедными — почти до состояния «двух наций», сырьевая специализация в международном разделении труда, финансовая зависимость от Запада и фактическая выплата ему дани, моральное разложение верхов и низов, угроза утраты суверенитета и распада страны.
— То есть оказалась отброшенной на 100 лет назад, да еще и на периферию капиталистического мира?
— Экономически мы отброшены в полупериферию, а не в периферию. Но до тех пор, пока у нас есть ядерное оружие и мы можем нанести неприемлемый ущерб США, мы остаемся великой державой. Но это реальное противоречие, такое же, как было в конце XIX века между великодержавным статусом и сырьевой ориентацией. И такое же, как то, которое возникло на рубеже 60–70 годов, когда Советский Союз стал превращаться в нефтяного донора мировой экономики, и в то же время оставался великой державой. В таких ситуациях противоречие решается в пользу одного или другого. Либо великая держава, и тогда не сырьевой статус. Либо сырьевой статус, но тогда уже не великая держава. Я думаю, что в ближайшие десятилетия это противоречие так или иначе в России будет разрешено. Либо мы свернем на рельсы создания новой исторической России — третьей структуры после самодержавия и коммунизма, — либо Россия превратится в сырьевой придаток и распадется на части. И тогда, возможно, крушение русского мира как культурно-исторического типа, как матрицы архетипов и смыслов.
— Сейчас достаточно часто говорят о новом левом проекте, СССР-2. Скажите, насколько возможно возвращение к тем формам, которые существовали в СССР до 91-гО года?
— В истории вообще ничего нельзя реставрировать. К тому же у СССР были серьезные противоречия, которые «разрешились» его гибелью или, если угодно, убийством. Крушение СССР не было необходимым, но оно было закономерным.
Выход из нынешней ситуации возможен только путем решения двойной задачи — изменения положения РФ в международном разделении труда и подавлении всех слоев, заинтересованных в консервации РФ в качестве сырьевого придатка и финансового данника. Как и в начале XX века, нужно двойное отрицание. Это выглядит как «левый» и державный поворот. Но в кавычки я беру слово «левый» не случайно: в период системного кризиса капитализма многие противоречия между «левым» и «правым» краями идейно-политического спектра стираются, а сам кризис может оказаться для России шансом выскочить из исторической ловушки. Так уже не раз бывало в истории — в начале XVII в., второй четверти XVIII в. и в 19201930-е годы. России удавалось вырваться из ловушки и, искупавшись в кипятке и ледяной воде, обернуться добрым молодцем именно тогда, когда «хищникам» и «чужим» было не до России — они рвали друг друга. Но для того, чтобы воспользоваться ситуацией кризиса, нужны две вещи — воля и разум. Воля, чтобы победить врага. Разум, чтобы понять, как это сделать, а еще раньше — осознать, что другого выхода нет, надо сражаться.
— И последний вопрос. В каком направлении стоит двигаться молодому человеку, который сейчас оканчивает школу или учится в университете, чтобы быть адекватным современному миру и, самое главное, чтобы послужить России?
— Мой ответ будет банальным: сопротивляться хаосу, распаду, энтропии; стараться даже в нынешних трудных и сложных обстоятельствах делать нравственный выбор. Понимаю, что это сложно, особенно в условиях большого количества соблазнов, в условиях морального кризиса. Но единственный способ достойной жизни — это жить в соответствии с принципами социальной справедливости. В России может быть среднедостаточная жизнь, и есть некий уровень социального достатка, выше которого подняться, сохранив честность, практически невозможно.
Поэтому молодому человеку я бы посоветовал получить образование, профессионализм и мастеровитость — залог свободы и независимости, беречься от соблазнов и любить свою Родину. Родина — это не только то, что существует сейчас. Жизнь не начинается с нашей личной истории. Наша Родина — это наша тысячелетняя (а скорее всего, и больше) история. Это наши победы, это наши достижения и наши поражения (за одного битого двух небитых дают).
Поэтому единственное, что можно посоветовать — это воля и разум. Воля — это готовность защищать свою страну и свои идеалы. Разум — это хорошее образование. Я понимаю, что это сказать значительно легче, чем сделать. Но кто сказал, что наша жизнь — легкая штука? Жизнь — это бремя ответственности, свобода выбора которой, наверное, и есть счастье.
Беседовал протоиерей Максим Первозванский Журнал «Наследник» N91,2013
БОРЬБА ПРОЕКТОВ[7]
Сергей Правосудов: — Расскажите о сути вашей теории «Кризис-матрёшка».
Андрей Фурсов: — Мир, а точнее — капиталистическая система переживает многослойный и многосоставный кризис. Он обусловлен тем, что с конца 1970-х годов верхушка мирового капиталистического класса, организованная в закрытые наднациональные структуры (клубы, ложи, комиссии, общества и т. п.) демонтирует капитализм, поскольку эта система своё отработала. К сожалению, у нас до сих пор бытует упрощённое представление о капитализме, где всё сводится к сиюминутной прибыли, к торжеству капитала здесь и сейчас. На самом деле это не так. Капитал существовал до капитализма и будет существовать после него.
Другое дело, что до и после он не был и не будет системообразующим элементом. А в качестве системообразующего элемента он требует наличия неких условий, которые, как это ни парадоксально, тормозят его самореализацию.
Капитализм — сложная институциональная система, ограничивающая капитал в его целостных и долгосрочных (время) интересах и обеспечивающая экспансию (пространство). Без первого ограничения капитал сожрёт общество, природу и самого себя. Ограничителями капитала со второй половины XIX в. выступали национальное государство и политика, в конце XIX в. к ним добавились гражданское общество и массовое образование. Без второго он не сможет развиваться: внутренние противоречия разрешаются здесь выносом за рамки системы, её увеличением, разбуханием. Как только мировая норма прибыли в капсистеме снижалась, капитал (в лице господствующих классов системы) вырывал из некапиталистической части мира кусок и превращал его в капиталистическую периферию — источник дешёвой рабочей силы и новый рынок сбыта.
Глобализация исчерпала планету для капитала. С разрушением СССР и «капитализацией» Китая некапиталистических зон в мире не осталось, некуда «экспансировдть». А следовательно, эта важнейшая функция, которую выполнял для капитала капитализм не нужна — место экстенсивного развития должно занять интенсивное. Проблема, однако, в том, что капитализм институционально «заточен» на экстенсив. В этом Ън похож на античнорабовладельческую систему и этим он отличается от феодализма: именно внешние источники эксплуатации позволяли капиталу ограничивать свою эксплуататорскую суть в ядре капсистемы, ну а государство, политика и гражданское общество заставляли его это делать в его же долгосрочных и целостных интересах.
Однако на рубеже 1960-1970-х годов функционирование этих институтов пришло в противоречие с интересами верхушки мирового капкласса: именно эти институты позволили среднему слою и верхней части рабочего класса не только существенно улучшить в 1945–1975 гг. («славное тридцатилетие» — Ж. Фурастье) своё материальное положение, но укрепить социальные и политические позиции. А это уже напрямую угрожало властным позициям и привилегиям верхушки, и та не могла не отреагировать. С конца 1970-х годов начинается её контрнаступление на позиции среднего слоя и рабочего класса — именно оно было главной социальной задачей тэтчеризма и рейганомики.
Идеология и стратегия этого контрнаступления были сформулированы в документе «Кризис демократии», написанном в 1975 г. по заданию Трёхсторонней комиссии тремя видными социологами — С. Хантингтоном, М. Крозье и Дз. Ватануки. Ну, а конкретной формой наступления стала неолиберальная контрреволюция, которая за 30 неславных лет (1980–2010) серьёзно потрепала средний слой и рабочий класс как на Западе, так и в мировом масштабе, а также существенно ослабила институциональный каркас капитализма, т. е. саму капиталистическую систему, в значительной степени демонтировав её. Политика стала превращаться в комбинацию административной системы и шоубизнеса, а некоторые исследователи вообще констатируют её смерть — её и «публично-политического человека». Об «ослаблении», «проржавении» и «таянии» национального государства не пишет только ленивый; гражданское общество даже в ядре капсистемы постепенно скукоживается; массовое образование — начальное, среднее, высшее — ломают, выделяя элитарный сегмент для верхушки и резко опуская средний уровень для всех остальных.
Впрочем, полного размаха наступление верхов на «середняков» и «работяг» посредством демонтажа институциональной системы капитализма не могло достичь до тех пор, во-первых, пока существовал СССР — системноантикапиталистическая альтернатива капитализма, способный использовать социальные проблемы капсистемы в своих интересах; во-вторых, пока капитал в его промышленно-вещественной форме был подвержен пространственным и институциональным ограничениям. Всё это изменилось на рубеже 1980-1990-х годов.