Ну хотя бы мост надо подготовить к взрыву – ясно ведь, что враг через него пойдет, нет тут другого пути, пехота еще может на подручных средствах перебраться, а танки, машины, пушки – только по этому мосту. В ответ на очередной рапорт наконец прислали саперов – лейтенанта (израильтянина), пять солдат, и сто кило тротила в кузове фордовского грузовика. Но минировать мост ночью, маскируясь темнотой, сапер отказался категорически, ссылаясь на инструкцию «только по приказу из штаба».
А наутро к мосту подошли чужие войска. Часового у шлагбаума убили пулеметной очередью и двинулись на наш берег – впереди разведка, на джипах и мотоциклах. Застава встретила их огнем – и враг откатился, оставив на настиле моста и на нашей земле десяток тел. Зато с той стороны ударила артиллерия. Если бы он, лейтенант Финкельштейн, не распорядился заранее окопы отрыть и замаскировать – весь личный состав так и остался бы в горящей казарме. А так после первого обстрела потери были минимальные, вот снова идут враги через мост, и откатываются под метким огнем, оставляя убитых.
Обстрел – и снова атака. Вот уже враги, рассредоточившись по тому берегу, часто бьют из минометов. Последнюю атаку, поддержанную танками, отбили с трудом – двух «бульдогов» сожгли из РПГ уже на нашем берегу. Едва десяток бойцов осталось в строю, и боеприпасы кончаются – скоро отбиваться будет некому и нечем. И нет связи – рации на заставе и не было, а телефонный провод перебило, хорошо, что успели передать о начале войны. А сапер где – ну что, дождался своего приказа? Так уже убили его…
Затишье – на той стороне тоже надо передохнуть и боеприпасы подвезти. А где наша взрывчатка? В машине. Которую еще вечером отогнали за холм, ну не оставлять же во дворе, который с того берега отлично виден и простреливается. И лейтенант Финкельштейн как знал, приказав добавить в кузов еще и то, что сняли с диверсантов. Не получится заложить заряды под опоры – но даже если просто машину на мост загнать и подорвать, настил разнесет и балки повредит. Быстро соорудить детонатор с бикфордовым шнуром, шнур вывести из кузова в кабину, через выбитое заднее окошко. И гранату рядом с собой, на случай последний.
За руль сел сам – нет уверенности, что кто-то из салаг справится. И, может, повезет еще, запалив, самому прыгнуть с моста и выплыть на свой берег. А если убьют – некому будет жалеть: нет никого родных, и жениться так и не успел. Никто о нем и не вспомнит!
Ему повезло проскочить почти половину пути, укрывшись за дымом от горящего «бульдога». А дальше по нему начали стрелять, и не пригнуться за рулем, надо же дорогу видеть, не промахнуться мимо моста! Только бы не в мотор и не в бензобак! Вправо вдруг потянуло, наверное, колесо пробили – рулем удержать, вот он мост, уже въезжаю!
Пуля ударила чуть пониже плеча. И еще одна. Сознание меркнет, уже не выплывешь, даже шнур не поджечь зажигалкой. Не подумал взять в зубы горящую сигарету, некурящий! Сил хватает лишь выдернуть кольцо и пытаться гранату пропихнуть в кузов.
Он уже не видел, как на той стороне появились танки – не «бульдоги», а тяжелые «центурионы». Снаряд из танковой пушки ударил в машину, у врага был хороший наводчик и грамотный командир, успевший приказать «снаряд фугасный», оценив цель. Бронебойная болванка калибра 105 могла бы ударом просто смахнуть грузовик с моста – а от фугаса сдетонировала вся взрывчатка в кузове.
А после танки прицельно расстреливали окопы пограничников – до тех пор, пока оттуда не перестали стрелять. Тогда лишь вперед пошла вражеская пехота, заняла обвалившиеся траншеи и разрушенное здание заставы – и добивая раненых: в плен не брали никого, обозленные потерями. А на чужой берег подходили еще танки, и бронетранспортеры, и тягачи с пушками – ударная дивизия врага, готовая войти в прорыв, ворваться в беззащитный Иерусалим. Но мост был поврежден – и осталось лишь ждать, пока саперы его починят.
Тела лейтенанта Финкельштейна так и не нашли. Не увидел герой, как в небе появились эскадрильи штурмовиков, как «илы» обрушились на скопление вражеской техники, бросая дождь бомб, выпуская РС и извергая пламя из крыльевых пушек. Все шоссе от границы вглубь чужой территории на несколько километров было забито горелым железом – как могила танковой дивизии, так и не сумевшей ворваться на наш берег.
Когда эта война завершится нашей победой – встанет на том месте памятник лейтенанту Финкельштейну, с оградой из брони сгоревших «центурионов». И будут туда приезжать граждане свободного Израиля и класть цветы – помня, какой ценой оплачен их мир и покой.
И может быть, в той стране – профессия защитника Отечества станет не менее почетна, чем бухгалтер.
Мост Алленби на реке Иордан.
23 июля 1955 года это место вошло в военную историю наравне с Перл-Харбором или Таранто.
Традиционно считалось, что у русских есть очень хорошая фронтовая авиация – отлично показавшая себя в сражениях второй Великой войны, а также в небе Китая и Вьетнама. В то же время дальняя бомбардировочная авиация, хотя и была создана в СССР раньше, чем в США – однако же в штабах Атлантического Союза при военном планировании считалось за аксиому, что ударная воздушная мощь США и Британской империи превосходит советскую в разы, если не на порядок – в той же мере, насколько Советы сильнее в сухопутной войне. Так считалось – до того дня.
Бесспорно, советская дальняя авиация (в СССР – аналог бомбардировочного командования в Британии и США) имела в своей истории и ряд славных страниц, как, например, удары по Берлину в августе 1941-го (эффект, сравнимый с налетом Дулитла на Токио) или «воздушную Цусиму», истребление японского флота 23 июня 1945-го[56] – однако даже там характерной чертой были или действия малыми силами (скорее диверсия, чем удар), или роль «эшелона усиления» у авиации морской или фронтовой. Оснащенная явно устаревшей техникой – Ил-4 был в лучшем случае сравним с В-25 или «Веллингтоном», Пе-8 явно уступал В-17, Ту-4 был копией В-29, Хе-277 «немецкий подарок», появившийся к тому же под самый занавес Великой войны, – дальняя авиация СССР была и не в состоянии решать стратегические задачи. Было известно, что Сталин уделяет внимание и этой компоненте своей военной мощи – Советский Союз еще до войны отметился несколькими выдающимися перелетами: Чкалова, Громова, Гризодубовой, Коккинаки; однако в те же годы и итальянская авиация тоже показывала рекорды – и полное бессилие на войне всего через несколько лет. Для тяжелой бомбардировочной авиации очень важным и благоприятным фактором является развитие авиации гражданской – накопление летного и технического опыта, развитие инфраструктуры. А вот тут нельзя было даже сравнивать – США, где многочисленные авиалинии, на которых летали большие четырехмоторные машины, опутывали не только американскую территорию, но и весь земной шар – и СССР, где на немногих местных линиях летали копии американских же «дугласов» и трофейные германские Ю-52. Ил-14, появившийся им на смену, был лишь небольшим шагом вперед и не мог равняться с «Констеллейшеном» или ДС-6. Если даже «Алиталия» могла конкурировать с русским «Аэрофлотом» как минимум на равных – какое может быть сравнение с совокупностью авиакомпаний США?
Первый звонок тревоги прозвенел еще в 1953 году – когда именно Советы помогли британцам раскрыть тайну разбившейся «Кометы», обломки которой подняли со дна Средиземного моря. Что дало почву для мнения – советские авиаконструкторы в каких-то областях продвинулись даже дальше британских и американских, – напомню, что «Комета» была первым в мире реактивным пассажирским самолетом, В-707 появился тремя годами позже. В том же году на линию Москва – Рим вышли первые Ил-18, также были замечены и Ту-104 (еще не в пассажирском, а в почтовом варианте). Но трудно было изменить мнение, к которому все привыкли!
Политический анализ Ближневосточного конфликта 1955 года лежит вне пределов моей книги. Стоит лишь заметить, что Королевство Трансиордания (пребывая в напряженных отношениях с Египтом) преследовало в этой войне собственные цели – вернуть в состав королевства «исторически принадлежавшие» ему земли по западному берегу реки Иордан; создание же независимой Палестины, а тем более включение ее в состав Королевства Египет, категорически противоречило иорданским интересам – даже сохранение государства Израиль было для Абдаллы «меньшим злом». В рамках этого оккупация израильской территории (вплоть до столицы Иерусалима) считалась желательной для установления в еврейском государстве лояльного к Амману правительства – и повышения роли Иордании (уже без приставки «транс», поскольку оба берега Святой реки принадлежали бы ей) среди арабского сообщества.
Однако для этого надо было войти в Иерусалим (а в идеале занять всю или большую часть израильской территории) раньше египтян. Эта задача казалась реальной – с учетом, что армия короля Абдаллы, немного уступая египетской по численности, была намного более подвижной и профессиональной, и ей предстояло пройти до Иерусалима всего лишь около двадцати миль по шоссе; танковые группы вермахта летом 1941-го проходили гораздо большее расстояние в сутки. ВВС Трансиордании считались очень сильными (по арабской мерке), имея на вооружении (по состоянию на 23 июля) 52 реактивных истребителя «Метеор», 35 более новых «Вампиров», 11 реактивных бомбардировщиков «Канберра» и около полусотни поршневых машин разных классов («Си фьюри», «Тайфун», «Темпест»), могущих применяться в качестве как истребителей, так и штурмовиков. Хотя оба вышеназванных типа реактивных истребителей принадлежали к более раннему поколению в сравнении с МиГ-15 ВВС Израиля, считалось что при своем численном превосходстве они способны справиться с задачей прикрытия своих войск, равно как и территории королевства. На вооружении ПВО состояли 90-мм тяжелые зенитки и 40-мм «бофорсы», в буксируемом варианте – зенитных самоходок имелось всего 10 штук, и автор не располагает данными, сколько из них находились в боевом порядке 1-й танковой и 1-й механизированной дивизий, непосредственно участвующих в бою у моста Алленби.