Глава 14
– Денис, ты неисправим! – Дольский спрыгивает с коня и, довольно улыбаясь, идет навстречу. – Как только слышен бешеный рёв, а затем выстрелы – значит, там капитан Гуров воюет!
– Как говорят наши заклятые союзники, однообразие – признак стабильности, – парирую наезд и перехожу к серьезным делам. – Как справились?
– Вчистую. Как ты говоришь, с сухим счетом. – Анатоль шутливо щелкает каблуками. – Докладываю, господин капитан: к казармам подошли тихо, спасибо мальчишке, всё правильно нарисовал. Часовых сняли, пулемёты расставили. Потом в качестве сюрприза пару гранат в окна кинули. Германцы наружу дернулись, тут мы их со всех стволов и причесали. Они обратно, а там уже штурмгруппа их поджидает, через крайние окна запрыгнули. Встретили их из «стенек»… В-общем, патронов у нас почти не осталось. Сказал своим, чтобы трофейными винтовками вооружились.
– Сколько их там было?
– Две роты, человек под триста с хвостиком. Больше половины – «двухсотые», из остальных уцелело около тридцати – тридцати пяти, остальные – раненые. Заперты там же в подвале, часовые и сторожевое охранение выставлены. Лагерь с пленными тоже наш, охрана пару раз только выстрелить успела. Я пока что полувзвод там оставил за порядком смотреть, мало ли что. Еще два десятка в тюрьме порядок наводят. Эти вообще сдались без сопротивления. Остальные перебирают трофеи на складах…
– Добро, Анатолий Иванович. Пошли-ка в штаб заглянем, в картах пороемся, там вся схема обороны должна быть. Только не удивляйся иллюстрации к старинной русской поговорке.
– Это какой же?
– Лес рубят – щепки летят… А потом рванем к Пепеляеву, там тоже всё стихло. Собираем отряд и думаем, что делать дальше…
Анатолий Николаевич встречает нас на станции, выслушивает краткую версию произошедшего в казармах и штабе, делает удивлённые глаза при известии о «геройской» кончине генералов и на моё объяснение, что столь важные «гости» тормозили бы действия отряда, выдает интригующую фразу:
– У нас потерь нет, уцелевшие германцы заперты в пакгаузе, ждут своей участи. Мои разведчики наткнулись в вагонах на четыре пулемета в ящиках и еще кучу всякого добра… Ладно, бог с ними, с генералами, но вот на путях ваши захватили такой удивительный трофей, что, боюсь, с ним вам расстаться будет очень трудно. Только диву даюсь, никогда еще о таком не слышал…
М-да-с, когда-то в «Моделисте-конструкторе» повстречался мне шедевр (абсолютно без иронии) русской инженерной мысли этого времени – единственный в мире броневагон «Заамурец». Самое главное – самоходный, благодаря двум фиатовским движкам внутреннего сгорания! А сейчас передо мной стояло похожее на него творение сумрачного германского гения. Приземистая, длинная платформа, обшитая бронелистами под рациональными, замечу, углами наклона, спаренные колесные тележки спереди и сзади, клёпаные угловатые орудийные башни над ними, четыре пулемётные амбразуры с каждого борта, невысокая командирская башенка посередине с выступающими рогами дальномера. Залезаю внутрь, и тут же бросается в глаза главное отличие – два двигателя внутреннего сгорания вместо паровой машины, как на обычных бепо… Да уж, эту игрушку даже подрывать жалко!.. Хотя… Зачем портить такое великолепие?..
– Так, господа офицеры, я думаю, этот мастодонт обязательно поедет с нами.
– Денис Анатольевич, вы что, думаете, сможете управлять этой махиной? – Пепеляеву приходится удивиться в очередной раз.
Как говорила одна дама, когда её спросили, умеет ли она играть на рояле, – «Не знаю, ещё не пробовала». Но надеюсь, что не намного сложнее, чем автомобилем. Дайте мне полчасика и освободите путь шагов на двести в каждую сторону…
Забаву пришлось отложить из-за раздающегося свиста: «Тревога!» Ствол уже в руках, глаза отслеживают дозорного на крыше, указывающего рукой в сторону источника опасности. Из-за деревьев видны клубы дыма, явно говорящие, что к нам в гости едет какой-то припозднившийся «паровозик из Ромашково». Только вот вряд ли пассажиры говорят на русском языке. Раздается гудок, из-за поворота появляется локомотив с десятком вагонов. И если верить биноклю – пассажирских, значит, там полно зольдатенов. К нам гости?.. Очень некстати!..
– Всем укрыться! Анатоль, пулемёты на второй этаж, расставить по окнам. Если что, по моему сигналу… поднятой вверх руке, открывать огонь на поражение.
– Денис, ты что задумал?!
– Попытаюсь принудить их к сдаче, не принимать же бой с такой оравой. Пока они в вагонах, у нас есть шанс!
Дольский, поняв ход мысли, командует своим «кентаврам» и через минуту перрон пустеет. Теперь дело за Пепеляевым.
– Анатолий Николаевич, найдёте хотя бы четверых человек, умеющих обращаться с «максимами»?.. Хорошо, сажайте их в броневик и пусть будут готовы повоевать… Да, кто-нибудь из станционного начальства остался?
– Сам комендант. Скучает вместе со всеми.
– Давайте его сюда и пошлите кого-нибудь найти белую скатерть или простыню.
– Хорошо, Денис Анатольевич. Если не возражаете, я составлю вам компанию…
Состав медленно втягивался на станцию, и в будке машиниста, наверное, очень удивились одиноко стоящей на перроне компании из двух русских офицеров с огромным белым флагом и германским начальником станции. Ганс поначалу обрадовался, когда его вытащили из тёмного подвала, но, узнав зачем, снова сник. И вдобавок ко всему поимел приступ словесного поноса. Пока мы ждали, он успел сбивчивой скороговоркой рассказать нам, что железнодорожники – совсем мирные люди и что никого из русских они и пальцем не тронули, наоборот, за последний год построили и перешили на более цивилизованную европейскую колею более тысячи километров дорог, восстановили около сотни мостов. Ну, как они строят дороги, я еще по Нарочи помню, так что пришлось вежливо оборвать докладчика фразой «Раух, битте!».
Паровоз останавливается так, что первый вагон оказывается прямо напротив нас. Как-то вдруг стало очень неуютно стоять под взглядом не одного десятка глаз, причем очень немногие были недоумевающими и удивлёнными, подавляющее большинство было готово моментально прицелиться, как только прозвучит долгожданная команда «Фоер!». К счастью, у гансовского начальства хватило ума сообразить, что подобная наглость с нашей стороны должна иметь под собой веские основания. Из вагона появляется этакий образцово-показательно прусский оберст в сопровождении майора и гауптмана и, не торопясь, шествует к нам. Из соседнего вагона выходят несколько офицеров, не желая, видимо, пропустить интересное зрелище.
– Что это означает, господа? – Похоже, немец еще не решил, в каком ключе надо общаться, и на всякий случай разговаривает вежливо. – Вы желаете сдаться германским войскам?
Ну-с, очередная практика в немецком. Надеюсь, Анатолий Николаевич его с гимназических времен не забыл и всё поймёт.
– Гутен таг, герр оберст. Между прочим, для полного соблюдения этикета вам не мешало бы представиться.
– Оберст фон Керн, командир 51-го ландверного пехотного полка. – Немец на автопилоте называет себя и только потом, наверное, соображает, что мы, как младшие по званию, должны были сделать это первыми. – Так вы сдаетесь? Кто вы такие?
– Начнем с конца… Капитан Гуров, командир Первого отдельного Нарочанского батальона. – Кидаю руку к фуражке, дабы полностью соблюсти ритуал.
– Штабс-капитан Пепеляев, командир команды разведчиков 42-го Сибирского стрелкового полка. – Не отстает от меня Анатолий Николаевич.
– Что же касается первого вопроса, – сдаваться в плен мы отнюдь не желаем, наоборот, предлагаем вам и вашему полку сложить оружие. В противном случае вы будете уничтожены вплоть до последнего человека.
Немая сцена. Выпученные глаза и отвисшие челюсти у всех троих… Подождем малость, пока вернется дар речи…
– Вы сошли с ума! У меня под рукой около тысячи солдат! – Фон Керн всё ещё не может прийти в себя. – Стоит мне скомандовать…
– Простите, герр оберст, я пока нахожусь в здравом уме и твердой памяти! Этот человек может подтвердить, что станция захвачена русскими войсками.
Комендач со страху способен только кивать головой.
– Хотите доказательств? Смотрите!
Вскидываю вверх руку, тут же со стороны вокзала раздается звон битого стекла и, хоть и не вижу, но спиной чувствую, как появившиеся в окнах тупые рыльца пулемётов начинают ощупывать состав от паровоза до последнего вагона.
– Кстати, вон там тоже мои люди. – Кивком показываю оберсту на повернувшийся ствол носового орудия броневика, стоящего неподалеку на соседнем пути. – На такой дистанции не нужно быть даже артиллеристом, чтобы попасть по вагонам. И стоит там что-то достаточно убийственное калибра где-то шесть сэмэ… Как вы думаете, двух или трёх минут хватит, дабы устроить здесь небольшой погребальный костер, чтобы вашим солдатам удобнее было попасть в Вальгаллу?.. Для этого мне нужно только резко опустить руку вниз… Даю вам минуту на размышление…
Вся троица пытается испепелить меня взглядами. Вот так-то, господа германцы, ваша здесь не пляшет. Вот, уже торговаться начинаем…
– Какие мы имеем гарантии? – Оберст медленно, как бы через силу, произносит эти слова, затем после секундной паузы добавляет: – И как вы оцениваете свои шансы остаться в живых, если начнется стрельба?
– Я даю вам слово офицера, что в случае добровольной сдачи никто вас пальцем не тронет. Что же касается меня лично, в свое время я достаточно долго общался с одним японцем. Он рассказывал мне о кодексе чести самурая… Там есть хорошая фраза: «Если воин стоит перед выбором жить или умереть, он должен выбрать смерть»…
А всё равно стрёмно! Кто-нибудь случайно нажмёт на спусковой крючок, тут такое начнется!.. Хотя я это вряд ли увижу. Как там тот римлянин говорил?.. «Пока я жив, смерти нет. Когда она придет, я умру. Значит, мы с ней никогда не встретимся».
Отпущенное время подходит к концу, фон Керн наконец-то принимает правильное решение. Медленно расстегивает кобуру и достает свой люгер. Офицеры позади него начинают что-то зло бурчать вп