В то время как войска 2-го Белорусского фронта вели тяжелые бои на Осовецком направлении, армии 1-го Белорусского фронта наступали на Варшавском направлении.
Еще накануне вступления Красной Армии на территорию Польши военный совет 1-й Польской армии обратился к соотечественникам с призывом помогать «советским войскам уничтожать немецкие вооруженные силы», подниматься на борьбу с оружием в руках и готовиться к восстанию». Аналогичные призывы исходили и от командования Армии Людовой. Ясно было, что схватка за власть в освобожденной Польше между прозападными и просоветски ориентированными силами неминуема.
21 июля, в день создания Польского комитета национального освобождения, главнокомандующий Армией Крайовой генерал дивизии Т. Коморовский (псевдоним Бур) доложил по радио эмигрантскому правительству: «Я отдал приказ о состоянии готовности к восстанию с часу ночи 25 июля»[372]. Правительство С. Миколайчика сообщило 25 июля своему политическому представителю в Варшаве и командованию Армии Крайовой, что они самостоятельно могут принять решение о начале восстания. В это время С. Миколайчик находился в Москве, где состоялась его беседа с наркомом иностранных дел СССР В.М. Молотовым. Польский премьер, подчеркнув, что сам он представляет силы, желающие сотрудничать с СССР и «иметь за собой почти все население Польши», заявил, что все польские вооруженные силы получили приказ вести борьбу совместно с Красной Армией. Молотов, в свою очередь, заметил, что у него есть сведения «не совсем такого характера». Миколайчик сообщил, что «польское правительство обдумывало план генерального восстания в Варшаве и хотело бы просить советское правительство о бомбардировках аэродромов около Варшавы». Он также сказал, что план предложен правительству Великобритании с просьбой передать его советскому правительству[373].
Таким образом, между польским эмигрантским правительством и правительством СССР не удалось достигнуть какого-либо взаимопонимания по вопросу о предстоящем восстании в Варшаве. Отношение польского эмигрантского правительства и командования Армии Крайовой к военному сотрудничеству с Советским Союзом было сформулировано еще в мае 1944 г. Оно заключалось в следующем: «Разница в наших отношениях к немцам и Советам заключается в том, что, не имея достаточно сил для борьбы на два фронта, должны мы соединиться с одним врагом для победы над вторым…При определенных условиях мы готовы к сотрудничеству с Россией в военных действиях, но отмежевываемся от нее политически»[374].
Позиция правительства СССР по отношению к будущему Польши была изложена в заявлении Наркомата по иностранным делам СССР, опубликованном 26 июля. В этом документе отмечалось: «Красная Армия, успешно продвигаясь вперед, вышла на государственную границу между Советским Союзом и Польшей. Преследуя отступающие германские армии, советские войска вместе с действующей на советско-германском фронте польской армией перешли через реку Западный Буг, пересекли советско-польскую границу и вступили в пределы Польши. Тем самым положено начало освобождения братского многострадального польского народа от немецкой оккупации. Советские войска вступили в пределы Польши, преисполненные одной решимостью – разгромить вражеские германские армии и помочь польскому народу в деле его освобождения от ига немецких захватчиков и восстановления независимой, сильной и демократической Польши. Советское Правительство заявляет, что оно рассматривает военные действия Красной Армии на территории Польши, как действия на территории суверенного, дружественного, союзного государства. В связи с этим Советское Правительство не намерено устанавливать на территории Польши органов своей администраций, считая это делом польского народа. Оно решило ввиду этого заключить с Польским Комитетом Национального Освобождения Соглашение об отношениях между Советским Командованием и польской администрацией. Советское Правительство заявляет, что оно не преследует цели приобретения какой-либо части польской территории или изменения в Польше общественного строя и что военные действия Красной Армии на территории Польши диктуются единственно военной необходимостью и стремлением оказать дружественному польскому народу помощь в освобождении от немецкой оккупации. Советское Правительство выражает твердую уверенность в том, что братские народы СССР и Польши совместно доведут до конца освободительную борьбу против немецких захватчиков и заложат прочные основы дружественного советско-польского сотрудничества»[375].
Командование Армии Крайовой, начав подготовку к восстанию, разработало план под условным названием «Буря». Он был одобрен премьер-министром Миколайчиком. Замысел состоял в том, чтобы в момент вступления Красной Армии на польскую территорию, а под ней понималась Польша в границах на 1 сентября 1939 г., в том числе Западные Украина и Белоруссия, отряды Армии Крайовой должны были выступить против арьергардов немецких войск и содействовать переходу политической власти на освобожденной территории в руки вышедших из подполья сторонников эмигрантского правительства. «Когда армии Рокоссовского, казалось, неудержимо продвигались к польской столице, – пишет фон Типпельскирх, – польское подпольное движение сочло, что час восстания пробил. Не обошлось, конечно, и без подстрекательства со стороны англичан. Ведь призывать к восстанию население столиц, освобождение которых приближалось, стало со времени освобождения Рима и позднее Парижа их обычаем. Восстание вспыхнуло 1 августа, когда сила русского удара уже иссякла и русские отказались от намерения овладеть польской столицей с хода. Вследствие этого польские повстанцы оказались предоставленными самим себе»[376].
31 июля Ставка ВГК направила командующим войсками 1-го Украинского, 1, 2 и 3-го Белорусских фронтов, главнокомандующему вооруженными силами Польши и командующему 1-й Польской армией директиву № 220169, в которой говорилось:
«1. Ввиду того, что территория Польши восточнее Вислы в большей своей части освобождена от немецких захватчиков и нет необходимости в продолжении боевой работы польских партизан на этой части территории Польши, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает вооруженные отряды Армии Крайовой, подчиненные Польскому комитету национального освобождения, желающие продолжать борьбу с немецкими захватчиками, направлять в распоряжение командующего 1-й Польской армией (Берлинга) для того, чтобы влить их в ряды регулярной польской армии. Партизаны этого рода сдают имеющееся у них старое оружие, чтобы получить новое, лучшее вооружение.
2. Ввиду того что вражеская агентура стремится проникнуть в районы боевых действий Красной Армии и осесть на территории освобожденной Польши под видом польских отрядов Армии Крайовой, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает вооруженные отряды, входящие в состав Армии Крайовой или других подобных организаций, несомненно, имеющие в своем составе немецких агентов, при обнаружении немедленно разоружать. Офицерский состав этих отрядов интернировать, а рядовой и младший начсостав направлять в отдельные запасные батальоны 1-й Польской армии Берлинга. Оружие, изъятое из отрядов, сдавать на армейские артиллерийские склады.
Командующему 1-й Польской армией для этой цели сформировать к 7 августа сего года отдельные запасные батальоны: для 3-го Белорусского фронта в районе Вильно, для 2-го Белорусского фронта в районе Белостока, для 1-го Белорусского фронта в районе Люблина и для 1-го Украинского фронта в районе Ярослава.
Рядовой и младший начсостав, направленный в отдельные запасные батальоны, тщательно проверять информационному отделу 1-й Польской армии. Проверенных направлять в запасный полк 1-й Польской армии в город Люблин…»[377]
Маршал Советского Союза Рокоссовский в своих мемуарах следующим образом характеризовал Армию Крайову: «От первой же встречи с представителями этой организации у нас остался неприятный осадок. Получив данные, что в лесах севернее Люблина находится польское соединение, именующее себя 7-й дивизией АК, мы решили послать туда для связи нескольких штабных командиров. Встреча состоялась. Офицеры-аковцы, носившие польскую форму, держались надменно, отвергли предложение о взаимодействии в боях против немецко-фашистских войск, заявили, что АК подчиняется только распоряжениям польского лондонского правительства и его уполномоченных… Они так определили отношение к нам: “Против Красной Армии оружие применять не будем, но и никаких контактов иметь не хотим”»[378].
1 августа в Варшаве началось восстание. «Это известие сильно нас встревожило, – вспоминал Рокоссовский. – Штаб фронта немедленно занялся сбором сведений и уточнением масштаба восстания и его характера. Все произошло настолько неожиданно, что мы терялись в догадках и вначале думали: не немцы ли распространяют эти слухи, а если так, то с какой целью? Ведь, откровенно говоря, самым неудачным временем для начала восстания было именно то, в какое оно началось. Как будто руководители восстания нарочно выбрали время, чтобы потерпеть поражение… Вот такие мысли невольно лезли в голову. В это время 48-я и 65-я армии вели бои в ста с лишним километрах восточнее и северо-восточнее Варшавы (наше правое крыло было ослаблено уходом в резерв Ставки двух армий, а предстояло еще, разгромив сильного противника, выйти к Нареву и овладеть плацдармами на его западном берегу). 70-я армия только что овладела Брестом и очищала район от остатков окруженных там немецких войск. 47-я армия вела бои в районе Седлеца фронтом на север. 2-я танковая армия, ввязавшись в бой на подступах к Праге (предместье Варшавы на восточном берегу Вислы), отражала контратаки танковых соединений противника. 1-я польская армия, 8-я гвардейская и 69-я форсировали Вислу южнее Варшавы у Магнушева и Пулавы, захватили и стали расширять плацдармы на ее западном берегу – в этом состояла основная задача войск левого крыла, они могли и обязаны были ее выполнить. Вот таким было положение войск нашего фронта в момент, когда в столице Польши вспыхнуло восстание»[379].