— Зато не надо больше думать о заправке, — сказал я.
Подумалось о том, что пока бензин у нас дармовой. А вот в 2025 году его стоимость приблизится к доллару. Точнее, будет 80 центов, по нынешнему курсу 960 рублей, в сто раз дороже.
Отчим меня будто не слышал, говорил о своем:
— Ни за шо не хотел бы иномарку. Как ее чинить? Где детали брать? Мою ласточку я и сам могу. А та поломалась — двести баксов отдавай. Они ж ведь не для наших дорог!
Подумалось, что для человека, готового выложить за пригнанный «опель» от трех до пяти тысяч долларов, это мелочи.
— Ну что, с богом! — Василий перекрестился на иконку Николая Чудотворца, откинул козырек, где у него скрывался целый пантеон святых, еще раз перекрестился. — Николай тут и был, когда я машину покупал. Чудом уцелел, от смерти спас водителя.
— Давно это было? — поддержал беседу я, глядя на низвергнутые ураганом тополя, валяющиеся в канавах, которые так и не убрали.
— Три года как, — охотно поделился он. — У меня был оранжевый «Запорожец», и вдруг сосед в аварию на «Волге» попал, ноги переломал, хребет сломал, машину разбил, — он погладил руль. — И предложил мне купить ее за полторы тысячи рублей. Ну как отказаться? Я со сберкнижки снял две тысячи и начал ее потихоньку восстанавливать. Сам. Этими руками! — Он отпустил руль, растопырил пальцы, снова схватился за него. — Крылья все не решусь покрасить, по разборкам собрал, геометрию кузова вытягивал. Но самое хорошее не это! Деньги-то на книжках пропали! Я тогда из-за денег с женой развелся, не простила она мне этого. Так бы сгорели — и все.
Интересно, переместись я не в 1993, а в 1990 год, удалось бы мне убедит людей снять деньги с книжек? Да и сейчас есть в чем их убеждать: не покупать акции «МММ», а если они на руках — избавляться от них. Но только кто меня послушает?
Как донести до людей правду? Листовки расклеивать? В газете никто такое не напечатает, даже если подкупить рядового сотрудника, потому что вся информация согласовывается с главредом, а главред и деньги связываться не будет, потому что потом его снесут за клевету. Если же выпустить серию статей, где информацию подавать завуалированно, ее поймут только умные, которые и так в курсе, чем все закончится.
Но все равно, даже если сто человек удастся уберечь от ошибки, это будет огромный плюс к моей нелегкой миссии. Нужно хорошенько подумать, как это провернуть. Я скосил глаза на отчима. Вот он, типичный представитель трудового класса, можно узнать у него.
— Василий Алексеевич, — нарушил молчание я.
— Ну? — буркнул он, глядя на дорогу, где яма была на яме.
— Если я вам скажу, что скоро лопнет «МММ» и акции сгорят, вы мне поверите?
— Нет, — бросил он.
— Почему?
— Ты не можешь этого знать.
Я зашел с другой стороны:
— А если в газете прочитаете?
Отчим задумался, помолчал немного и тоже мотнул головой.
— И им вряд ли.
— А кому железобетонно поверите?
Ответил Василий без раздумий:
— Провидице Даромире. Все, шо она мне говорила — сбылось. И шо разведусь скоро, и шо найду свою любовь, но будет сложно, и… — И снова этот взгляд, словно я — говорящая собака, — путь к деньгам укажет молодой человек, но надо напрячься, дабы… Это же ты, Пашка! Вот видишь, и в этом она права! Всё, совершенно всё сбылось! — Внезапно отчим погрустнел и выдал: — Будет и потеря, большая потеря. Кто-то меня подставит, я лишусь чего-то важного.
— А про «КАМАЗ» она знает? — уточнил я. — Которым фактически владеет только ваш Лёха?
— Знает. Но при чем тут это? Алексей надежный, я ему верю.
— Это и есть потеря, о которой говорила Даромира, — попытался хотя бы так предостеречь его я.
Василий Алексеевич задумался и надолго замолчал, а я представил выступление Даромиры, увешанной оберегами, с негнущимися от перстней пальцами, перед полным залом зрителей. «Продавайте акции, пока не поздно — истину говорю вам! Вижу, вижу обман. Обманут вас. Не получите вы денег. Избавляйтесь от акций срочно!» Глупость? Но такие вот легковерные, как Алексеевич, поверят и побегут продавать их. А потом прозреют, как и те, кто не сделал этого: а ведь не обманула ведьма!
— Наверное, так и есть, — подвел итог услышанного Василий. — Вернусь — серьезно с ним поговорю.
— Не вздумайте! — воскликнул я. — Сперва найдем юриста, который расскажет, как перестраховаться.
— Доверять людям надо, — пристыдил меня отчим.
Это да, но не гнилушкам, как тот мент.
— Не надо с ним говорить. Если он задумал плохое, то поймет. Что появилось опасность, и заберет машину. А так пока не хочет связываться с вами, бодаться. Вы же ремонтируете машину по очереди и, наверное, как что-то вскоре полетит, это ваши проблемы? Так что сперва юрист, потом будем думать, что делать дальше.
Отчим обиженно засопел и сосредоточился на дороге.
— Убью, — пробормотал он. — Если кинет — убью!
— И вас посадят лет на десять. Пока рано переживать, пусть идет как идет.
— Ладно, — буркнул он и сменил тему: — Знать бы еще, где какой колхоз и кто что выращивает.
Я начал перечислять:
— Арбузы, дыни, подсолнечник, зерновые, рис… Кстати, рис — неплохо.
— Сахарная свекла тоже хорошо. Сахар — белое золото. Как и мука, он нужен всем и всегда. Ну и фруктов тут много. А еще — винзаводы, но расплачиваться вином с рабочими нехорошо. Не оценят, переведут дорогой продукт.
— Ищем рис, семечки, элеватор.
— Это я помню! Это недалеко, километрах в тридцати.
Как же хорошо станет в будущем! Ввел запрос в поисковике: «зерновой элеватор» — получил адреса и контакты, а тут вслепую тыкаться приходится. Наверняка существует справочник, содержащий информацию о предприятиях. Где бы его раздобыть?
Увидев указатель с названием совхоза «Ленинский путь», мы переглянулись.
— Поехали на разведку, — предложил Василий.
А как волновался поначалу, аж почернел перед визитом к Завирюхину! Теперь же рвется в бой, землю роет, копытом бьет.
Двухэтажный админкорпус находился в центре села, между двумя пятиэтажками. Рядом стояли «запорожец» и «москвич». Не научились еще начальники зарабатывать, не поняли, что им дали карты в руки: можно всех нагнуть и стать хозяином завода, это пытается провернуть бывший начальник винзавода, можно попытаться сохранить предприятие, как это делает Завирюхин.
Мы сразу направились на второй этаж, где обнаружили директора: уставшего мужчину в коричневом брючном костюме, похожего на Шурика в преклонном возрасте.
Из недлинного разговора выяснилось, что у совхоза есть черешневый и абрикосовый сад, а также тут выращивают огурцы и помидоры в грунте и теплицах, кабачки, баклажаны и перец, у них свой консервный завод, выпускающий кабачковую икру, яблочный сок, абрикосы в собственном соку, томатную пасту, маринованные помидоры, огурцы, перец — все высочайшего качества, можно хоть сейчас попробовать.
— Это еще не все! У нас собственная пекарня! — распекался директор. — Только она деньги и приносит, хоть едой с людьми расплачиваюсь.
Мы попросили сформировать запрос, что ему нужно, он выкатил целый список: от муки и соли до дизтоплива. Про ЖБИ мы спрашивать не стали — и так все понятно.
Из предложенного им нам подойдет разве что томатная паста, кабачковая икра и хлеб. А вот абрикосы в собственном соку в литровых банках наверняка будут интересны деду, когда у него кончится товар. Он поехал по другой дороге. Надеюсь, найдет что-то подобное.
У него теперь есть машина, потому вес полученного товара не принципиален, а цена у абрикосов смешная — 150 рублей за банку. В нашем регионе, где их можно поехать и насобирать тонну под придорожными деревьями, эти банки бессмысленны, а в Москве они — экзотика. За тысячу улетят только так.
Потому я купил шесть паков по двадцать четыре банки, потратив чуть больше двадцати тысяч, а превратится это в сто сорок четыре тысячи!
Директор колхоза и минимальным деньгам был рад. Зато я увидел, как товар проводят через накладные и бухгалтерию, нам даже сопроводительные документы дали.
— Зачем тебе абрикосы? — спросил отчим, садясь за руль.
— Деду в Москву, они там не растут, — объяснил я.
— А-а-а!
В следующем колхозе, «Заря», нам повезло больше: там было зернохранилище. Директор, длинный и тонкий, как макаронина, Юрий Никитич Мутко, оказался словоохотливым и рассказал, что покупатель за товаром не приехал, теперь оно портится, а сдать зерно на хранение в элеватор денег нет, пробиться на рынок нельзя из-за бандитизма и поделенных сфер влияния, продавать за копейки он не будет из принципа.
Цена оказалась более чем приемлемой. Я попросил сформировать запрос, что нужно колхозу, пообещав забрать зерно. Зерно — то, что мне надо!
И этим нужно было дизтопливо. Василий сказал, что будет, а еще у нас есть хлеб, икра и железобетонные конструкции. Директор согласился на хлеб и икру.
Снова обмен контактами, экскурсия в зернохранилище, чтобы мы убедились, что зерно не прелое, без жучка.
В машине я сказал отчиму:
— У этих купим пшеницу, отвезем на мельницу, получится мука и отруби. Отруби дешевые и объемные, мы ими расплатимся за помол. Заберем муку, отдадим предыдущему директору, возьмем икру и хлеб, расплатимся с этими, а оставшуюся муку продадим, это будет наш доход.
— Как ты себе это представляешь? — спросил отчим, когда мы уже тронулись. — Встанем на рынке и будем продавать с машины?
Я качнул головой.
— Нет. Зачем привлекать внимание? Заедем в любое село, встанем возле магазина, где наверняка нет ни муки, ни сахара в промышленных объемах, и местные растащат все, как муравьи. Осталось найти мельницу.
Увидев магазин, Василий воскликнул:
— О! — И остановился. — Сейчас выясню, продавщицы все знают.
Он юркнул в магазин, а вернулся через пару минут с новостями:
— Мукомольный завод в сорока километрах отсюда, возле аэропорта. Погнали?
И мы погнали.
Переговоры с директором мельницы закончились почти в шесть вечера. Мы уезжали голодные, уставшие, но полные задора.