— Кто это? — удивился Мановар.
— Был один жирдяй, — объяснил Рамиль. — На даче летом жил, на зиму уезжал в Саратов. Лох лохом, мы взялись его воспитывать. Он за полтора месяца похудел, на тренировки стал ходить.
— Уезжал уже более-менее нормальным, — продолжила Гаечка. — Интересно, что с ним сейчас.
— Скоро узнаем, — сказал я, вскрывая конверт.
Там оказался еще один конверт, маленький, с подписью: «Наташе», его я незаметно от остальных положил в карман, вспомнил, как Толстый на нее слюни пускал и посочувствовал ему. Развернул лист, достал фотографию, на которой был запечатлен рослый вихрастый парень, скорее мускулистый, чем нормального телосложения. Гаечка вскочила, встала радом со мной и воскликнула:
— Это он, что ли? Он! О-фи-геть!
Забрав фотографию, она передала ее дальше. Лихолетова, Мановар и Памфилов с Кабановым, которые присоединились к нам позже, отсели, остальные собрались в круг на матах. Фотография пошла по рукам, каждый считал своим долгом издать возглас удивления.
— Фантастика! — прогудел Чабанов.
Молчаливый Минаев покачал головой.
— Прям красавчик, — вынесла вердикт Алиса.
— А что он пишет? — спросил Илья. — Радостно за него. Пусть все будет хорошо!
— Внимание! — Я щелкнул пальцами и собрался читать, но клацнула входная дверь, и донеслись мужские голоса. Все знали, кто собрался к нам в гости, но все равно напряглись.
Вскоре появились Игорь и его молодой отец, Алан.
— Здорово, парни! — поприветствовал нас Алан с узнаваемым московским акцентом. — И девушки!
Все были в спортивном, и Рамиль, сверкнув глазами, бросился боксировать с Игорем. Показательно изображая бой, в конце представления они похлопали друг друга по спине.
— Мне будет не хватать толкового спарринг-партнера, — сказал Рам.
— И мне вас будет не хватать, — грустно улыбнулся Игорь.
— Переезжайте на юг! — предложила Гаечка. — У нас тут море!
— А в Москве — деньги и бизнес, — сказал Алан. — Так бы — с радостью. Может, на пенсии. Мы уезжаем ночью из Краснодара. Надо собраться, то-се. Так что уже не увидимся.
— Значит, летом приезжайте! — предложил Ян.
«Надеюсь, будет куда, — подумал я. — Жить в подвале без туалета и душа — не дело».
— Летом — обязательно! — пообещал Игорь, повернулся к отцу. — Правда, па? Лучше сюда, чем в лагерь. Присматривать за мной не надо.
— Посмотрим, — не стал обещать Алан, нашел взглядом меня и дальше говорил, обращаясь ко всем, но больше — ко мне: — Игорь все рассказал. Я очень благодарен, что вы помогли моему сыну и знаю, что вам нужно. Обещаю: в течение месяца это у вас появится.
Никто не стал спрашивать, что это, да и неважно: обещанного три года ждут.
Воцарилось неловкое молчание, которое нарушил Алан:
— Давай, Игорь, прощайся с друзьями, и погнали.
Игорь отмер и подошел к каждому, пожал руку. Алисе руку поцеловал — она залилась краской. Гаечка и Лихолетова были готовы и пережили галантность, не смутившись.
Прощание затянулось минут на десять, и радостное предвкушение подернулось налетом грусти. Наконец Игорь закончил:
— Увидимся, друзья.
Две фигуры пересекли хорошо освещенное помещение и погрузились во мрак, в тишине доносились едва уловимые шаги, которые вскоре оборвались хлопком двери.
— Читай! — мгновенно переключился Ян, и я вернулся к письму Тимофея.
— Привет, Павел, Илья, Ян, Борис, Дмитрии, Рамиль, Саша, Алиса и Наташа!
Поздравляю с новым годом и желаю каждому того, что ему нужно.
Еще раз говорю спасибо, что вы открыли мне глаза на то, кем я был! Я мог бы написать, на сколько похудел, но просто присылаю фотографию. Теперь вам со мной будет не стыдно. Продолжаю ходить на бокс. Тренер даже включил меня в состав, который выступал за школу, но я ничего не выиграл. Расстроился, конечно, но тренер сказал, что я все равно молодец.
Отдельное спасибо за это Шевкету Эдемовичу, который заставил поверить в себя.
Из старой школы меня перевели в хорошую, бабушка пролечилась, чувствует себя нормально, продолжает пытаться меня контролировать и закармливать, но я борюсь.
С одноклассниками у меня отношения нормальные, никто не дорывается. Один раз попытались, получили по лицу и отстали. Учусь средне, тройка по алгебре.
Скучаю по вам и по нашей (теперь вашей) даче. Очень хочу приехать. Надеюсь, вы меня не забыли и ждете в гости.
Ваш бывший толстый приятель Тимофей.
Я смолк, увидев постскриптум: «Паша, ты прочтешь письмо первым, передай, пожалуйста, отдельное поздравление Наташе». Читать это вслух я не стал, дабы оградить Тимофея от будущих насмешек. Вспомнилось, какими глазами он смотрел на Наташку, которая не обращала на него внимания.
— Давайте писать письмо турецкому султану, — воодушевился Илья. — Каждый напишет немного о себе. И новенькие представятся. — Он покосился на четверку, не знакомую с Тимом.
Действо заняло полтора часа. Каждый упражнялся в остроумии и хотел выделиться. Потом мы написали письмо Чуме и поручили Илье отправить все завтра на почте.
Так что домой мы с Борисом попали в начале десятого. Отчим сразу же спикировал ко мне и затараторил вполголоса, выпучив глаза:
— Звонил я тепловозисту. Он еще троих подтянул, сказал, топливо будет хоть завтра. Шо делать? Так быстро все, без тебя по колхозам я звонить не стал, бо не понимаю, шо за чем делать и вообще, и телефонов у меня нема, ты их записывал в свою секретную тетрадь. Вообще не понимаю, шо и куда, и зачем! Давай ты мне расскажешь сперва, шобы я понимал.
— Конечно, — кивнул я, снимая ботинки и пропуская Бориса вперед. — Дед не звонил? Как он добрался?
— Звонил. Дома уже, — отчитался отчим. — Андрей этот, шо в больнице, вроде полегче. Оля спит,
— Ну и славно. Давайте поедим, а то я такой голодный, что мир в опасности.
— Тепловозист ждет! — запаниковал отчим. — Ему ответ нужен срочно, а то сольется, и шо мы будем делать?
Василий молодец, что сам не стал пытаться разрулить то, в чем не разбирается, меня дождался. Вопрос, будет ли он и дальше действовать так же, или попытается перетянуть одеяло на себя?
— Ладно, сейчас позвоню ему, — сдался я, отчим и так нервничал.
Я подошел к телефону, набрал пять цифр. Машинист ответил сразу же:
— Да.
Голос у меня был взрослым, потому я решил поговорить с ним сам.
— Еще раз добрый вечер. По поводу нашего сегодняшнего разговора. Вы же понимаете, что нам нужно топливо не для личного пользования, у нас есть заказчики, которые на рабочих местах вечером не присутствуют. Мы пытались им дозвониться, но ответа нет. Попытаемся завтра, но это Рождество, так что, к сожалению, точное количество необходимого скажем лишь в понедельник. Заберем в понедельник или во вторник утром. Так что пока подготовьте все, включая тару — с возвратом, конечно. Минимум тысяча литров нужна.
— Так я не понял. Я думал, сегодня уже заберете…
— Разговор был о перспективе. Нам нужно все уточнить с заказчиком. Без него мы ничего сделать не можем. Собирайте пока товар, в понедельник во сколько звонить? Вы будете дома?
— В семь утра, — расстроенным голосом сказал Ринат.
— Железобетонно тысяча литров, — повторил я. — Но, возможно, и больше. Поскольку нам нужно переговорить с заказчиками, а в такую рань это невозможно, конкретика будет только после обеда.
— Значит, созвонимся вечером, когда домой вернусь, — нашел выход Ринат. — В девять вечера.
— Отлично! К этому времени мы будем знать, сколько нам нужно топлива. Может, до полуночи все заберем. До связи.
— Понедельник! Девять вечера!
— Железобетонно, — подтвердил я, повесил трубку.
Отчим стоял рядом, все слышал, потому переспрашивать ничего не стал. Щелкнул пальцами и воскликнул:
— Я кое-что забыл. Точнее, не забыл — не успел сделать: то одно отвлекло, то другое.
Василий сунул руку в один карман, во второй, долго что-то искал, но в конце концов нашел смятые десять баксов, разгладил их ладонями и протянул мне.
— Вот! Я их проспорил, ты выиграл.
— Давайте вложим их в дело, — предложил я, отодвигая его руку. — Как раз двести литров солярки столько стоят. Это будет ваш вклад в общее дело. Вот когда будет прибыль, отдадите из своих.
Денег у него наверняка нет, все потратил на новый год: то детям подарки, то — подарки членам новой семьи. Потому сопротивляться он не стал, забрал деньги обратно.
— Ты что-то говорил про прибыль, — сказал отчим и усмехнулся в усы. — Как будем делить шкуру неубитого медведя?
— Ваши предложения? — решил я проверить его адекватность.
Он сморщился и почесал в затылке, потом принялся грызть ногти.
— Я даже не знаю…
— А вы подумайте, взвесьте все и изложите, — предложил я. — А я наконец поем.
Боря уже хлебал борщ. Я налил себе, выловив крупный кусок мяса, только уселся — зашел отчим, оседлал стул и выдал:
— Как я это вижу. Без тебя я ни за шо до такого не додумался, то есть ничего этого не было бы. Тебе, в свою очередь, нужно было найти доверенное лицо, что сложно. Получается, что ни без меня, ни без тебя схема не заработала бы. К тому же у меня есть грузовик, он нам понадобится.
«Пока есть», — подумал я.
— К тому же тебе надо учиться. А значит, много сделок я буду проводить сам, — отчим замолчал, будто бы испытывая чувство вины, и отвернулся.
К чему, интересно, он клонит? Хочет отжать мою идею? Аж кусок в горло не полез. Что ж, я понимал, что такой риск есть. «Ты ребенок, вот тебе леденец — будь счастлив, оставь взрослые дела взрослым». Если так, пошлю к черту и не буду ничего ему объяснять, а без меня он по простоте душевной вряд ли разберется, что делать.
Боря почувствовал себя лишним, доел и удалился.
— Потому мой вариант — пятьдесят на пятьдесят, — выдавил из себя отчим.
Аж стыдно стало, что я о нем подумал плохо. Все с точностью до наоборот: ему неудобно просить себе половину, когда он понимает, что ни черта не понимает. Однако такое быстро забывается. Вскоре он освоится, сообразит, что к чему, и решит, что договариваются с кем? С ним. «КАМАЗ» чей? Его. Я сделал свое дело и могу быть свободным.