— Три тонны! Это две тонны муки плюс центнер-два. Двести тысяч чистой прибыли! Куда мы столько товара денем?
— Сорок четыре мешка-то? Пф-ф-ф. Продадим. Обменяем на что-то. Да мало ли куда! Это ведь продукт первой необходимости. Порадуем Мутко, купим на перепродажу тонну картошки, будем ездить по улицам и предлагать. Только весы нужно где-то добыть. Сможете?
Василий потер подбородок.
— Попытаюсь взять в аренду.
— Вот! — воздел перст я. — И еще сто тысяч плюс на картошке. Как вам?
Он потряс головой.
— Слишком! И слишком… просто. И очевидно. Не верится. Вот подержу в руках деньги, тогда поверю. И еще громкоговоритель нужен… Голова кругом!
— Звоним на мукомольный завод? — предложил я.
— А не рано ли? — встопорщил усы отчим и потер лицо.
— Предварительно, — упокоил его я. — Просто напомним о себе.
Там нам не отказали, но попросили обращаться с конкретикой.
Освободились мы ближе к одиннадцати, еще Василий звонил Пацюку, договорился взять машину на неделю. Тот ему долго компостировал мозги, что пора покупать новую резину, менять масло и делать плановый ТО. Отчим пожаловался на безденежье и пообещал все это сделать, когда заработает — то есть через две недели. Мента такой ответ удовлетворил.
Закончив с этим, мы рванули на центральный рынок — менять акции на деньги, а их — на доллары. Интересно, на сколько подорожали акции за новогодние праздники? Даже если ни на сколько, денег у нас будет более чем достаточно: чуть более семисот тысяч, семьсот баксов — считай, машина.
Хорошо, что при всей его въедливости Василий оказался достаточно рисковым для того, чтобы продать акции и вложить их в дело.
Собирался он до невозможности долго, метался из угла в угол, паниковал — ну еще бы, пять акций «МММ» — это все его сбережения!
— Тебе пистолет подарили, давай его возьмем, — предложил отчим.
— Так он газовый, — пожал плечами я. — Хулиганье на нас двоих не сунется, а кто поопытней, поймет в чем дело и не испугается, а разозлится.
Однако лицо отчима было красноречивее слов. Пользоваться пистолетом Толик все-таки меня научил, отчим тоже присутствовал при тестировании пистолета, игрался. Вблизи пользоваться им было нельзя — существовал риск самому хлебнуть своего же газа, следовало отойти на пару-тройку метров и только тогда стрелять, а потом уносить ноги. Пистолет, «Перфекту», я протянул отчиму, но тот качнул головой.
— В твоих руках он сработает неожиданней.
Так что из дома мы выходили вооруженными.
В пункте продажи акций толпился народ — в основном скупали их, причем по курсу… 55 000! А продавали за 55 050. Мы с отчимом хлопнули друг друга по рукам и пристроились в хвост очереди, который тянулся аж на улицу.
Спустя пару минут у нас на руках было моих 550 500 рублей и 275 250 отчима, то есть 825 750. В принципе, можно было не насиловать себе мозг обменом одного товара на другой, а сразу рассчитываться налом, но надо было с чего-то начать и обкатать схему.
— Все меняем? — уточнил отчим уже на улице, недоверчиво глядя на проходящих мимо мужиков протокольной наружности.
— Желательно. Оставим сотку на непредвиденные расходы, оплату будем производить в долларах, у меня есть надежный валютчик. Идемте к нему.
Павел, как обычно, расфуфыренный и наглаженный стоял на своем месте, сунув руки в карманы. Его напарница Леночка стояла неподалеку, опершись о стену и разгадывая кроссворд. Увидев меня, валютчик улыбнулся.
— О, юный финансовый гений! Рад видеть!
Он пожал мою руку, затем — руку Василия и спросил:
— Купить? Продать?
— Баксы нужны, — сказал я. — Какой нынче курс?
Я ожидал услышать, что 1150 за один доллар, как был, или 1200.
— Тысяча четыреста покупка, — озвучил курс валютчик, и я аж икнул, а Василий выпучил глаза. — Тебе могу сделать тысячу триста восемьдесят. Чего глаза таращите? Теперь так.
— А вдруг опустится? — с надеждой проговорил отчим.
Я подумал, что все, конец мнимой стабильности, свистопляска началась, и качнул головой.
— Увы, доллар будет только расти. И цены будут расти, только и успевай за ними.
— Парень дело говорит, — кивнул валютчик. — У него феноменальное чутье.
— Так что делаем? — растерянно спросил отчим.
— Нам надо посовещаться, — сказал я валютчику, и мы отошли в более-менее безлюдное место на пустыре.
Я достал калькулятор, объяснив:
— В долларах расплачиваться невыгодно. Оставляем минимум рублей на закупку и сдачу, остальное меняем.
Я принялся считать. Допустим, мы купим те самые две с копейками тонны солярки. Оставляем сто сорок тысяч с запасом. Тонна картошки — сто пятьдесят. Округляем, получаем триста тысяч.
— И сто тысяч. Мало ли что случится, — пробурчал отчим. — Четыреста. Двести твоих, двести моих.
Последнее он говорил жалобно, потому что это были его последние деньги, он на кон поставил все, и, если прогорит, останется банкротом, аж мне его неуверенность передалась.
И правда ведь, мы разбираемся в этих процессах только в общих чертах, а сколько существует нюансов, которые могут поставить крест на нашей задумке! Например, нуждающийся в ТО «КАМАЗ» сломается в дороге, как в самый неподходящий момент случилось с бабушкиным водителем.
Нас могут кинуть. Нам могут дать от ворот поворот из-за отсутствия у нас права на коммерческую деятельность.
Нас могут тормознуть и выпоторошить гаишники.
Процесс превращения пшеницы в муку мне и вовсе непонятен. Что, как, куда, зачем? Это с первого взгляда все просто, а столкнешься — голова кругом от вопросов.
Но мы уже ввязались в бой. Вот решу проблему усыновления детей, и появится конкретика.
— Меняем четыреста двадцать пять тысяч, — сказал я, отчим кивнул и отправился к валютчику.
Глава 18Бог сотворил людей разными…
— Кто тебе эти дети? — спросил отчим, когда мы ехали домой после обмена денег. — Почему ты так о них печешься?
— Просто помогаю, — ответил я, глядя на выхлопную трубу грузовика, исторгающую черный дым.
Бывают дни, когда чувствуешь себя вареной жабой, хочется залечь на дно и пустить пузыри. А бывает, знаешь, что сегодня все по плечу. Сейчас в крови бурлил коктейль гормонов, и я ощущал себя если не всемогущим, то сильным, уверенным, окрыленным. Казалось, никакая неудача не может меня остановить.
На рынке я купил новенький пакет, куда положил пачку кофе, которую возил с собой, и сникерс — дабы сразу произвести правильное впечатление на начальницу.
— Это правильно, — поддержал мои начинания отчим. — Это как десятину церкви отдать, иначе удача может отвернуться. Ну, если будешь только грести под себя.
И как ему объяснить, что, помимо всего прочего, я чувствую в своих руках нити-паутинки, из которых соткано полотно реальности. Потянешь не так — все рухнет. Распутаешь хитросплетения правильно — прибавишь миру несколько месяцев жизни.
— Не совсем так, — все-таки решил высказаться я. — Смотрите. Есть мир, а есть мы. Каждый человек — тоже мир, единственный и неповторимый. И, когда кто-то умирает, гаснет целая вселенная, ведь никто так, как именно этот человек, не мог ее воспринимать.
— Ну-у-у, — только и прогудел Василий удивленно и растерянно, я продолжил, меняя тему на более понятную для него:
— Если каждый сделает мир вокруг себя немного лучше, то злу не останется места. Видели бы вы этих детей раньше, до того, как за них взялась Лидия — дикие, грязные, во вшах, вороватые и невоспитанные. Они до восемнадцати лет вряд ли дожили бы. А сейчас нормальные дети, стараются, учатся. Три спасенных жизни.
— Это правильно. — Он зевнул и повернул с главной дороги в наше село. — Тебя сейчас куда отвезти? В кооператив на дачу? Потом подбросить в город не смогу, бо поеду к Лёхе, после — рупор искать и весы.
— Рано еще, — осадил его я, хотя самого одолевала жажда деятельности.
— И еще по своим делам надо. — Он заерзал на сиденье, словно оно жгло его зад.
Что у него за дела такие? Уж не к Даромире ли своей намылился погадать на удачу?
— Слушай, — нарушил молчание Василий, — а в мастерской твоего знакомого можно отремонтировать «КАМАЗ»?
— Это же не срочно? — уточнил я. — Давайте сперва дела сделаем, заработаем, а потом — ремонт. Он же тоже денег стоит.
Я на сто процентов был уверен, если заведу разговор про то, что Пацюк перед тем, как кинуть партнера, хочет выжать из него максимум, Василий начнет злиться и твердить, что он не хочет оскорблять друга недоверием.
— И не вздумайте делиться бизнес-планом с этим Лёхой, — напомнил я. — Нельзя, сглазит, удача отвернется.
— Нельзя, — согласился отчим.
Возле нашего дома он чуть сбавил скорость и кивнул на двух гопников, играющих в карты на тротуаре.
— Третий раз их тут вижу. Не нравятся они мне. Еще раз увижу, прогоню. А то квартиру страшно оставить, — он перешел на шепот: — когда у нас там столько денег. И с собой бабки носить — тоже опасно.
Словно услышав его слова, один гопник вскинул голову, что-то сказал второму, и он тоже посмотрел на нас.
— От чертяки! — Василий переключился на первую передачу, но «чертяки» потеряли к нам интерес и вернулись к картам.
Если бы они стояли на стреме, как-то отреагировали бы, подали знак своим. А эти будто ждали кого-то, а может, их приставили за кем-то следить.
Еще немного проехав, мы свернули в дачный кооператив. Когда остановились напротив бывшей дачи Тимофея, а теперь моей, я отдал отчиму свои деньги, оставив пятьдесят баксов десятками — на взятку в опеку. Если обойдется малой кровью — ну не звери же там? — сэкономленное отдам Лидии, пусть купит вкусного детям или одежду какую-нибудь.
— Приехали! — донесся из-за забора звонкий Светкин голосок, которая нас, видимо, караулила.
Василий с трудом развернулся на узкой грунтовке и покатил назад под собачий гвалт. Щеколду открыл Бузя — нарядный, важный, в белой рубашке и черных брюках.
— Куда ты раздетый! — крикнула Лидия, и паренек рванул назад, а ко мне прибежал Лаки, заскулил, встал на задние лапы и замолотил хвостом, облизывая мои руки.