— Доброе утро, — поздоровался я и сразу перешел к делу: — Вы не знаете, в каком отделении мой брат Андрей? Толик не сказал случайно?
— У него закрытый перелом ребер и сотрясение мозга, — отчитался отчим. — Был в неврологии, потом в дурдом перевели. Ну, когда второй раз попытался прыгнуть из окна, уже в больнице. Чего ты спрашиваешь?
— Интересно, — пожал плечами я. — Брат все-таки, хоть и бестолковый.
— Мы уже сейчас поедем с Оленькой узнавать про документы на твой участок, — отчитался отчим. — Чем раньше это сделаем, тем лучше. Потом Олю — к Гайде, у них хорошие отношения, а я — узнавать за подключение. После пообедаем и — везем Гайде к Эльзе Марковне.
— Отличный план! — Я показал «класс». — Только деньги не забудьте поменять на доллары, если, конечно, не планируете тратить рубли в ближайшее время.
— Планирую, — сказал отчим. — Все потратим, заработаю снова, и вот те поменяю.
— Разумно, — кивнул я, уступил место за столом Борису и переместился в зал, где застелил постель и уселся на кровать, ожидая, когда все уйдут.
Пока есть несколько часов, поучу уроки. Все-таки до чего же лучше запоминается, когда ты молод! И цифры, и определения, и иностранные слова.
Проснулась мама и привнесла в реальность турбулентность. Есть люди, которые вроде тихие, но в их присутствии возникают некотролируемые вихревые потоки, все вокруг начинает хаотично двигаться, и чувствуешь себя маленьким самолетиком, которого швыряет из стороны в сторону. Борис собрал сумку и помахал рукой.
— Блин, как же я тебе завидую! — не удержался он. — Так в школу не хочется!
— Надо, Боря, надо.
Брат удалился, а я засел за уроки и сидел так до одиннадцати, после чего собрался и поехал в город на мопеде, рассчитывая купить Андрюше вкусного — не с пустыми руками же идти.
В палату к Андрюше меня предсказуемо не хотели пускать — дескать, он на транквилизаторах, спит. А если не спит, то любой контакт с внешним миром может спровоцировать суицидальные мысли. Ни за две тысячи не хотели пускать, ни за пять. Десять тысяч было жалко, но еще жальче бабушку, которую смерть этого оболтуса может подкосить.
Потому я разразился жалобной речью, что не прощу себя, если не увижу братика, последнее отдаю, на сумку себе копил, не ел, не спал, пожалейте! Оделся я специально бедненько, в курточку, которая была коротка, и речь произвела эффект, врач задумался. А когда я попросил присутствовать при нашем разговоре с Андреем, сердце его дрогнуло. А может, не сердце дрогнуло, а жаба сдавила лапками горло, и он повел меня по обшарпанной наркологии, которая больше напоминала тюрьму: везде были решетки, а вместо молоденьких медсестричек — угрюмые мордовороты-санитары. Психов, надо полагать, тут нет, они в другом отделении, тут наркоманы и алкоголики, потому было тихо. Так тихо, что оторопь брала.
Отперев дверь, врач впустил в палату сперва меня, потом вошел сам.
Я ожидал увидеть Андрюшу в смирительной рубашке привязанным к кровати, но он действительно просто спал, отвернув перебинтованную голову к стене.
— Говорил же — спит, — извиняющимся тоном сказал врач, который деньги-то взял, но толку от этого для меня не было.
Я прошел к кровати, уселся на край и громко позвал:
— Андрей!
Врач всплеснул руками и забормотал:
— Т-с-с! Сон — это его лечение, не буди…
Знал бы он, что на самом деле лечение для Андрюши — мои способности. Брат застонал и повернул расцарапанное, щедро смазанное зеленкой лицо, на котором читалось абсолютное безразличие. Видимо, из окна он выпрыгнул в кусты, и они смягчили удар.
— Слушай, — начал внушение я, — тебе не нужны наркотики. Ты не жалеешь о них. Ты будешь слушаться мать, пойдешь учиться, потом работать и станешь нормальным человеком. Понял меня?
В глубине зрачков плеснулся страх, как пойманная на крючок рыбина — и снова воцарился штиль эмоций. Врач шагнул ко мне, взял под руку и рывком поднял.
— Мы о таком не договаривались. Нельзя его беспокоить.
Хотелось огрызнуться, что взятку надо отработать, но я свое получил (сработало бы внушение!) — смысл тратить нервы? Врач не быковал и не отчитывал меня, а просто молча вывел из отделения и запер дверь. Черт, так стремительно все произошло, что бананы и мандарины, купленные братцу, забрал с собой. И правильно, все равно медики раздербанили бы пакет. Принесу на базу, вечером после тренировки съедим.
От больницы до места встречи с Наташкой было пять минут, потом туда подойдет Илья. Лучше раньше приехать и подождать там. Так я и сделал, поставил Карпа возле скамейки, уселся, запрокинув голову и глядя, как быстро бегут облака.
Наташка прибежала раньше условленного, устало опустилась на сиденье. Я молча отсчитал ей двадцать тысяч. Сестра шмыгнула носом, обняла меня крепко-крепко и не спешила разжимать объятья.
— Спасибо, брат! Никогда этого не забуду! Знал бы ты, как эти деньги нам важны!
— Передавай Андрею привет, — я ей подмигнул. — Пусть быстрее выздоравливает.
— Только ты меня понимаешь, — проговорила она сквозь слезы, еще раз прижалась ко мне и убежала.
Минус тридцатка за один день, так скоро и менять нечего будет, но как иначе-то?
Илья приехал ровно в три, выглядел он озабоченным, сутулился, мялся. Оглядевшись, похлопал меня по спине.
— Что стряслось? — спросил я.
Он не стал ходить вокруг да около:
— На нас быковье наехало с Заводского района. Обещало всех, кто с тобой дружбу водит, отлавливать и ломать ноги.
Называется, не хотел впутывать друзей. Яснее ясного, что за этим наездом и покушением на меня стоит один и тот же человек. Вопрос — кто это.
Глава 26С этого момента поподробнее
Наезды произошли в течение двух дней, с понедельника по вторник. Друзей отлавливали поодиночке. Противников было три-четыре человека, судя по описанию, это молодые люди шестнадцати — восемнадцати лет, всегда разные. Приставляли нож к горлу, угрожали. Если не было ножа, били. Больше всех в понедельник досталось Лихолетовой, ее избили. Удары наносили, стараясь не оставлять следов. Рамиль не стерпел угроз и дернулся отбиваться, ему досталось сильнее, но обошлось без сотрясений и переломов. Не тронули только Бориса, Яна и Алису — посчитали их слишком маленькими для серьезных разборок. Ну и Мановар из параллельного класса почему-то в фокус не попал, наверное, или его еще не отследили, или на него не хватило людей.
Говорили эти парни одно и то же: то, что произошло сейчас — предупреждение, если друзья продолжат общаться со сволочью-мной, будут отловлены и нахлобучены. Потом еще и еще, еще и еще, и так — пока земля меня носит или пока они от меня не отвернутся. Лично Илье просили передать мне, что если в ментовку обращусь я или обратится кто-то из наших, то сперва исчезнет Наташка, потом что-нибудь случится с Борей, и концов мы не найдем.
Судя по тому, что не обошли вниманием никого, заказчик знал и меня, и каждого члена «Бойцовского клуба», а значит, знал все наши привычки, места сбора, точки, где мы торгуем. Причем члены вражеской группировки старше нас, им в среднем семнадцать-восемнадцать лет.
Впервые за две жизни я ощутил себя шантажируемым, у которого в заложниках члены семьи. Мы не знаем, кто наш враг, не знаем, кто за ним стоит, и правоохранительным органам в нашей стране я не доверяю, что доказало похищение Алисы. Да, мой отец — мент, но сама система неповоротлива, пока она раскачается, кто-то может пострадать. Хорошо, что этого пока не случилось.
— Погнали к валютчику, — предложил я, — надо пятьдесят баксов поменять, по дороге все обсудим.
— Ты ж тренировку сегодня проведешь? — спросил Илья. — Давай там все и обсудим вместе со всеми. Я собрал народ, сказал, что явка обязательна.
— Отличное предложение, — одобрил задумку я. — Наверняка у каждого есть решение. Может, найдется оптимальное.
Пока ехали на место, озирались, нам мерещилась погоня, но я отгонял паранойю. Наши недруги точно не агенты КГБ и не профессионалы — обычная дворовая шпана, потому заметить топтунов будет несложно. К тому же вряд ли у них есть автомобили или хотя бы мотоциклы.
Еще в голове крутились подельники работорговца Костаки. Наверняка посадили не всех, остались обиженные, возможно, дети. Так себе версия, но тоже игнорировать ее не стоит.
Еще варианты — отморозки, которые пытались изнасиловать Алису. Вот на них, тупорылых, это похоже. Ну и Райко. Нужно будет проработать все версии, потом прижать фигурантов и побеседовать с ними так, чтобы они раскололись или задумку оставили.
Валютчик был на месте, его напарница тоже. Оставив Илью в стороне, я купил сорок долларов, а когда вернулся, друг выглядел более напряженным, чем обычно. Шагнув ко мне, он прошептал:
— Посмотри налево… То есть направо, у тебя право там, где у меня лево.
Мы стояли у начала ступенек, возле фонаря, я осмотрел стоянку, кишащую, продавцами, покупателями, прохожими и не увидел ничего подозрительного, потому спросил:
— Где и кто?
— Три пацана возле пустыря, двое стоят, третий сидит на корточках.
Пустырь был тем самым, где Каналья собрался брать в аренду земельный участок, там кучковались трое забулдыг.
— Они сильно старые, — сказал я. — Но, согласен, надо быть настороже. Я об этом вечером скажу всем, а тебе говорю сейчас: один нигде не ходи. Большой толпой враг не нападет, а шакалы боятся связываться с равными. Наверняка они знают, что мы зубасты и можем дать отпор. А вообще странно, что на нас ополчилась молодежная группировка. Вроде бы не за что, ни на чью территорию мы не претендуем, я никого не бил.
— Думаю, что это Райко, — предположил Илья. — Поставил гопникам по бутылке, купил сигарет, рассказал небылицы, какой ты плохой, они и рады стараться. Это реально единственный человек, который может тебя ненавидеть. Именно тебя — не всех нас, как неудавшиеся насильники, Дорофеев, Ростовчук и Афоня. Сходится то, что двое перевелись в другую школу, а третий сидит.