В среду вечером Боря снова поссорился с отчимом — ровно по тому же поводу, что и в первый раз: ботинки не помыты, в прихожей грязь, на столе бардак. Наученный горьким опытом, брат не огрызался, сидел молча, надеясь, что отчим устанет зудеть, а потом, когда тот начал все больше распаляться, просто заперся в туалете.
Тогда отчим переключился на меня, что я, как старший, не слежу за порядком в доме, никому ни до чего нет дела, и тут свинарник, где ему противно жить. Вот пойдем в армию, там из нас всю дурь выбьют!
Ссориться с ним было никак нельзя. Но, если промолчать — он попутает берега, решит, что имеет право нас строить, и подобные выходки будут повторяться, а нам надо до лета его дотерпеть. Большой дом вряд ли получится построить так быстро, а вот гостевой домик — вполне. Потому, выслушав его, я спокойно сказал:
— Согласен, всем нам вместе жить сложно. У семи нянек дите без глаза — слышали такое? Давайте вы потерпите до лета, а потом мы уйдем, и тут будет чистота.
Отчим выкатил на меня красные от злости глаза. Мама закрылась в спальне и давай там реветь.
— Ты больной совсем⁈ — Отчим постучал себя костяшками по темечку. — Вы же дети!
О, как подмывало сказать, что с детской подачи он теперь миллионер, но я сдержался. Он мог не простить правды.
— И должны слушаться, — кивнул я, загоняя его в тупик, — либо родителей — ладно, согласен, они имеют на это право, потому что дали нам жизнь. Либо того, кто нас содержит, и тут у вас тоже упс, — я развел руками. — Ну, или если бы мы пришли к вам домой, где свои правила. Вы же хотите счастливо жить с мамой?
Он хлопнул глазами пару раз, но говорить я ему не дал:
— Тогда просто не трогайте нас. Не замечайте, а с Борей контактируйте через маму. И давайте не ссориться, это нам обоим невыгодно.
Однако отчим униматься отказывался, потряс пальцем перед моим лицом.
— Ты несовершеннолетний! И никуда не уйдешь! Мать за тебя в ответе…
— Мать — в ответе, — подтвердил я.
— Если ты начудишь, в тюрьму сядет она!
О, как же хотелось загасить этого тупого агрессивного идиота! Интересно, если сцепимся, кто победит?
Отогнав мысль, я с тоской посмотрел за окно, в дождливую черноту. Доказать я ему ничего не смогу, потому что его несет. Молча выслушивать и кивать будет тошно, потому что он в корне неправ и это предательство по отношению к Боре. А значит, это все закончится либо тем, что он мне двинет, а я отвечу, либо наоборот.
Каждое мое слово будет использовано против меня…
Я посмотрел на часы. Восемь вечера. Корректно ли будет явиться к Илье и попросить ключ от базы? Деваться-то некуда, надо где-то переждать. Вот гадство! Почему я потерял бизнес? И что отвечать? Потому что отчиму вожжа под хвост попала?
— Неужели самим не противно в свинарнике жить? — разорялся он. — Ну вот шо, трудно за собой убрать? Просто убрать! Чисто не там, где убирают, а там, где не гадят! Ишь ты, распоясались! Слова не скажи, сразу из дома уходить собираются. Взрослые какие! Деловые! Ноги вам повыдергать.
Делая вид, что не слышу его, я прошел в прихожую к телефону и принялся набирать бабушку. С ней я уже сегодня говорил, она сказала, что кровь из носу нужно что-то особенное, чтобы отправлять деду в Москву. На ум пришел только армянский ларек с его пахлавой и консервированные персики. Может, поговорить с Лейлой, чтобы чурчхел делала? А еще можно возить мед. Ну и орехи. Вино, опять же. Из фруктов в «холодильниках» остались только яблоки и немного винограда. Запасов хватит совсем ненадолго. Максимум, на месяц, а потом до мая деду придется переходить на что-то другое. А в мае начнется клубника, потом черешня, смородина, абрикосы… Армянские так вообще в июне. В общем, дед не пропадет.
А вот я с таким раскладом…
Трубку сняла бабушка, я начал ей рассказывать то, о чем думал только что, и отчим заткнулся. Ушел в спальню, громко хлопнув дверью.
Закончился разговор с бабушкой тем, что она подсчитала свой доход: шестьдесят тысяч в месяц — и осталась довольной.
— Можно свиней больше завести, если можешь отруби по дешевке достать.
Как серпом по одному месту ее предложение! Но раньше времени говорить, что бизнес скоро накроется, я не стал. Пустил, называется, козла в огород.
Закончив разговор, я постучал в ванную.
— Боря, выходи.
— Где Квазипуп? — спросил брат из-за двери.
— В спальне. Выходи, идем на базу.
Звонить Илье было некогда, потому что отчим мог выйти из спальни в любой момент.
Боря накинул куртку, схватил сумку с книгами, но я мотнул головой.
— Оставь. Мы не ночевать.
Написал на листке: «Вернемся в 10» — и оставил его возле телефона.
Брат кивнул, обулся, и мы выбежали в сырую январскую ночь, снова нарушая совет ходить тройками. Ну а что делать? Конфликт грозил усугубиться, а так авось надоест беситься отчиму, и он ляжет спать как порядочный жаворонок, а утром буря угаснет, и можно сделать вид, что ничего не случилось.
Пока Боря сквозь бессильные слезы материл отчима, я думал, почему Василий так себя ведет. Мозг пытался найти какой-то злой умысел. Например, сделать вид, что смертельно обижен и отжать бизнес. Топорно, ну а какое еще объяснение? Но чем глубже искал причину, тем больше убеждался, что она проста, как палка. Отчим у меня — тупой. Хочется бычить — он бычит невзирая на последствия. Баба должна слушаться. Дети — уважать старших и беспрекословно выполнять команды, и плевать, что старший — дядя с улицы, которого привела мама. Как я сказал, так и будет!
Из прошлой жизни вспомнился Смит с ай-кью восемьдесят пять. Вот это точно отчим. В какой же книге был этот Смит? Вспомнил! «Чужие». Третий фильм, который еще не сняли.
До сих пор потряхивало от злости и хотелось вернуться домой и втащить отчиму. Но было нельзя. Нужно было попытаться помириться, чтобы хотя бы еще неделю поторговать.
Долбанное нетерпение! Вообще не стоило его в это посвящать. Надо было подождать, когда встретится более надежный взрослый.
Так мы с братом, промокнув от оседающего тумана, добрели до Илюхиного дома, поднялись на пятый этаж и позвонили. Дверь открыла тетя Лора.
— Дети, что случилось? — воскликнула она. — Ночь на дворе! Вы мокрые!
— У отчима приступ дебилизма, — проворчал Боря, вздохнул.
— Мы хотим в подвале переждать, а в десять, когда он уснет, вернемся домой, — добавил я.
Из кухни вышел Леонид Эдуардович с надкушенным пончиком, прожевал его.
— Проходите, тут по крайней мере тепло.
— Сейчас Илью позову.
Тетя Лора уже развернулась, чтобы идти к Илье в комнату, но Каретников-старший ее остановил.
— Погоди. Дай нам поговорить минут пять. — Он сделал приглашающий жест.
Разувшись, мы прошли на кухню. Тетя Лора захлопотала, готовя чай, Леонид Эдуардович сел за стол, подпер голову кулаком и сказал:
— Что ж вам так не везет-то? Такие парни хорошие. Что на этот раз?
Боря, захлебываясь от возмущения, принялся изливать душу, я сидел и слушал, и понимал, что мой братик-добряк аж трясется от ненависти, и это всё. Конец погоды в доме. Надо их с отчимом разводить в разные стороны, иначе будут не просто конфликты, но и драки.
Выслушав, Каретников вздохнул.
— Мог бы предложить обратиться в органы опеки, написать заявление, там вашего самодура приструнят. Но последствия ударят по вашей матери. Её-то он не обижает?
— Душа в душу живут, — сказал я. — Только это меня и останавливает. А так изгнать агрессора со своей территории несложно.
Помолчав немного, я спросил:
— Леонид Эдуардович, а нет у вас случайно проектировщика, который мог бы нарисовать проект дома?
Каретников поправил очки на переносице.
— Так-так-так. Какое отношение это имеет к делу?
— Нам с Борей надо жить отдельно, — объяснил я. — Нужен проект дома. А они пусть остаются в той квартире. Там такая дурацкая планировка, что комфортно разместиться может только два человека. Если больше, жильцы будут мешать друг другу.
— Так про дом — это серьезно было? — просиял Боря. — У нас реально будет свой дом?
Я кивнул.
— Да, свой большой дом. Ты нарисуешь плакат «Идиотам вход запрещен», и повесим его на дверь.
— Есть проектировщик, — проговорил Леонид Эдуардович и спросил у меня: — Он и смету может составить. Надеюсь, ты представляешь, как сложно и дорого строить дом?
— Представляю, — улыбнулся я. — И готов к трудностям. Но другого выхода нет. Не хочется два с половиной года ждать, пока мы закончим школу и куда-нибудь уедем из дома, который стал тюрьмой. Хочется уже сейчас жить, а не выживать и пресмыкаться.
Тетя Лора поставила нам по чашке чаю, выставила пончики из шкафа.
— Можешь звать Илью.
Взрослые ушли, и в кухню вбежали Илья и Ян. Теперь, рассказывая о конфликте с отчимом, Боря не стеснялся в выражениях. Ян слушал его, поглощая пончик за пончиком. В конце концов сказал:
— Как же мне повезло с твоими, — он виновато посмотрел на Илью, — родителями! Они — адекватные!
— Непонятно, в кого вы такие, — задумчиво проговорил Илья. — Что отец у вас был, что мама… Извини, если обидел. Что, реально, если бы вы подрались с отчимом, она за вас не вступилась бы? Он ведь гонит!
— Он у нас даже не прописан, — добавил Боря. — И командует. Квазипуп, короче.
— Не вступилась бы, — ответил я. — Потому что мужчину надо слушаться, он всегда прав. Такая вот она у нас старообрядчица.
«Душечка», — подсказала память взрослого, и безумно захотелось перечитать этот гениальный рассказ Чехова.
— Принесите листок и карандаш! — попросил Боря.
Когда получил желаемое, он принялся рисовать, прикусив кончик языка. Рисовал он человекодинозавра с крошечной головой и лапами загребущими. И с тремя ногами. Присмотревшись, я понял, что это не нога. Судя по смеху, Ян тоже понял, а Боря остался безумно горд собой и внизу подписал: «Квазипуп».
— А чего так? — спросил Илья. — Ну — Квазипуп?
— Потому что пуп земли, но ненастоящий, это только он так думает, — объяснил Боря. — А зовут его Вася.