— Остроумно, — улыбнулся Илья.
— Я придумал, — похвастался Боря.
Вспомнились Лялины, и я сказал:
— Лика Лялина нашего отца знаете, как называет? Дракон. Он ведет себя там точно, как Квазипуп.
В полдесятого в дверь позвонили. Мы вчетвером насторожились, потому что я знал, кто там, за дверью. Из прихожей донеслись голоса, среди которых я узнал звенящий истеричный мамин. Квазипупа с ней, видимо, не было. Каретниковы заворковали с ней, успокоили, увели в зал. Надеюсь, они промоют ей мозги, и она хоть ненадолго включит способность мыслить здраво.
Но если включит, то примет нашу сторону и сто процентов поссорится с отчимом. Ну, или прямо сейчас поссорится с Каретниковыми.
— Неужели она — за нас? — с надеждой спросил Боря и улыбнулся.
Ему четырнадцать лет, но какой же он еще маленький! Как же ему важно мамино одобрение! Боря прошелся по маленькой кухне, сел и пожаловался:
— Раньше больше всего на свете мне не хотелось в школу и смотреть, как родители ссорятся. Потом отец ушел, и стало хорошо. В школе тоже стало терпимо. А теперь больше всего на свете мне не хочется домой.
— Давай лучше пофантазируем, каким он будет, наш новый дом, — предложил я, Боря радостно закивал и обратился к Яну:
— Принесешь еще один листок?
Ян кивнул и убежал, а вернулся он в составе делегации из мамы и Каретниковых. Боря набычился, сжал кулаки, но посмотрел на мамино заплаканное лицо и сменил злость на милость.
— Поехали домой, — предложила мама. — Пожалуйста. Вася не будет на вас кричать, он успокоился.
Я очень сомневался в том, что Квазипуп способен признать собственную неправоту. Если так, то, что говорится, сниму перед ним шляпу. Скорее всего, мама со всеми его претензиями к нам согласилась, поплакала, позаламывала руки и как-то уговорила его нас не трогать. В глубине души он продолжает нас считать маленькими неблагодарными засранцами, из которых надо выбивать непослушание и вколачивать уважение к старшим, пусть даже если они идиоты. Вспомнилась байка Василия про то, как мёд через пупок просачивается.
— Спасибо за поддержку, — обратился я к Каретниковым, обнялся с Ильей, и мы с Борей пошли за мамой.
Она молчала, сутулилась, куталась в плащ так, словно смертельно замерзла, хотя не промокла, в отличие от нас.
На лестничном пролете между третьим и четвертым этажом я ее остановил, развернул к себе и проговорил:
— Мама, ты хоть понимаешь, что он неправ?
Она кивнула, искривила губы, но не заревела, взяла себя в руки и призналась, повесив голову:
— Простите меня, мальчики. Но я так боюсь, что он меня бросит! Я тогда умру от горя. — Она приложила руку к груди и стиснула плащ.
Вот и какой с нее спрос? Я попросил:
— Мамочка, пожалуйста, сглаживай острые углы. Видишь, что Боря забыл помыть обувь, тихонько ему скажи. Так же с вещами. Потерпите немного, мы летом уедем.
В глазах мамы заблестели слезы, она сгребла нас, прижала к себе.
— Как уедете? Мальчики мои! Куда же вы?
И как заревет.
— К бабушке, не переживай. Просто сильно тесно в нашей квартире, вот и психуют все. Да успокойся ты!
Каково же было мое удивление, когда мы увидели возле подъезда машину отчима. Боря дернулся назад, сгруппировался. Шел дождь, и отчим сидел в салоне, но выскочил навстречу, увидев нас. Осторожно подошел, протянул руку сперва мне.
— Извини, погорячился.
— Проехали, — ответил я, отвечая на рукопожатие.
Боря пожал его руку с таким видом, будто сделал великое одолжение. Отчим стерпел, открыл дверцу перед мамой. Мы уселись на заднее сиденье.
Дома молча разбрелись по комнатам, молча улеглись спать.
Я очень надеялся, что утро вечера мудренее, забудутся вчерашние обиды и воцарится хрупкий мир, который никому не захочется нарушать.
Поначалу мне подумалось, что так и есть. Мама, как всегда, хлопотала на кухне, улыбаясь и щебеча. Отчим пил чай с вафлями, читая газету. Мы с Борисом приняли душ и заняли свои места за столом, пожелав всем доброго утра. Все было вроде бы как всегда, но шестым чувством я ощущал, что что-то сломалось, и починить это уже не получится.
Глава 7Утра вечера мудренее
Время шло, но мало что менялось: все те же уроки, все тем же составом наша мафия заседала в столовой на большой перемене, никаких наездов заводских на николаевских, никаких известий от Гайде о больнице — я начал остывать к этой идее. Похоже, эта задача для меня пока сложновата, а жаль, дело-то хорошее!
Боря проникся перспективой постройки дома и все бегал за мной, чтобы мы нарисовали проект вместе, но было не до того.
В четверг я вернулся домой после шестого урока. Боря уже был дома. Бросив все дела, он выбежал в прихожую и, косясь на кухню, где царила мама, прошептал с заговорщицким видом:
— Я сделал!
— Что? — не понял я, вспомнил мем из будущего, про желчный пузырь и камешек.
— Ну, дом. Несколько эскизов набросал. Посмотришь?
Не дожидаясь утвердительного ответа, он вытащил из ящика альбом, с неким благоговением открыл его. На первой странице был нарисован дом-коробочка, на второй — схематический план комнат.
Крошечная кухня, три маленькие спальни, туалет, ванная.
— Большой! — с гордостью сказал Боря. — Семьдесят квадратов! Вот моя комната, вот твоя, эта — Наташкина. Если будет у нас такой дом, никогда в него в грязных ботинках не зайду! За всеми буду посуду мыть, и пылесосить… У нас же будет пылесос? Тихий, импортный, как в рекламе!
Глаза его блестели, семьдесят квадратных метров в его представлении — настоящий дворец. Правда, кухня она же столовая и гостиная в этом дворце — всего 6 м. кв. Ну а что, все так живут! Просторные гостиные — расточительство, а так каждый клочок площади вроде при деле.
Я взял ластик и стер стену между кухней и ближайшей комнатой.
— Ну нафига? — возмутился брат.
— Вот так. Надоело на кухне толкаться, пусть она будет просторной. Тут поставим большой стол, чтобы все за ним помещались. Это очень удобно. Нарисуй еще цоколь, там будет спортзал. И второй этаж. На первом — кухня, гостиная, гостевая, кабинет… Нет, гостиную еще больше надо. Не десять метров, а хотя бы двадцать.
— Нафига? — обиженно повторил Боря. — А спальни где?
— На втором этаже две большие спальни и твоя мастерская. Как тебе?
— Там еще второй этаж будет⁈ — И снова восторг в голосе.
— Не забудь туалет на втором этаже.
— На первом удобнее, — не согласился Боря.
— Удобнее конечно. Представь: ночь, спишь ты наверху, и вдруг приспичило! А надо вниз по лестнице бежать. Удобно?
— Не-а. Обделаться можно.
— Так что туалет будет и там, и там.
— Ого! Это ж прям особняк получится! Здоровенный, блин! Как в кино, а мы — как новые русские. И деда можно в гости позвать, и Толстого, и друзей пригласить. О! А видик у нас будет?
Я решил, что мечтать так мечтать, и сказал:
— Кинотеатр будет, с проектором. Вот в этой гостевой комнате внизу.
— Вау! — Боря аж подпрыгнул, глаза его заблестели.
— И еще важный момент: котельная. Котел твердотопливный, который одновременно и газовый, есть такие.
— Твердо… что?
— Который и углем можно топить, и газом.
Они не экономичные, но пока газа-то нет на нашей улице, его проведут лет через десять. Тогда появятся нормальные газовые котлы.
— А бассейн? — размечтался Боря. — Большой во дворе!
— Зачем, когда море — вот оно. За бассейном нужен уход, и он сложнее, чем кажется. Если его не чистить, а воду не дезинфицировать, то расплодятся там жабы и мотыль.
— Ну и фиг с ним! — Махнул рукой Боря. Покосился на дверь родительской спальни. — И Квазипупа не возьмем. А то опять раскомандуется. Полководец, блин, пусть тут остается…
Вошла мама.
— Павлик, ты идешь обедать? У нас сегодня лосось, Вася купил! Вкусный — пальчики оближешь.
Боря посмотрел на нее исподлобья, отвернулся.
— Сейчас иду, ма, — кивнул я.
Если бы не фантазии о доме, черта с два Боря сказал бы: «Пусть тут остается». Началась бы война на уничтожение, соревнование, кто кого выживет из квартиры.
Лосось был никаким, сухим и недосоленным. Возможно, просто некачественное мясо, но скорее виной тому мамин кулинарный антиталант.
Пообедав, я углубился в уроки, а Боря продолжал рисовать будущий дом, изредка отвлекая меня репликами и вопросами:
— А давай сделаем китайскую крышу? Ни у кого такой не будет… И ваще, наш дом будет самым большим в селе!.. Слышь, а павлинов заведем?
Я не ответил и никак не отреагировал, тогда он сказал:
— Павлины, потому что Павел. Павл — павл-ин. А-ха-ха! Райко надо было петухов заводить: Петя — петух!
— Борис — бобрис, — сказал я, и брат покатился со смеху.
В полшестого мы собрались на тренировку, я выглянул с балкона, но никого подозрительного на улице не заметил. Можно выходить!
После тренировки я планировал идти домой учить уроки, чтобы сдать программу экстерном на неделю вперед, а Боря напросился в гости к Яну. Он готов был делать что угодно, лишь бы поменьше видеть ненавистного отчима.
Вооружившись прутами арматуры, обмотанными тряпками, мы зашли за Лихолетовой, продолжили путь втроем, встретили Илью и Яна при выходе с их двора. Взбудораженный Ян поделился:
— Прикиньте! Меня в больницу кладут! Двадцать восьмого февраля! Теперь уже точно. Мама со мной поедет, а лежать там буду я один!
— На операцию? — уточнил я.
Он помотал головой.
— Обследование. Операция потом, и то если можно спасти глаз. Но могут выяснить, что нельзя. Я так хочу видеть, как раньше, так хочу! Но еще больше хочу нормальное лицо.
— Все будет хорошо, — ободрил его я.
Свет фар подъезжающего автобуса выхватил три приближающихся силуэта — Кабанов, Гаечка, Алиса. На остановке к ним присоединились жители Верхней Николаевки — Димоны и Рамиль. Ден и Мановар отсутствовали из-за травм.
Все были с «саженцами», то есть с замаскированной арматурой. В последнее время я не расставался с газовым пистолетом, а сейчас ощутил его особенно отчетливо сквозь тысячу одежек.