— Начали! — крикнул я.
Противники вели себя профессионально, прощупывали друг друга, кружили по матам. Первым серьезный удар нанес Крючок — Гаечка поставила блок и ответила, завершив комбинацию лоукиком. Крючок закрылся. Он работал только руками, а Гаечка наносила удары ногами. Если бы она била в полную силу, Крючок бы уже валялся с отбитыми ляжками.
Осмелев, Саша решила выпендриться и сделала вертушку, но была схвачена за ногу и повалена… Крючок не сразу понял, какую совершил ошибку, потому что навыками борьбы не обладал. Гаечка выскользнула из его захвата, как угорь, и завершила поединок, красиво замкнув «треугольник».
Разжала ноги, только когда Крючок постучал по полу. Вскочила и воздела руки, с превосходством осмотрела вытянувшиеся лица гопников. Показательная порка возымела действие, гопота была шелковая и пикнуть боялась.
Разошлись мы в восемь. Недовольными были только поверженные воины, особенно — Заславский.
— Достойно, — пожал мою руку Алтанбаев.
— Научи, сенсей! — сложил руки на груди Крючок, отдоминированный девушкой.
Эх, где же взять столько времени? Да и подходящая территория нужна. Тренировать гопоту вместе с друзьями, портить им впечатление от занятий, я не собирался.
Провожая взглядом Алтанбаева, я думал над тем, повлияет ли на таймер этот мой поступок? Или толчка недостаточно, нужно взять шефство над этими лбами? Вот уж чего мне не нужно.
Глава 9Пятьдесят на пятьдесят?
Ночью во сне взрослый я праздновал сорокатрёхлетние, которое ждал как избавление от опостылевшей работы и связанного с ней дебилизма. Пенсия! Купить лачугу у моря на берегу Азовского моря где-нибудь в Щелкино, вести жизнь холостяка, делать вино и чачу, ходить в море на лодке, ловить рыбу. Так мне виделась свобода после двадцати лет службы в вооруженных силах.
По сути, проживая чужую жизнь, которую теперь и вспоминать не хочется, я жил ожиданием пенсии. Но поспешил родиться на несколько недель. Случись это на месяц раньше, возможно, меня не призвали бы на войну…
И я никогда не попал бы в прошлое, то есть меня такого, какой я сейчас, никогда не было бы.
А теперь во сне я отмечал очередной день рождения и знал, что обречен, что весь мир обречен… Или по крайней мере тот мир, что мне особенно дорог, ведь ядерный конфликт — это необязательно уничтожение человечества. Но хуже всего было осознание, что работа, которая мне надоела, от которой я так мечтал избавиться, в конце концов меня убьет.
Никакого моря мне, никакого вина и шаланды, полной пеленгаса.
Проснулся я в смешанных чувствах. С одной стороны, какое счастье, что теперь я пойду другой дорогой! С другой — до слез обидно было за того себя, за миллионы людей, которые ходят на работу, как на каторгу. С понедельника по пятницу. С девяти до шести. И никак не разорвать круг Сансары, потому что еще в юности они свернули куда-то не туда.
Рядом одевался Борис. В прихожей всхлипывала мама. Почему? Что с ней? Она плачет, или это просто насморк? Прислушавшись, я понял, что она разговаривает по телефону и действительно плачет.
Первая мыль была — что-то случилось с бабушкой, ведь у нее давление и сердце шалит. Я вскочил с кровати и в одних трусах ломанулся в прихожую.
— Мама, что случилось?
Она повернула ко мне отекшее лицо.
— Андрей…
— Какой? Наташкин или…
— Андрюша, твой двоюродный братик… умер. — Она повертела в руках трубку, откуда доносились протяжные гудки. — Мама позвонила. Господи… мне надо к ней! Как бы приступ не случился.
— Как умер? — Я еще не до конца осознал услышанное, но чернильное облако в душе начало ширится и темнеть. — Опять прыгнул из окна?
— Нет. У него остановилось сердце. Никто не знает, как так. Его будто выключили.
Меня словно кипятком окатили, закружилась голова, и я прислонился к стене. Вот что случается с гнилушками, на которых удается повлиять. Выходит, я убил его? Или это просто совпадение?
Из зала высунулся Боря, повертел головой.
— Это прикол? Как это — умер?
— Взял и умер, — вздохнула мама. — Нет больше Андрюши.
Боря замер, подвигал бровями, губы вытянусь в нитку. Нет, он сильно не расстроился, как не расстраиваются, когда из жизни уходит далекий не очень симпатичный человек. Его поразила конечность бытия.
Память взрослого шепнула, что, да, в молодости смерть кажется чем-то противоестественным, как град посреди июля. Как смерть любимой собаки. Потом один за другим умирают деды, бабушки, тетки и дядья. Соседские старушки, которые в нашем детстве были бодрыми.
Когда тебе сорок пять, то лента друзей во «Вконтакте» начинает превращаться в некролог, и не дай бог дожить до момента, когда ты остаешься последним свидетелем своего поколения.
Думал ли я о таком раньше? Нет, меня просто пугало осознание собственной смертности. Года в три оно меня посетило, я понял, что все станут старенькими, умрут, и я умру, и не будет ни-че-го — испугался и перестал есть и спать.
Хотелось бросить все и поехать с мамой к бабушке. Если кому сейчас паршиво, так это ей. Нам-то Андрюша никто, дальний родственник, а она его с младенца растила, радовалась его успехам, печалилась, наблюдая его деградацию.
Вспомнилась мать Барика, готовая наложить на себя руки после смерти единственного сына, но она выжила после моего внушения. С одной стороны, хотелось посмотреть, как бабушка, но с другой — страшно прикасаться к чужой трагедии. Может, и бабушке внушение поможет? Или ну его, вон какие у него последствия.
Грустная мама ушла в спальню. Боря проводил ее взглядом и прошептал:
— Вчера был Квазипуп, и я тебе не показывал, но теперь можно. Иди сюда. — Он достал из тайника под столешницей альбом. — Вот, я дорисовал проект дома!
Он открыл альбом. Все было именно так, как я ему говорил. Неидеально с инженерной точки зрения, но эскиз можно показывать проектировщику, он подкорректирует размеры. Мне его телефон дал Леонид Эдуардович, у нас встреча в воскресенье, в свободное от работы время. К тому же этот человек в силах помочь утвердить проект дома, чтобы потом не пришлось узаконивать готовый дом, проходя круги ада.
А вот дополнительные помещения придется обозначать как подсобки, сараи или как их называют. В общем, когда на руках будет проект, закажу смету, чего и сколько нужно, и начну сотрудничать с Завирюхиным. Если отчим отвалится, выкручусь как-нибудь.
Нужно сегодня обсудить с Василием план дальнейшего сотрудничества, обговорить и, если будет контакт, а не его истерика, прописать нюансы. Возможно, это будет последний наш мирный разговор, потому что в адекватности этого человека я засомневался.
С одной стороны, он порядочный, держит слово, доверяет партнерам и все такое. С другой, как равного он меня не воспринимает. Поскольку примитивными людьми управляют инстинкты, а для многих хищников все, что меньше — еда, отчим вполне может меня подвинуть без зазрения совести и даже посчитать, что сделал благо. Типа ребенку учиться надо.
Ну, посмотрим. Вечер все решит, Василий как раз успокоился после вчерашнего конфликта с Борисом. Если договоримся — хорошо, не договоримся — не фатально. В любом случае я буду подыскивать альтернативу его грузовику. Да, муторнее, зато безопаснее.
Адекватного взрослого найти сложнее, чем грузовик, но кое-кто на примете есть.
В школе возле двери стояли, как обычно, дежурные с учителем, в этот раз десятый класс с Кариночкой. Увидев меня, пришедшего в сопровождении друзей, географичка сказала:
— Геннадий Константинович просит тебя срочно к нему зайти.
Илья с пониманием кивнул.
— Это из-за гопников? — скорее констатировала, чем спросила Гаечка.
— Скорее всего, — кивнул я.
— Удачи, — сказал Минаев.
Все отправились на алгебру, а я зашагал к директорскому кабинету, прячущемуся за огромным стендом со стенгазетой, благодарностями и прочим. Наверное, сторожиха ему мозг вынесла, и он теперь нуждается в моем.
— Здравствуй, Павлик! — улыбнулась мне секретарша и кивнула на директорскую дверь.
Я мысленно надел на голову каску. Сейчас начнется долбеж в темечко…
В кабинете напротив директорского стола сидела уставшая после дежурства Людмила Павловна.
— О, явился, красавец, — процедила она.
— Здравствуйте, — поздоровался я с ними обоими.
Дрэк сразу перешел к делу:
— Если бы не знал тебя, то просто запретил бы тренироваться в нашем спортзале. Но я тебя знаю. Потому хочу выслушать твою версию тот, что вчера произошло.
Он это и так знает с моих слов и устроил нам очную ставку! Ну и хорошо. Пришлось еще раз рассказывать то, что я уже говорил вчера. Сторожиха постоянно меня перебивала. Вспомнила, как Зяма припечатался к стеклу. Как Алтанбаев в прошлом году украл выварку. Как эта гоп-команда выбивала мелочь у учеников.
Закончил я так:
— Если не верите мне, спросите у одноклассников, которые при всем этом присутствовали. Я не думал, что эти парни придут и тем более — что завяжут с криминалом.
Директор закрыл рукой лицо, помотал головой.
— Ну-ну. Ты еще взаймы им дай. В дом к себе впусти.
— Геннадий Константинович, я готов поспорить на… — Я осмотрел его кабинет. — На телевизор для школы, что Алтанбаев станет нормальным. То есть бросит пить, нюхать, колоться и грабить.
Дрэк аж рот раскрыл.
— Ты серьезно? У тебя есть лишние деньги? Или ты… — Он постучал себя по блестящей лысине.
— А вы просто позволите нам тренироваться в спортзале. Под мою ответственность. Также я гарантирую, что Алтанбаев больше не принесет неприятностей.
Сторожиха взвилась:
— Не слушайте его! Его обещание — полная чушь! А шантрапа все вынесет! Посуду из столовой. Из музыкального класса — баян. Магнитофон еще.
— Нет! — после минутного промедления ответил мне директор. — Никаких посторонних на тренировках!
Сторожиха растянула губы в улыбке и пошла в атаку:
— Я бы вообще ему не верила и не пускала их. Один раз обманул, и во второй обманет! Нет ему доверия!