— Главное найти кого-то активного местного. А потом все село набежит.
— Так а ехать — куда?
— Туда, где мы еще не были и где нас не будут поджидать: на юго-восточное побережье в курортные поселки.
— Может, сразу в город? — предложил Каналья.
— В городе рынки и менты, там у людей все есть. А в поселках — нет, в магазинах шаром покати, и менты не такие бдительные. У людей там деньги есть, которые они на отдыхайках зарабатывают, не все пропили с лета. А если немного дешевле предлагать, гребут, как потерпевшие.
— Поверю на слово. Ну что, погнали?
Дорогу, что минует места, где пасутся гаишники, Каналья знал и без подсказки, свернул с главной на проселочную, и мы поехали восвояси. То есть в наш город, а потом — дальше. Так что, если нами интересуются менты, мы перемещаемся в другую область. Им нужно с местными договориться, чтобы нас хлопнуть, а это не одного дня дело.
Мы ехали и ехали, никто нас не преследовал. Выглянуло солнышко, и сразу так радостно стало! Январь идет на убыль, еще месяц — и весна! Когда появляются первые цветки миндаля, а происходит это в феврале, кровь в жилах бурлит, как сок в деревьях, и жизнь кажется еще более прекрасной.
Один только пост гаишников было не миновать — тот, что на выезде из города и на въезде. Все машины проходили через него. Легковушки менты останавливали, только когда вообще никого не было, предпочитали потрошить только тех, кем гарантированно можно поживиться — фуры.
— Сможешь договориться, чтобы взяли товаром? — спросил я у Канальи.
Прищурившись, он ухмыльнулся и отшутился:
— Не забывай про заклинание, которое делает нас невидимыми для нечисти.
Хорошее настроение сегодня было не только у меня, и Алексей балагурил. С таким настроем точно мы сегодня продадим слона. Даже двух.
Фуры шли сплошным потоком — в основном пустые, что ехали за товаром в порт. Мы влились в поток. Каналья поглядывал на меня и насвистывал, а я поглядывал на него и пытался узнать в этом интересном мужчине, за которого женщины дерутся, конченого алкаша, каким он был до моего внушения. Забавно, что мозги не пропил за столько лет!
Машины стали притормаживать, скатываясь с горы. Завоняло жжеными тормозами. Каналья тоже притормозил. Когда скатились на дорогу без уклона, я увидел гаишника с волшебной палочкой, которая все превращает в деньги. Он повернул голову и посмотрел на нашу машину глазом-рентгеном. Грузовик перед нами по мановению его волшебной палочки свернул в кармашек. Я вцепился в подлокотники. В голове крутилось: «Чур меня, чур меня».
И вдруг гаишник отвернулся от нас, словно мы и правда стали для него невидимыми.
— Как? — спросил я, когда мы проехали пост, и сам ответил на свой вопрос, увидев прислоненную к стеклу табличку «пустой».
— Такое вот заклинанье, — отшутился Каналья. — Срабатывает не всегда. Если все-таки остановят, можно отбрехаться, мол, бес попутал, забыл, простите, мужики.
Следующий необъездной пост гайцов был перед курортным городом. Я волновался уже меньше: волшебная табличка опять сработала, после чего Каналья сказал:
— В заклинание можешь не верить, но его вклад в это все тоже есть. Куда сначала?
— А давай туда! — я указал на приморский поселок у подножия горы. — В Черкесовку!
Доехали мы туда за пятнадцать минут, свернули с главной и покатили вниз. Когда добрались до первых домов, я сказал:
— Тормози, по дворам пройду с рупором. Он хреновый, но внимание привлекает.
— Тебя подстраховать? — спросил Каналья и вылез, не дожидаясь ответа.
— Необязательно. Сейчас опять тетки на тебе повиснут.
Каналья забрал у меня рупор.
— Можно?
Повертев его в руках, он как крикнул:
— Мука! Хорошая! Дешевая! Только с завода. Мука! Налетай — разгребай.
Мы пешком направились вдоль улицы вниз. Из-за деревянного забора выглянула бодрая старушка.
— Что такое, сынки?
— Муку продаем, красавица, — обворожительно улыбнулся Каналья.
Старушка сразу помолодела лет на десять, приосанилась, поправила прядь волос, выбившуюся из-под платка.
— Мука! А почем килограмм?
— Почем она сегодня? — спросил меня Каналья.
— Двести восемьдесят, — ответил я. — На рынке она уже дороже трехсот. Но мы мешками продаем.
— Ох, мальчики, одна я, не надо мне столько. А вот соседке моей, может, и сгодится. Я у нее пару килограммов и куплю. Сейчас!
Старушка исчезла из виду.
— Валя! Валя! — прокричала она, и донеслось женское бормотание.
Мы с Канальей переглянулись, и я сказал:
— Ты лучше научи меня заклинанию, которым ты женщин очаровываешь.
Он подмигнул.
— А что, тебе есть кого очаровывать?
На ум пришла Вера, и я смутился, а Каналья продолжил:
— Все просто. Каждая женщина в душе — юная красавица. Когда ты сам в это веришь и обращаешься с ними так, они расцветают. И все. Меня мама этому научила, земля ей пухом.
Ага, все проще некуда, когда ты двухметровый плечистый детина, которому только в кино сниматься. Было у меня подозрение, что если так же будет делать плешивенький сморчок, подход не сработает, хотя…
Из соседнего двора вышла, перекатывась, как утка, полная пожилая женщина.
— По двести восемьдесят? — спросила она. — А скидка будет первому покупателю?
Каналья посмотрел на меня, и я применил уже опробованный маркетинговый ход:
— Мешки у нас по пятьдесят килограммов. Цена одного — четырнадцать тысяч. Если соберете соседей, и они купят не менее десяти мешков, вам его продадим за десять.
Каналья пустил в ход личное обаяние:
— Будем очень вам благодарны, милая девушка.
— Десять, говорите? — заинтересовалась дама, подумала, кивнула. — Щаз!
И исчезла.
На многое не рассчитывая, потому что здесь, вдали от моря, жил не самый зажиточный контингент, мы двинулись дальше, зазывая народ, но никто, кроме собак, на нас не реагировал.
Каково же было наше удивление, когда нам навстречу вышел согбенный, похожий на сидельца, мужик, и сказал:
— Валентина сказала, вы муку продаете. Дайте мне мешок. Привезете же, да, чтобы самому не тащить?
— Конечно, — пообещал я, отмечая, что работает-то маркетинг!
Нам повезло, тут у всех телефоны, и тетка обзвонила соседей.
Эффект сарафанного радио сработал, как и в прошлый раз с армянами — жители поселка стекались к нашему КАМАЗу, как муравьи к кучке сахара, и растаскивали муку кто на тачках, кто на машинах, одинокие женщины просили, чтобы мы привезли им домой.
Когда эта точка иссякла, сами люди подсказали, куда переместиться и где нас уже будут ждать. Мы сменили четыре точки и за три с половиной часа распродали все. Остался один мешок, который я планировал забрать себе, и отруби для бабушки.
Никто на нас не напал, слежку мы тоже не заметили, однако деньги пересчитывать опасались, и с Канальей я не расплатился — было опасно. Нужно выбрать людное место, где никто не знает, что мы с деньгами. Потому Каналья поступил наглейшим образом: остановился в кармашке возле поста гаишников.
К нему устремился было молодой лейтенант, но, увидев табличку «пустой» не стал терять время. Каналья вышел покурить. Демонстративно поднял тент и походил в кузове, потом мы наконец перекусили тем, что я прихватил из дома.
И только потом. Сидя в салоне, начали выгребать деньги из сумки, рюкзака, карманов. Их было немерено. Мятые, они плохо складывались, и пачки получались огромными.
Вышло почти три миллиона! Я сразу же расплатился с Канальей, отдал ему двести тысяч вообще без сожаления — он здорово меня поддержал. Вот такой напарник мне нужен! Жаль, что он один.
Да и сам я заработал лям двести — фантастическую по нынешним временам сумму. И самое забавное, что еще сегодня я успею обменять на доллары тысяч восемьсот, на остальное куплю стройматериалы у Завирюхина, поддержу отечественного производителя!
Каналья тоже воспрянул, его грела перспектива стать совладельцем бизнеса.
— Теперь нужно позвонить на завод ЖБИ, — объявил я, — обрадовать Завирюхина, что мы у него будем не ближе к ночи, а даже во время рабочего дня.
— Ага, — кивнул Каналья, — только погрузимся, за соляркой заедем.
Видимо, Каналья решил наглеть так наглеть, подошел к молодому лейтенанту-гайцу, худому, еще не отожравшемуся, и сказал:
— Извините, а у вас на посту случайно телефона нет? Очень позвонить нужно.
Гаишник покачал головой, и я понял, что Завирюхин порадуется немного позже. Может, моя покупка — именно то, что поможет его заводу выжить?
Мы поехали в город, а я думал о том, что заниматься бартером без вооруженной охраны становится опасно. Может, неделю мы еще пропетляем, а что дальше — одному богу известно.
Ближайший телефонная будка обнаружилась в заводском районе недалеко от магазина, где на корточках сидели местные колдыри, а гопота помладше роилась как раз ближе к телефону.
Каналья заглушил двигатель, а меня сковало от напряжения. Враждебный район, враждебные гопники, желающие моей смерти. А вдруг они получили ориентировку и меня узнают?
Нет, бред! Не бред то, что они в штыки воспринимают всех чужаков, как стая псов, охраняющая территорию. Так, хватит! Встань и иди, тряпка!
Я выгнал себя из машины чуть ли не пинками, зажав под мышкой ежедневник с телефонами. Минуя гопников, ощущал их пристальное внимание буквально физически, перешептывание это, матерки. Хотелось побыстрее сделать дело и бежать.
Набрав пять цифр, я сразу же услышал щелчок, а потом — командирский голос:
— Слушаю.
— Виктор Иванович! Здравствуйте, мы разговаривали с вами насчет обмена солярки на стройматериалы. У нас получится освободиться раньше. Через час мы у вас.
— Здравствуйте! — обрадовался он. — Все готово, приезжайте, манипулятор ждет!
Я повесил трубку и улыбнулся. Можно сказать, я заложу фундамент своего дома — то, чего так и не сделал я-взрослый, и две части моей личности пришли к согласию.