Неугомонный гаишник погнал его за аптечкой. Потом — за огнетушителем. Я не стерпел, спрятал деньги, вылез вместе с отчимом и обратился к гайцу:
— Товарищ сержант! Папа заразился гриппом, у него высокая температура, ему тяжело бегать туда-сюда. Если что-то нужно, вы мне говорите, я принесу.
Так хотелось внушить ему: «Ты никогда больше не возьмешь взятку и будешь работать честно» — но вдруг не подействует? Он разозлится, и тогда дело швах.
Однако этот сержант оказался не конченным, проникся нашей проблемой и отпустил отчима. А может, дошло, что он может заразиться от больного.
В общем, поехали мы дальше. Отчим рулил, я поглядывал на него, считал деньги и старался не думать о том, что меня ждет у беспризорников. Все проблемы будем решать по мере поступления.
— Получается два миллиона шестьсот восемьдесят четыре тысячи триста двадцать рублей, — озвучил я общую сумму. Хотел добавить, что моих девятьсот тысяч, но отчим сказал:
— Прибыль с риса наполовину твоя. То есть двести тысяч. Если бы не ты, я бы сам ничего не сделал. Спасибо. Извини, шо подвел.
Так… это третий раз за сегодня, когда я чуть челюсть не уронил. Чего это с ним? Он посчитал справедливым заниматься моим бизнесом в моем присутствии, но без меня. При этом делится половиной заработка потому, что я занимался торговлей. Хорошо, конечно, но отчима я понимаю все меньше и меньше. Наверное, пытаюсь все усложнить, объяснить, а простые вещи не укладываются в голове.
Итого сегодня я заработал миллион сто. Отлично. Просто отлично!
Но оказалось, что быть шокированным трижды — слишком мало, и отчим продолжил меня удивлять.
— Я вот шо подумал. Я заболел, завтра никуда не поеду, и послезавтра. Машина будет простаивать. Работай ты, пусть Алексей тебя возит, доверенность, шо ли, зря писали? Делиться со мной не надо, я ж с тобой не делился. Потом резину поменяете на «КАМАЗе». В смысле не только работу сделаете, но и сами шины купите, они дорогие. И все остальное тоже с вас. Тормоза, там, фильтры, масло.
Вот это номер! А еще несколько назад я считал его подонком и мечтал расквасить ему нос, а потом послать его ко всем чертям! Хорошо, что сдержался, не психанул.
— По рукам! — улыбнулся я и подумал, что на ремонт уйдет тысяч двести, но никак не два-три миллиона, которые я заработаю за это время.
Деньги я положил во внутренний карман рюкзака. Себе оставил семь тысяч мелочью — раздать сиротам, если они и правда поймали Хмыря, а не Боря сработал поломанным телефоном.
Как только мы миновали серпантин и въехали в город, не осталось никаких мыслей, кроме волнения из-за Беса и Хмыря. Я прокручивал разные варианты развития событий, включая не самые радужные.
Кто приедет к памятнику меня подстраховать?
Найдет ли Илья Алтанбаева?
И вообще, что будет?
Задумавшись, я чуть не забыл, что возле рынка нас будет ждать мама. Вспомнил за триста метров до остановки, сказал об этом отчиму и добавил:
— Мне нужно выйти в конце набережной. Вот мои деньги. Довезите домой, и чтобы мама не лазала по карманам.
— Можешь не волноваться, — пообещал он, начал сбавлять скорость, и я увидел шагающую по тротуару маму и размахивающую руками.
Ну вот и все. Две остановки — и, надеюсь, я узнаю, кто меня заказал.
Глава 17Связующее звено
Василий тоже увидел маму, идущую по дороге, и «КАМАЗ» остановился. Я пропустил маму к отчиму, а сам устроился возле дверцы. Мама расквохталась:
— Васенька, ты как, мой хороший? — Она приложила руку к его лбу.
От неожиданности отчим шарахнулся и посмотрел как-то дико.
— Ты чего? Не мешай рулить!
— Хорошо, — озвучила свои ощущения мама. — Лоб холодный. Температура если есть, то не высокая. Сбивал ее, да?
Она зашуршала пакетом, достала оттуда бутылочку из-под кока-колы, вытащила пробку и протянула ему.
— Выпей. Листья смородины, земляники, малины. Плюс малиновое варенье и отвар шиповника — отлично при простуде. Боре помогло!
— Остановимся — выпью, — отмахнулся он и гаркнул: — Оля! Ты хочешь, шобы мы разбились⁈ Дай ехать!
— Так ты принимал таблетку? Температуру сбивал? — не унималась мама, ерзала на сиденье, заглядывала отчиму в глаза, которые становились все краснее и краснее, но он держался, не рычал на нее, пусть и очень хотелось.
— Полчаса назад, — процедил он, не отрываясь от дороги, притормозил возле пешеходного перехода, пропуская женщину с ребенком, и обратился ко мне: — Паш, тебе на этой остановке или на следующей?
— На следующей, — ответил я, вцепившись в ручку дверцы.
Ладонь вспотела, выступила испарина, сердце колотилось, я часто дышал. Взрослый я уговаривал, что все хорошо, все в порядке, и не надо нервничать: меня поддерживают друзья, злодей захвачен, и скоро я узнаю, кто за этим всем стоит, а то уже голова распухла от предположений!
Наконец мы прибыли на место. Остановка находилась возле двухэтажной сталинки, а сразу через дорогу, метрах в ста пятидесяти от нее, стоял тот самый разваленный дом, где ночевали беспризорники. Дальше справа и слева от дороги, ведущей к морю, находились огороженные уродливыми заборами лодочные станции.
Поскольку звонок Беса и правда мог быть подставой, сразу к бродяжкам в гости я не собирался. Мне нужно было пройти через пустырь еще метров триста, к памятнику защитникам города и музею, ныне закрытому, где должна собраться моя группа поддержки.
А вдруг никто не приедет, только Илья? Вдруг и правда меня будет поджидать толпа отморозков? Вдруг Боря что-то неправильно понял, неправильно сказал, и Хмыря на самом деле не поймали или, того хуже, поймали и отпустили? Если так, то начнется война район на район.
Как я ни старался не думать, мысли все равно одолевали и выматывали.
На подъезде к остановке я собрался попросить отчима, чтобы он высадил меня чуть дальше, там, где заканчивается забор лодочной станции. Но уже стемнело, там был пустырь, где то насилуют кого-то, то трупы находят, я решил не нервировать маму, вышел на остановке. Юркнув во двор сталинки, обошел опасное место и направился на тот самый стремный пустырь, откуда в сгущающейся темноте памятник видно не было. Соответственно, я не знал, собралась ли группа поддержки, и в каком количестве.
Потому, воровато оглядевшись и сунув руку в карман, где лежала маленькая газовая «Перфекта», которая однажды меня уже выручила, я зашагал к памятнику.
С моря дул вышибающий слезу ветер, стонали тросы немногочисленных яхт, что хранились на станции на платформах, вдалеке рокотало море, потому голоса и смех я услышал лишь на подходе к памятнику, а также увидел силуэты. Много силуэтов, слишком много. Может, у металлистов сегодня день встречи?
Я ускорил шаг, и вскоре меня заметили.
— Павел идет, — узнал я голос Ильи, и сразу от сердца отлегло.
Свои! Да много их как! И все вооружены: у кого палка, у кого кусок арматуры, и даже цепи имелись! Десяток шагов, и я разглядел всех, принялся пожимать руки, отмечая, что появились какие-то незнакомые парни. Илья, Димоны, Рам, Кабанов. Алтанбаев, Заславский, Зяма, дистрофичный Понч, такой же дистрофичный армянин Хулио, Крючок, при взгляде на которого хотелось сказать: «Квадратиш, практиш, гуд!»
Помимо этих ребят, на сходку пришли Караси, Катька и Санек, и Наташкины одноклассницы, перегидрольная Ласка и бучиха Ольга. Называется, нас не звали, но мы приперлись. Но больше всего меня интересовала четверка мордатых бритых наголо парней с цепями. Это еще кто такие?
Будто отвечая на мой вопрос, Алтанбаев подвел ко мне самого крупного бычка и представил:
— Знакомьтесь. Март, это Адик или просто Ад. Ад, это Март.
На секунду я завис, пытаясь понять, кто такой Март, тут ведь только двое: я и Адик. И тут как дошло! Март — это производное от «Мартынов», то есть это я. Меня записали в авторитеты, а у авторитетов должно быть погоняло, желательно — звучное. Уважение решает все. Раньше такие как Райко дразнили макаконом, теперь серьезные парни кличут Мартом.
— Привет. — Я пожал широкую шершавую ладонь и ощутил себя мелким рядом с этим мастодонтом, который на полголовы меня выше, а шире так раза в два.
Лет мастодонту могло быть от шестнадцати до плюс бесконечности.
— Наехали заводские? — пробасил Ад, как тот бычок из мультика, который называл волка батяней. — суки, задолбали! Пусть только сунутся! — Он сделал жест, будто сворачивает шею цыпленку. — Ненавижу. Так что, если вдруг какой кипеш — зови.
Придя в себя после осознания того, что я — Март, я спросил:
— А ты с какого района?
— С этого, Март, с этого. Южные мы. Вон в тех домах живем. — Он кивнул на сталинки, мимо которых я только что проходил.
— Спасибо, пацаны! — поблагодарил их я. — Надеюсь, сегодня глобального мочилова не будет.
Парень, стоявший за спиной Ада, заржал.
— Глобальное — гы-ы, мочилово — гы-ы! Надо запомнить.
Я окинул взглядом воинство, вставшее под мои знамена, и преисполнился гордостью и благодарностью. А еще меня охватило то самое чувство единения, что охватывает демонстрантов: мы — одно целое, мы — сила и непобедимое воинство!
А поскольку это воинство мое и оно жаждет крови, нужно его вразумить и направить на путь истинный. А то еще начнут бить не тех, кого надо, или, хуже того — друг друга. Потому я прокричал:
— Пацаны! Внимание! Несколько слов о том, с чего начался сыр-бор. Меня подкараулили заводские и пытались посадить на перо. — Пусть все знают, что у нас не просто тупая вражда район на район, а наше дело правое. — Среди нападавших, которые обвиняли меня в том, чего я не делал, узнали отморозка с погонялом Хмырь. Сейчас по моей просьбе малолетние бродяжки нашли его и удерживают. Но я подозреваю, что это и заводские могли устроить ловушку и караулят меня.
— Они могут! — воскликнул Ад.
Я продолжил:
— План действий такой. Мне сейчас нужно зайти в одно место, где живут эти ребята. Что там будет, я не знаю. Может, все обойдется, но есть маленькая вероятность, что меня предали. Скорее всего, никто никого не предал и никаких действий с вашей стороны не понадобится, нужно просто подстраховать.