Что удивительно, мы, дети апокалипсиса, питавшиеся макаронами с хлебом и не знавшие БАДов, в сорок-пятьдесят лет оказались здоровее молодежи. Те, кто дожил, конечно. Хотя, если опираться на достижения науки недалекого будущего и вспомнить такую юную дисциплину, как эпигенетика, изучающую фенотипическую изменчивость более детально, то девяностые долго будут аукаться нашим внукам и правнукам. Потому что, не влияя на генотип, некоторые события и факторы, однако, вносят коррективы, которые будут просыпаться у потомков при том, что гены не меняются.
Интересно, если я это расскажу на биологии, когда мы будем проходить генетику, обвинят ли меня в ереси? Ведь в учебниках такого и подавно нет.
— Великая благодарность от нас всех, — сказал Алтанбаев, вымазывая хлебом тарелку. — Завтра надо приходить?
— Надо, — сказал я и подумал, что они были бы рады стараться просто за еду и чтобы потусоваться, силушке богатырской точку приложения найти.
Крючок схватился за лом, но я вскинул руку и объявил:
— Обеденный перерыв. Переваривайте. Питоньте.
Минут пять все молчали. Тишину нарушил Алтанбаев, обратившись ко мне:
— Март, так а че там черти заводские-то? Разобрались с ними?
Я кивнул.
— Да. Меня, можно сказать, подставили. Виновный наказан, недоразумение себя исчерпало. Заводские нас любить вряд ли станут, но на рожон лезть не будут.
Алтанбаев скривился и вроде как даже расстроился. Тогда я рассказал ему про педофила на «Жигулях», который охотится на мальчиков и девочек, и никто его не гоняет. Банда оживилась, парни сошлись во мнении, что негодяя надо лишить женилки и отправить на зону, где разговор с ним будет коротким и малоприятным. Пока они садисты-теоретики соревновались в жестокости, я задумался о том, что надо бы их откормить.
Попрошу маму, чтобы приготовила макароны по-флотски и привезла сюда, заплачу ей, потому что я не могу. Завтра мы с Канальей едем в поле на «Зилке» косить капусту, разведывать, где что можно купить по дешевке, ведь впереди у нас пять рабочих дней. Это шестьсот баксов ежедневно, итого три штуки. Каналья тоже хорошо заработает — и на мотоцикл себе, и на долю в бизнесе, то есть на половину участка.
На следующей неделе, скорее всего, карантин снимут, и пойду я протирать штаны, когда отчим отправился бороздить просторы и набивать карманы капустой единолично.
— На сколько дней тут работы? — спросил я у Сергея, взявшего в руки кирку.
— Года на два, если деньги будут, — без раздумий ответил Сергей и добавил: — Это минимум.
— Я имею в виду земляные работы.
— А… Четыре дня. Нет, скорее три, ребята у тебя больно резвые.
Я кивком предложил ему отойти и поинтересовался:
— Как думаете, они справятся, когда надо будет выставлять опалубку и вязать арматуру?
Сергей повернул голову в сторону сидящих на корточках парней.
— Трое точно смогут. Вон тот высокий, сильный и младший с горбатым носом.
Он имел в виду Алтанбаева, Крючка и прибившемуся к ним Игорька Заславского, который и на тренировки к Наге с ними за компанию радостью ходил. Хулио, Понч и особенно Зяма были слишком дистрофичными.
Будто прочтя мои мысли, Сергей добавил:
— Ничего, тощие сперва будут подсобниками. Потом, если у них руки из нужного места, может, малярке научу или еще чему-то, что попроще. Штукатурка, плитка — это все очень сложно и требует опыта и сноровки.
— Вы и штукатурить умеете? — закинул удочку я.
— Это моя страсть, — с готовностью ответил Сергей, и его интонации стали мечтательными. — Смотреть, как из ничего появляется красивое, потому я всегда делаю хорошо. Это может быть дороже, из-за чего возникают конфликты с заказчиками. Зато потом не стыдно. А так-то я по профессии шахтер, мы в Донецке жили. Потом жена умерла, теперь у меня молодая красавица… Что касается навыков, то тут многое от рук зависит, кривые или нет, и откуда растут.
Помолчав немного, он обвел рукой пустырь.
— Вот смотри, просто камни, деревце несчастное…
— Фисташку не трогать! — напомнил ему я. — Она краснокнижная и елкой пахнет, если лист сорвать. А еще на них любят стрекотать цикады.
— Надо же, фисташка… Растут же ведь, а я и не знал.
— Дикие. На них нет плодов, — ответил я.
— Ну вот, ничего на этой земле нет, а уже через полгода будет! И будет хорошее, раз это я строю.
— Вижу, человек вы грамотный, — сменил тему я. — Можно вам доверить стройку. Мне отлучиться надо, тут рядом родственники живут. Через час-полтора вернусь.
В рюкзаке, помимо пирожков для алтанбаевцев, были апельсины и бананы для Анны — апельсины, витамины! И упаковка дорогущих импортных витаминов для беременных.
Будем соседями с папашей. Рано или поздно он узнает про мой дом. Интересно, как отреагирует? Прошлому мне хотелось, чтобы он понял, что зря меня чморил, когда я вон какой крутой! Нынешний я желал одного: чтобы он не лез в нашу жизнь. Обиделся на нас из-за отчима — и хорошо.
К дому Лялиных я специально шел, а не ехал, чтобы узнать, сколько это займет времени. Оказалось, семь минут. Удивившись отсутствию алкашей у подъезда, я поднялся на второй этаж, постучал… Ожидаемо не дождался ответа и постучался к сводной сестре. Если и ее нет, зайду позже…
Но за дверью завозились, открыла всклокоченная красноглазая Лика и выпалила с порога:
— Мать в больнице.
Онемев, я вытаращил глаза.
— Рожает, — ответила она на незаданный вопрос.
— Ей разве не весной?
— Да хрен знает! По «скорой» увезли, ничего не говорят! И правда ведь рано! — Лика сделала брови домиком. — Это он, козлина, виноват! Если я узнаю, что он ее ударил… Он так на нее кричал, так кричал!
Я переступил порог, не разуваясь и не раздеваясь, и уточнил:
— Так, давай сначала. Срок у нее какой?
— Шестой месяц. С половиной. Ра-ано! Умрет ребеночек.
Я вдохнул, выдохнул, взвесил все «за» и «против» и сказал:
— Одевайся, едем в больницу. Не волнуйся раньше времени. Ей могли неправильно посчитать срок. Ну, ошибиться в датах, и ребенку может быть семь месяцев, а такие нормально выживают, если их выхаживать.
А чтобы выходили, нужны дорогие лекарства, нужно акушеркам, медсестрам и врачам пакеты с продуктами таскать. Ничего, на пару сотен баксов не обеднею. Это ж в некотором смысле мой сын или моя дочь — если бы не моя деятельность, Лялина не забеременела бы. А если б это и случилось, не решилась бы оставить малыша.
— Не волнуйся, выходим нашего брата, — уверил я Лялину и прикрикнул на нее: — Собирайся и погнали! Я только за мопедом сбегаю, он тут недалеко.
Друзья! В блоге раздача промокодов на книгу Ланцова. Следите за обновлениями
Глава 31Диана Романовна
Как я и думал, впускать нас с Ликой в роддом отказались категорически, и не помогла истерика, которую устроила сводная сестра с топаньем ногами и воплями. Это не роддом будущего, где практиковалось присутствие мужа на родах, сейчас же тут муштра покруче, чем в женской тюрьме. Видимо, чтобы отбить желание у женщин снова сюда попадать.
В итоге у меня на руках — трясущаяся девушка, повторяющая: «Мамочка, мамочка» — за которой нужен присмотр, потому что она то бледнеет, то зеленеет, то за стенку хватается, уверенная, что Анна умерла, потому нам и боятся говорить правду. А если не Анна, то кто-то точно умер.
Немного успокоив Лику, я оставил ее на кушетке в коридоре, а сам юркнул в приемный покой, потому что у меня было кое-что. Ключ универсальный, гарантия — десять лет, с 1991 по 2001. Гарантированно открывает любые двери. Называется он — бабло.
Только на меня собралась вызвериться толстая краснощекая медсестра, как я положил две тысячные на стол, накрыл их ладонью и пробормотал:
— Помогите, пожалуйста! У меня мама по скорой попала в отделение. Шесть месяцев беременность, а она рожает. И никто ничего не говорит, не знаю, что и думать. Знаю только, что дети умирают часто такие маленькие.
Тетка глядела на деньги, и на ее лице стыд боролся с жадностью. Ни тени сочувствия к подростку, который, возможно, потерял мать или братика или сестричку.
Наконец жаба погнала медсестру в пучину взяточничества, она забрала деньги, бросила в ящик стола и пробормотала:
— Вообще-то, я не имею права этого делать. Но как тут не помочь?
Она подвинула к себе телефон и принялась крутить диск — нарочито медленно, будто издеваясь. Ну что за сволочь? Нервов никаких не хватает! Лика, бедолага, там уже десятый раз мать похоронила. Хотя, если все было бы хорошо, никто нас не мариновал бы и сказал бы хоть что-то. Слушая протяжные гудки, медсестра спросила:
— ФИО пациентки. Когда поступила?
— Лялина… Ой, Мартынова, она замуж вышла. Анна Мартынова.
Медсестра оценивающе меня осмотрела и проворчала:
— Ну конечно. Рожают, понимаешь, на старости лет! И чем думают… ясно чем. Но рожать-то зачем?
Вот же дура старая! Когда я поносил шкуру сорокашестилетнего, тридцать пять лет кажутся очень юным возрастом. Лучшим возрастом, когда хочешь, можешь, соображаешь, и есть силы реализовать задуманное.
Наконец на том конце провода ответили, и красномордая сказала:
— К вам Мартынову привозили? Да? И чего с ней? — Покосившись на меня, медсестра тряхнула щеками. — Угроза жизни есть? Чего-чего… Надо мне. Сказать, что ли, сложно? Ага, понятно. А ребенок живой?.. Угу, бывает. Ленка-то? Нормально все, помирились.
Кулаки невольно сжались. Она издевается? Почему те, кого надо в клетке держать, а не к людям пускать, именно с людьми работают? Но мне надо было получить информацию, потому я терпел и ждал, вспоминая Каналью, как он говорил, что все тетки — девушки-красавицы. Ага, сидит, вон, красавица, как бронтозавр в болоте.
— Что? Ну и ладно, и пусть, — продолжала болтать медсестра, напрочь забыв обо мне и о моей проблеме. — Да не бери ты в голову, угомонится… Спасибо. Пока.
Уф-ф, ну наконец-то! Казалось бы, кто мне Анна Лялина, женщина, холодная, как рыба? А волнуюсь за нее, как за родную. Об отце так не переживал, когда его подстрелили.