— Вот, становись. Товар-то твой где?
Я сунул две сотни старушке, которая мне помогла добыть место, и сказал:
— Сейчас, я — за бабушкой.
— Так ты еще и не один? — бросила цветочница в спину удаляющемуся мне.
Не знаю почему, но весть о том, что я с бабушкой, Ягу не обрадовала. Наверное, Ивана-царевича во мне увидела и хотела съесть, ведь иначе меня пока использовать нельзя.
— Ну что? — спросила бабушка, когда я вынырнул из толпы.
— Договорился, идем.
Не поверив своим ушам, она помотала головой.
— Как? С кем? Откуда ты все знаешь?
— Интуиция. Давай вдвоем тащить тележку, тут видишь какой разбитый асфальт.
И мы ввинтились в толпу, неохотно расступающуюся перед нами. Чтобы пролезть дальше, приходилось останавливаться и орать:
— Краска! Осторожно! Оболью!
Иногда срабатывало, иногда посылали. С горем пополам до места мы добрались. Раздвинув покупателей, рассматривающих цветы Яги, я протиснулся за прилавок, бабушка подала мне тележку, расстелила кофту прямо на деревянном помосте и уселась, тяжело дыша.
— Мою бабушку зовут Эльза Марковна. — Яга кивнула, не оборачиваясь — она заворачивала в целлофан гвоздики. — Я — Павел.
Вспомнилась пушистая лесная трава, что вьется по деревьям у нас в лесах, и цветочники украшают ею букеты, здесь такой и в помине нет. Интересно, получится ли ее довезти? Вообще здорово бы найти плантацию бесхозного самшита, который тоже добавляют в букеты, и привезти к первому сентября, можно было бы озолотиться.
А теперь наступил част икс. Пора выяснять, сколько товара выжило.
Пока бабушка приходила в себя, я развязывал веревку, скрепляющие ящики, заглянул в верхний и шумно выдохнул. На первый взгляд — треть ягод придется выбросить: на них завелась плесень, часть потемнела. Вот тебе и сорок килограммов! Хорошо если тридцать останется.
Расстроившись, я снял ящик и заглянул в следующий. Там была черешня с большого дерева, собранная до дождя, и вот она полностью сохранилась! А ее большая часть. Теперь я выдохнул с облегчением. Что там с абрикосами?
Часть плодов, конечно, помялась и потемнела, но это нестрашно, продадим чуть дешевле. Фигня, учитывая, какие тут цены! Зато картофану все нипочем, он бодр и розов.
— Отдыхай, — сказал я бабушке, — я сам пока поторгую. Только весы мне дай.
Рассчитавшись с покупателями, Яга наконец обернулась и представилась:
— Татьяна я… Вы, наверное, из Украины? — В ее голосе читалось сочувствие. — Долго ехали, устали?
— Почти двое суток, — сказал я, — но не из Украины, с Кавказа, смотрите, что у нас есть!
Я выложил абрикосы на прилавке красивой пирамидкой, волнуясь, как когда делаешь что-то в первый раз. На войне таких эмоций не испытывал! А может, все дело в бурлящем коктейле подростковых эмоций, когда практически все вызывает эмоциональный отклик?
Закончив выкладывать абрикосы, я, заметив жадный взгляд Яги, взял несколько и протянул ей.
— Угощайтесь. Хотя нет, выбирайте сами. — Я поставил ящик на пока свободный прилавок. — Вот эти, темные — самые вкусные, не смотрите на то, что некрасивые.
— Ой, спасибо! — воскликнула Яга, взяла два абрикоса и спрятала в сумку. — Это внучкам.
Пришлось чуть ли не насильно совать ей еще пару.
— А это вам!
Обтерев абрикос, торговка начала его неторопливо есть, упиваясь моментом. Наблюдая за нами, подошла блондинка-модница в малиновой блузке, джинсах, и с огромными серьгами-кольцами, куда без труда поместился бы волнистый попугайчик.
— Ой, это у вас абрикоски? — удивилась она. — Надо же! Нигде еще нет. Мальчик, они твои, да? — Я кивнул. — Сделай мне два килограмма.
Вот так. Даже цену не спросила. А если скажу — десять тысяч, что на сделает?
Преодолев неловкость, я сказал:
— За два килограмма — три тысячи.
Татьяна, которая ела абрикос, подавилась и закашлялась. Блондинка молча отсчитала деньги, я достал из сумки сшитые из пленки пакеты, взвесил, отдал фрукты девушке.
— Спасибо! — улыбнулась она, и на щеках залегли ямочки. — Удивлю гостей на день рождения!
— С наступающим! — поздравил ее я и досыпал в пакет черешни.
— Почем? — буркнула тощая тетка в шляпке, похожая на Шапокляк в молодости.
— Полторы, — ответил я, высыпал на прилавок черешню из коробки в рюкзаке. — Черешня по семьсот.
Потыкав абрикосы тощим пальцем, она покачала головой.
— Червивые небось?
В голове вертелось: «Ну шо вы, тетя, мнете тити?» Догадавшись, что она просто компостирует мне мозг и ничего покупать не собирается, я радостно кивнул:
— Конечно! С мяском, так сказать.
Фыркнув, Шапокляк удалилась, а я расположил рядом с красной черешней белую, быбрал порченые ягоды, повернулся к бабушке и, опустив руку ниже прилавка, помахал веером разноцветных купюр.
— Вот! А мы еще не начинали!
Бабушка особой радости не выказала, она так и сидела, притулившись спиной к деревянной опоре, держащей шиферную крышу. Рядом с ней села на корточки Яга, которая оказалась вовсе не Ягой, а доброй и душевной пожилой женщиной.
— Вам плохо? Давление? Сердце? Может, корвалолу? У меня есть.
Вот теперь мне стало страшно. Подписал пожилую женщину на свою авантюру. А если сердечный приступ — что делать? Мама больная, еще и бабушка в больницу попадет.
— Спасибо, не надо. Просто устала.
— Точно? — не поверила Татьяна, постелила на настил брезент. — Отдохните, прилягте. Мальчик, вон, хорошо справляется. Справишься ведь?
— А то! — Я постарался сказать это бодро, но в сердце поселилась тревога за бабушку.
Пока не набежали покупатели, я шагнул к ней и проговорил строгим тоном:
— Бабушка, только не надо геройствовать. Если плохо — скажи. Потому что, если затянуть, может стать хуже.
Она тяжело вздохнула, легла на брезент.
— Нормально. Мне бы немного вздремнуть.
— Почем черешня? — услышал я и вернулся к прилавку, ответил суровому мужчине:
— Семьсот. Отличная, с Кавказа! Своя, не из колхоза. Попробуйте.
Мужчина попробовал, кивнул.
— Да, сладкая. Сделай полкило.
Я свернул ему кулек из газеты — решил не переводить пакет на такой малый вес, положил кулек в авоську, взвесил, дал сдачу с пятисот рублей. Пошел процесс! Еще килограмм. Полкило. Еще полкило абрикосов и черешен. Картошечки.
Я обернулся к бабушке — она уснула на твердом и похрапывала, подергивая рукой во сне. Татьяна (Ягой ее называть язык больше не поворачивался), тоже поглядывала встревоженно, но вскоре успокоилась.
Покупатели скучать не давали, одолевали вопросами. Не обвешиваю ли? Конечно нет, я ж не перекупщик, свое продаю. Можно попробовать абрикос? Нельзя. Сейчас порежу на кусочки — пробуйте.
Лица покупателей сменяли одно другое, и вскоре я перестал их запоминать. Но блондинка с ямочками на щеках останется в памяти навсегда. Как первый учитель.
После полудня наступило затишье, я выгреб деньги из карманов олимпийки. Сложил в пухлую стопку. Чтобы не светить богатством, опустил руки под прилавок и принялся пересчитывать барыш, раскладывая купюры по номиналу и поглядывая по сторонам, не пасет ли кто нас.
Ненадолго прервался, запомнив, что насчитал 8900, взвесил кило абрикосов, добавил наторгованное. Девять четыреста. Принялся считать дальше. Семнадцать двести всего! А еще часа дня нет, все движение начнется ближе к вечеру, и надо бы привезти остатки товара да позвонить в справочную, узнать номер деда. Я покосился на спящую бабушку. Разбудить ее не позволяло чувство вины, но разум настаивал, уверял, что не о чем волноваться, ведь я ее сменю через полтора-два часа, ехать-то до вокзала две станции. И ничего с ней не случится, если оставлю ее одну — она у меня боевая.
Я опустился рядом на корточки, потряс ее за плечо.
— Ба, просыпайся!
— Зачем? Пусть спит! — возмутилась Татьяна, но бабушка проснулась мгновенно, как солдат на побудке, протерла глаза.
— Ему ехать надо, — оправдала меня она. — Павлик, расскажи, что к чему и почем.
Я озвучил цены, передал ей пресс денег, назвал сумму — она мгновенно посвежела, переложила наторгованное в потайной кошелек на поясе, а я укомплектовал рюкзак коробкой. В камере хранения осталось килограммов тридцать, может, и меньше. Десять потащу на горбу, остальное — на тележке. Должен справиться.
— Удачи, Павлик! — сказала бабушка, вздремнув, она выглядела пободрее.
— Пока! — Татьяна помахала рукой, похожей на птичью лапку.
— Не «пока», я скоро вернусь!
Войдя в роль бойкого продавца, я остановился возле нашего прилавка и прокричал:
— Кто хочет удивить друзей и близких? — Взяв паузу, я осмотрел обернувшихся потенциальных покупателей: есть контакт! — Только у нас! Ранние ананасные абрикосы! Только из Армении. Лучшие в Москве! — Изображая кавказский акцент, я продолжил: — Налэтай, покупай! Порадуй деушька! Усмири теща! Наши абрикосы вынудят ваши дети наконец замолчать! Сто рублэй штучка, подороже — кучка!
Подмигнув бабушке, к которой подошла первая покупательница, я рванул к метро, прикидывая, что сделать в первую очередь: позвонить в справочную, привезти товар или искать аптеки.
Пожалуй, в такой последовательности и буду действовать.
Глава 14Таганка
Недалеко от рынка стояли телефонные автоматы. Не доверяя памяти, я достал из кармана ручку, блокнот со списком лекарств, чтобы записать туда дедов номер, когда мне его продиктуют. Если продиктуют. Бросил монетку и набрал справочную — 09. Дождался ответа оператора и сказал:
— Здравствуйте. Мне нужен номер телефона Шевкета Джемалдинова, проживающего на улице Перовская, номер дома не помню.
— Минутку, — откликнулась оператор, и ненадолго воцарилась тишина.
Если поскрести русского, найдешь татарина. Был бы я Джемалдиновым, если бы отец не взял фамилию матери. Павел Джемалдинов. Наталья и Борис Джемалдиновы. Странно звучит, чужеродно, что ли. Следом промелькнула мысль, что дед переехал, и найду я его нескоро. Или умер, и тогда…