А дальше может случиться что угодно. Вокруг меня завертелось столько событий, что непонятно, какое выстрелит первым. Наверное, уже кофе прибыл из Москвы, и нужно нести его валютчику. Да и деньги деду неплохо бы вернуть.
Мысли закружились каруселью, и я зевнул. Тряска и мерный рокот мотора убаюкивали. Это вторая моя бессонная ночь, а спать пока никак нельзя! Но когда нельзя, хочется в два раза больше. Я снова зевнул, глянул через лобовое стекло вперед: за окном медленно плыл бетонный забор, за которым возвышались зерновые терминалы элеватора.
Обернувшийся отец прервал круговерть мыслей, сказав:
— Я высажу тебя недалеко от театра, пойдет? Или где-нибудь в другом месте?
— Поближе к рынку, — попросил я, — чтобы удобнее добираться домой.
— Ладно.
Отец уставился на дорогу. Теперь обернулся его напарник, парень помоложе, с круглыми водянисто-голубыми глазами и ниточкой рта. Есть люди, у которых челюсти выпирают вперед, у этого человека они были будто вдавлены.
— Малой, ты че, реально всю ночь там торчал? — спросил опер. — И не зас… испугался? Как ты вообще узнал, где искать девочек?
Сдавать информатора, то есть Аню Лялину, я не стал — еще поссорятся с отцом, и он к нам вернется, потому поделился заранее подготовленной версией:
— Лена Костаки сказала. Дочь Алексиса, она в нашем городе поступила на фельдшера. Мы случайно еще в мае познакомились и иногда пересекаемся. Она считает, что отец торгует металлом, ну и сказала, где у него склады. Методом исключения я вычислил место, где металлобазы в принципе быть не может…
Отец хмыкнул и передразнил меня:
— Методом исключения! И где слов таких нахватался?
Захотелось ему врезать за этот тон: он отреагировал так, как будто дауненок с табуретки прочел Деду Морозу Бродского. Вот как в одном человек уживается способность пожертвовать всем ради близкого, попавшего в беду, и отношение к тому же близкому, как к мусору?
— Неважно, — отмахнулся я. — Факт, что сработало, да?
— Ты молодец, малой! Только нафига там до утра сидел? — не унимался незнакомый опер.
Вспомнилось, как я простился с жизнью, увидев волкодавов. Кто бы мог подумать, что они здорово мне помогут, и не придется сочинять правдоподобную легенду.
— Собак с привязи спустили, — повторил я свою версию. — Вот и не смог вернуться, они бы меня разорвали. А так на втором этаже столовой отсиживался. Повезло, что не унюхали.
— И как бы ты собирался спасать…
— Отставить болтовню! — рявкнул отец и сказал водиле: — В районе рынка притормози. Вот тут, да, возле телефонов.
Ментовский бобик остановился посреди дороги, и тут я кое-что вспомнил.
— Па, выйди на пару слов.
Отец по привычке хотел на меня наорать, но передумал, вылез вслед за мной, мы отошли от машины к стоянке, и я признался:
— Я следил за Жуковым. Его прошлой ночью грохнули, причем грохнул лысый мужик, который девочек сторожил, у него погоняло Боров, живет он возле жэдэ вокзала. Сторожей девочек четверо было, вы как раз на пересменку нагрянули: длинный лысый и еще лысый, похожий на неандертальца Боров, «девятка» его. Вот этот неандерталец приезжал к Жукову ночью и завалил его прямо в доме.
— Хм, — отец почесал темечко, сморщил лоб. — Труп еще не найден, соседи ничего не заявляли.
— Я угнал мотоцикл и выследил неандертальца. Но моих «пальцев» нигде нет, на мотике в том числе.
— Ох-ре-неть! — закатив глаза, как это часто делает Наташка, выдал отец. — Ты? Угнал? Мотоцикл? Как?!
— Да, б**ть, угнал, — вызверился я, — а что было делать, когда менты на жопе ровно сидят и не хотят шевелиться?! Надо было бы, и вертолет угнал бы.
— Ты мне тут…
— Нет уж, я тебе тут! И ты меня будешь слышать!
Отец открыл и закрыл рот, выкатил глаза. Пока он не начал словесно извергаться, я сказал:
— Твой сын не слабоумный, как ты уже убедился. Так что изволь говорить на равных.
Злобно оскалившись, я вдохнул, выдохнул и продолжил спокойно:
— Мотик Жукова во дворе недалеко от вашего отделения. Я это к чему. Когда возьмете еще троих, они могут успеть сговориться и повесить вину на дохлого Жукова. Ну, типа он организовал торговлю, а не Костаки. Если уже не сговорились, и концы сложно будет найти. Но я видел, кто убил Жукова.
— Охренеть, — повторил отец другим тоном. — Но как ты смог все это узнать?
Он посмотрел так, словно видел меня в первый раз.
— Жить захочешь — не так раскорячишься, — проворчал я. — А ты просто прими это, как данность.
Надо же, все-таки задумался о том, что же случилось с его зашуганным сыном и как он, прожженный опер, который замечает мельчайшие детали, мог проморгать, когда под носом выросло вот такое. Если бы отец чуть больше времени нам уделял и хоть немного нами интересовался, а не считал негодными и не отмахивался от нас, как от мух, то наверняка заметил бы подмену. А так ему остается только разводить руками. Я же не собирался читать ему лекцию об взаимоотношениях в семье — поздно, мальчику под сорокет.
— Желательно, конечно, меня в это дело не впутывать, — продолжил я, — но, если нить порвется, я согласен помочь и признаться, что ночью был там и все видел, но — заранее с тобой обговорив детали, ведь угон мотоцикла мне плюсом не пойдет. И Лену Костаки не впутывай, она вообще не в курсе.
Отец усмехнулся и подмигнул мне.
— Ты мог подслушать бандитов, пришедших убивать Жукова, когда они упоминали лагерь.
Я хлопнул себя по лбу.
— Точно, туплю. Бессонная ночь, вторая подряд. Еще вопрос: после осмотра в больнице куда повезут девочек? Где Алису забирать и сколько на это уйдет времени?
— В нашем отделении. Не знаю сколько продлится опрос. Нужно ж еще родителей дернуть и психолога найти, причем не одного. Но забирать девочку нужно точно у нас.
— Журналистов к вам направить? Будет нелишним. Заручишься народной поддержкой.
Подумав немного, он кивнул.
— Да. Анна с ними поговорит, я ее подготовлю.
— Ты лучше, вон, напарника подготовь, вдруг тебя закроют и ее заодно. Он надежный? И в теме вообще?
Отец шумно выдохнул.
— Надежный. Да, ты прав.
— Удачи, па! Она тебе понадобится.
Мы распрощались, и я направился к телефонным будкам. Набрал Лялину. Она ответила сразу же.
— Это Павел, — представился я и отчитался: — У нас все в порядке, все живы.
— Спасибо, Роман поставил в известность…
— Вас я не сдал. Ну, что это вы мне сказали, где искать девочек.
— Спасибо.
— Это я должен вас благодарить, Анна. И я, и спасенные девочки. Жаль… Нет, наверное, хорошо, что вы не видели, в каких они жили условиях. Отец скоро приедет в отделение. Всего вам хорошего!
Я повесил трубку. Скорее всего, отец не сказал ей о подделке документов. Либо же она не знала, что об этом известно мне, и промолчала.
Теперь — Илья. Я принялся крутить диск, мысленно молясь, чтобы вся его семья была дома. Трубку он снял мгновенно, будто возле телефона сидел и ждал. Впрочем, наверное, так оно и было.
— Да, — выдохнул Илья.
— Это я…
— Фу-ух, ну слава богу! — воскликнул Илья. — Как там что?
— Алиса жива. Я, как слышишь, тоже. Говорит, что ее не тронули. Всего там было восемь пленниц, одна в тяжелом состоянии, что с ней, не знаю.
— Как же здорово! Не в смысле, что в тяжелом состоянии, а что Алиса спасена! — воскликнул Илья и крикнул родителям: — Ма! Па! Это Пашка! Цел и невредим! Девочек освободили.
У него что-то неразборчиво спросили, и он задал вопрос:
— А бандитов взяли?
— Ловят, — ответил я на вопрос, видимо, родителей. — Все хорошо, но есть проблема. По телефону о ней не могу. Давай я сейчас заеду и все подробно расскажу. Вместе подумаем, что делать.
— Так Алиса же жива. Что за проблема-то?
— Жди. Еду.
Как же хотелось позвонить бабушке и деду! И Наташке с Борисом. Но они не знали, что я рисковал, и ни о чем не тревожились, потому разговор можно было отложить. Тем более дед в столь ранний час на рынке.
Так что я рванул на остановку, где чуть не извелся, ожидая чертов автобус целых полчаса, потому что ближайший рейс отменили.
Главной цели я достиг, и теперь обозначились более мелкие. Например, страдая на жаре, я подумал о том, как там Каналья, выпустили ли его из дурки и готов ли он ремонтировать машину. Размышляя, я изучал объявления на фонаре, увидел то, где написано о пропаже Оли Шаркой, уже залепленное другими: «Сдам однокомнатную квартиру», «Продам видео магнетофон», «Помогу с документами: дипломы, справки, водительские удостоверения».
О! А вот и предложение получить права и забыть про общественный транспорт. Я отодрал объявление вместе с головой Оли. Сунул в карман. Позвоню, узнаю — за спрос не дают в нос. Может, это помогают с восстановлением документов, а не то, что мне хотелось. Но даже если и делают их с нуля, понятно, что такой документ — фальшивка, но сейчас компьютерных баз данных нет, и пробить меня гаишники не смогут.
Снова и снова возвращались мысли о том, что сейчас происходит в отделении. Может, отца уже задержали и закрыли, подделка подписи — не шутка. А может, просто вынесли устное предупреждение. Или прямо сейчас заставляют писать заявление об увольнении…
Потому прессу, а в идеале — местное телевидение нужно подключать уже сейчас. И я очень надеялся, что у Леонида Каретникова есть на них выход.
Когда подошел «Икарус», я ломанулся на заднюю площадку, но занимать сиденье не стал, потому что вырублюсь и просплю все нафиг.
На первый план вышла новая цель и разогнала остальные: помочь отцу. Первый раз в жизни я за него переживал, и не из-за чувства вины, а чисто по-человечески. Он рисковал не потому, что его лишили выбора, он тоже чисто по-человечески выбрал меня, а не карьеру, хотя понимал, что уже, возможно, некого спасать. И теперь я сделаю все, чтобы его вытащить, а еще лучше — прославить и помочь получить звезду на погоны, ведь маньяк весь город в страхе держал.
На остановке я не вышел — выпрыгнул из автобуса и рванул к Илье, помахал бабкам, несущим боевое дежурство. Паруйр, похоже, не приходил, чтобы занять наш подвал, хотя уже должен был заявиться. Пусть повременит, не до него пока, иначе я просто возьму оглоблю и отоварю его, и пофиг на последствия.