Может, этот поступок и отодвинул время на таймере? Кто теперь разберет.
Бабушку мы заметили издали, она стояла под деревом с сачком, а Каюка среди веток видно не было.
— Привет, ба! — крикнул я и ускорил шаг.
Закачались ветки, показался Юрка, свесившийся, как обезьяна, помахал мне. В прошлой жизни я его ненавидел, а сейчас в душе ненависть схлестнулась в чем-то теплым, приятным. Как…
Как любовь к приемному ребенку.
Бабушка подождала, пока мы подойдем, кивнула на Каналью:
— Смотри, какой красавец стал! Еще бы пить бросил окончательно, цены бы ему не было.
— Да какой цены, — грустно пробормотал он, поднимая штанину и демонстрируя протез. — Ломаный грош мне цена!
— Это все мелочи, — припечатала бабушка. — Руки золотые, и соображалку не пропил, вот что главное! На вот тебе ключ от гаража, хвастайся. — Она достала из кармана халата ключи от машины, отдала ему и обратилась ко мне: — За тот халат спасибо, красивый! Буду на выход надевать.
Говорит, как гвозди забивает. Попробуй с такой поспорить.
— Абрикосы закончились, — пожаловалась она, кивнула на ящик. — Только перезрелые остались. Не знаю, доедут или нет по такой жаре. И мало совсем. Юра орехов немного наколол. Еще бы что отправить. Инжир как пошел?
— Хорошо, — хрипнул я.
Надо на рынок, получается. Но успею ли? Уже девять… Торговаться, уламывать незнакомых взрослых, а они наглые, зубастые. Захотелось закрыть лицо руками.
В гараже зарычала «Победа». Думал, придется туда идти, но Каналья выгнал машину на улицу. И опять когнитивный диссонанс: мое восприятие — ну древность же эта «Победа»! — и понимание взрослого — офигенный раритет!
Взрослому захотелось бы осмотреть машину, проверить качество работы, я настоящий мало в этом понимал и решил забить. Или все-таки понимал?
— Дядь Леша, а расскажите мне про двигатель, и что вы в нем поменяли, — крикнул я ему, когда он заглушил мотор.
Самому интересно, получится ли усвоить знания, говоря по-взрослому, проверить теорию на практике.
Каналья подозвал меня жестом:
— А ходь сюда!
И опять понимание взрослого подкинуло хорошую идею. Казалось, будто кто-то в голове нашептывает порядок действий и делает этот шепот моими мыслями. Вот только урок придется отложить.
— Ба, у тебя ж права остались? — спросил я.
— За руль не сяду, — отрезала она.
— Так есть они или нет? За руль ва… тебе необязательно.
— Остались. — Она уставилась на меня так, словно готовилась сделать выговор.
— А у вас, дядь Леша, остались?
— Конечно! — Он вроде как даже обиделся на мой вопрос. — Как же я без них? Это ж как хвост у рыбы. А что за рыба без хвоста?
— Ба, за рулем поедет он, а ты просто рядом посидишь, как хозяйка машины. Так ведь можно да? — Я обернулся к Каналье, хотя опыт говорил, что да, можно.
— Да вроде, — ответил он.
— Ну вот. Поедем сейчас на рынок и все привезем, и не надо в автобусе толкаться, время терять. Сегодня ж воскресенье, он полный, потому что все на море ломятся. А заодно… Вот. Кофе.
И Каналья подстрахует, чтобы не ограбили, он-то боевые навыки не утратил.
— У него ж нога, — засомневалась бабушка.
— Ну и что! — горячо заверил он: — Мне культяпка не мешает на педали жать. Смотрите!
Он буквально побежал к машине, даже не хромая, завел ее, сдал задом к воротам гаража, развернулся, проехал к своему дому, опять развернулся и стал исполнять разворот в три приема, один раз только заглох, но оно и понятно: у него протез, а надо к сцеплению приноровиться.
— Видите? — сказал он, остановив машину. — Собирайтесь, Эльза Марковна! Испытаем ласточку! — Каналья погладил руль.
— Прямо сейчас? — спросила она.
— Ну а зачем тянуть? — улыбнулся Каналья.
Оказавшись в своей стихии, он будто бы даже помолодел. Бабушка подумала и кивнула.
— Переоденусь только.
— А я? — крикнул Каюк с дерева, спрыгнул на асфальт.
— Ну а чего бы и нет? — ответил Каналья.
— Товар некуда ставить будет, — разочаровал его я. — Мне-то сто пудов надо ехать.
Юрка пожал плечами.
— Ну ладно, нет так нет.
Мне очень хотелось не ехать, но деваться было некуда: с валютчиком ведь не бабушка договаривалась. И где брать инжир, она не знала, а ко мне армянка на «москвиче» уже привыкла и уступала. И еще осталось одно незавершенное дело: расплатиться с Канальей за работу. Бабушка-то деньги ему давать не хотела, боялась, что сорвется, опять забухает, хотя дело ей до того Канальи?
Через силу я сделал шаг к машине, еще шаг. Не хочется, а надо! Можно, конечно, зажабить те три тысячи, но ведь Каналья работал! И ему хочется что-то себе купить. Сигареты, например.
Я сел рядом с ним, захлопнул дверцу, полез в кармашек рюкзака, выгреб оттуда мятые купюры, три тысячи, и еще пятьсот рублей выпали. Я поднял их, и поглядывая на дом, где исчезла бабушка, протянул дяде Леше.
— Вот, спасибо вам.
Он неверяще уставился на деньги.
— Откуда они у тебя?
— Заработал. Я вам обещал. Берите. Так будет честно.
И он забрал, сунул в карман брюк, наградил меня долгим взглядом, полным уважения.
— Какой ты правильный парень! Спасибо. — Он потарабанил пальцами по рулю и мечтательно произнес: — Я вот подумал ремонтом заняться. Это раньше нельзя было, а теперь — бизнес!
— Правильно! — поддержал его я.
Вышла бабушка в бело-цветастом приталенном халате, который мы ей купили, рассчитывая, что она будет носить его дома, но он оказался ей к лицу и вполне годился для выхода в люди. Все-таки хороший у Наташки вкус.
Каналья завел машину, и мы поехали.
Я всегда завидовал одноклассникам, у которых в семье была машина, и они катались на переднем сиденье: окно открыто, ветер треплет волосы…
Но Каналья остановился возле своего дома с покосившимся забором и огородом, заросшим бурьяном.
— Права надо взять, — отчитался он и рванул в дом, вернулся, сел за руль, развернув удостоверение в обложке из пожелтевшего клетчатого листа.
На фотографии был скуластый вихрастый парень с восторженно распахнутыми глазами.
— Бабушка, ты свои взяла?
— Конечно, — кивнула она и погладила старинную сумочку из материала под крокодилову кожу.
Ну а дальше, как я всегда мечтал: окошко открыто, теплый ветер, и кажется, все прохожие смотрят именно на меня. Я-взрослый и не на таких тачках рассекал, но сейчас и он был бы доволен. Да и я только помнил, но не ощущал, а это все равно что фильм смотреть.
Машина шла плавно, Каналья мягко входил в повороты на серпантине. Улыбаясь, обогнал «запорожец». Водитель тарантайки оскорбился и погнался за нами, догнал, чуть ли не носом в выхлопную трубу ткнулся.
Каналья опустил стекло, высунул руку. Думал, покажет средний палец, как захваченный азартом мальчишка, но нет, просто крикнул:
— Понюхай у нас под хвостом, ага!
Каналья игрался с «Запорожцем», как кот с мышью: подпустить, тот только на обгон собирается идти, а он как втопит!
— Алексей! — проговорила бабушка тоном строгой училки.
— Ну Эльза Марковна! Мы не рискуем, а дураков надо наказывать, правда ведь?
— Прекрати! — распорядилась она.
А мне стало жаль Каналью, он так радовался, оказавшись в своей стихии! Как рыба, которая валялась на песке, а потом ее бросили в воду.
Опыт взрослого подсказал, что с ним можно было бы замутить бизнес пятьдесят на пятьдесят. К тому же свой авторемонтник всегда нужен… Если не забухает. Мне хотелось верить, что внушение сработает, и он исправится. Мать Алисы исправилась же.
Или такое внушение, как кодировка алкоголиков: проходит время, и она иссякает?
На радость Канальи, «запорожец» нас больше не преследовал, свернул на дорогу, ведущую в село, а мы въехали в город. Как и афганец, я высунул руку, направляя потоки воздуха в салон. А ведь если бы не я, машина так и ржавела в гараже, а мучимый похмельем Каналья побирался бы по соседям. От этой мысли сделалось уютно и радостно.
— Дядь Леша, — проговорил я, когда мы подъехали к рынку, — припаркуйтесь там, где оптовики.
— Понял! — кивнул он и поехал дальше.
Я вспомнил, что в будущем машин появится столько, что не будет хватать парковочных мест, не то что сейчас: хочешь — под этот платан, хочешь — под тот, в тенек. Трудно поверить, что будут по две машины в семье!
— Приехали! — объявил Каналья и поцеловал машину в руль.
Бабушка вышла первой, огляделась.
— У тебя же здесь все схвачено?
Схвачено, ага. Я никогда этого не делал! Надо с собой договориться, чтобы не начать тупить. Я же хочу стать сильным, и чтобы уважали? С неба это не упадет, это нужно зарабатывать. Потому я вышел, долбанувшись головой, зашипел.
Сперва кофе или инжир?
Наверное, инжир. А вон и моя армянка.
Так. Возьми себя в руки, тряпка, — и вперед! И я пошел, прокручивая в голове диалог. Женщина увидела меня, помахала рукой.
Коробки с инжиром стояли на капоте «москвича».
— По пятьсот рублей? — спросил я с нажимом, стараясь сделать голос жестким, но казалось, получилось фальшиво.
— Все возьмешь, тогда да, — улыбнулась она.
Я заглянул в коробку. Плоды были переспевшими, мягкими. Такие точно не доедут, и половину, если не больше, придется выбросить.
— Вообще не возьму, — сказал я. — Мне твердые нужны.
— Но эти самые вкусные! Попробуй!
— Да я понимаю. Но нет, спасибо. — Я зашагал прочь, бросив, обернувшись: — Удачи.
— Ладно, черт с тобой! — крикнула она. — Выбирай!
И вытащила из салона машины еще ящик. Вот так просто? Я ж сдался, а получается, проявил хитрость?
Выбрать было из чего. Получилось отобрать семь килограммов, я сунул руку в карман рюкзака и понял, что денег нет, я все отдал Каналье. Наверное, выражение у меня стало таким, что аж армянка забеспокоилась:
— Что такое?
— Деньги… Сейчас.
Я метнулся к бабушке, стоящей возле машины.
— Ты деньги брала?
Она покачала головой.