Интересно, за пятьсот рублей он разрешит набрать початков, раз уж все равно они предназначены свиньям? Я обернулся, посмотрев на дорогу. Отсюда до города километров сорок, на мопеде доехать будет тяжело, но можно. По идее, такая кукуруза должна продаваться на рынке за копейки, проще там купить, чем сюда тащиться.
— Вы там не уснули? — крикнула бабушка, и показался Каналья с грудой початков и глазами, горящими азартом.
— Все, уже едем! Я, вот, пропитание добыл! Лишил безвестную хрюшу целого грамма жира.
— Не переоценивай свою значимость, — проворчала бабушка. — Им побеги ценнее.
Каналья завел машину, и мы поехали дальше.
— По-моему, это расточительство, — сказал я, глядя на колышущиеся стебли кукурузы, — отдавать початки свиньям. Я бы продал на рынке за копейки. И людям хорошо, и колхозу деньги.
— В том-то и проблема, что это имущество колхоза, — сказал Каналья, — который разваливается, и никому ничего не надо. Колхозникам заниматься этим незачем, потому что себе деньги не заберешь, а инициатива наказуема.
Все колхозы развалятся. Интересно, а если подойти к вопросу со знанием реалий, можно сохранить хоть один? Уверен, что да — можно не только сохранить, но и сделать так, чтобы работники жили хорошо. Вот только дадут ли хищники, что рыщут вокруг?
На подъезде к областному центру был еще один пост гаишников, но там нас не тронули, и мы прорвались в город. Правда, вместо девяти часов оказались там в начале десятого, и Каналья неспешно повел автомобиль по пустынным улицам.
— Итак, — уточнил Каналья, — я правильно понял, что едем мы на Центральный рынок?
— Правильно, — кивнул я, подобравшись и прокручивая в голове текст презентации кофе.
— И правильно, что надо будет идти с тобой? — уточнил Каналья и тоже съежился. — Мне не кажется это хорошей идеей.
Пришлось его успокаивать.
— Ты побудешь телохранителем и просто в стороне постоишь, я сам все расскажу.
— Ладно, — кивнул он. — Кстати, вот мы и на месте. Вон туда, за дом свернуть, и рынок.
— Постарайтесь побыстрее, — попросила бабушка, поглядывая на стену дома, возле которого мы припарковались. — Пока солнце не вылезло, а то я тут поджарюсь.
— Постараемся управиться за час, — пообещал я, и мы с Канальей торопливо зашагали к рынку.
Центральный рынок размерами не превосходил наш, вокруг него точно так же торговали оптовики, кишели перекупщики с клетчатыми сумками, царил монотонный гул, прерываемый криками зазывал.
Сюда съезжались люди из окрестных сёл и продавали кур, яйца, колбасу, молоко и творог, огурцы, помидоры, сливу и груши. Покупателей пока было мало, в основном перекупщики — не проснулся еще народ воскресным утром.
Я надел рюкзак и на ватных ногах двинулся вдоль стихийных рядов, Каналья поплелся за мной. Мы подошли к ларьку с сигаретами, куда обычно тянулась очередь, но сейчас было двое покупателей.
— Идешь предлагать? — спросил Каналья.
Пришлось кивнуть. Я уставился на ларек с вызовом, как начинающий рыцарь — на дракона. Сколько ни говори себе, что за спрос не дают в нос, а слова исчезли, ноги вросли в землю. Но, пересилив себя, я встал в очередь, заглянул в окошко. Дородная продавщица с красными губами смерила меня взглядом, думая, что я — очередной покупатель.
Н-да пока трудно поверить, что в ближайшем будущем появится запрет на продажу сигарет и алкоголя несовершеннолетним. Тетка качнула головой — чего, мол, тебе.
— Здравствуйте, — улыбнулся я, напоминая себе, что в таких ситуациях всегда надо улыбаться, потому что ну как послать человека с искренней улыбкой на губах?
Слова застряли в горле, но я себя пересилил:
— Мой дед работает в Москве на фабрике кофе. Ему выдали зарплату товаром. — Я показал ей пачку кофе. — Цена ниже рыночной. Фирменный бразильский, такого нигде нет…
Господи, что я несу! У меня же такая красивая презентация!
— Мальчик, спасибо, не надо, — отмахнулась она, — не задерживай очередь.
Меня не любят, это минус, но и не гонят — это плюс. По крайней мере, взашей не гонят. Ничего страшного не произошло, мне просто отказали, но настроение упало.
— Зря отказываетесь, — заставил себя продолжить я. — Лучше импортного, и недорого. К тому же его можно взять на перепродажу.
Глаза тетки сверкнули — удалось ее зацепить? Или она злится?
— Почем? — наконец спросила она.
— Если возьмете несколько упаковок, с перспективой сотрудничества, то четырнадцать, а так — по восемнадцать.
Тетка по-мужски присвистнула и мотнула головой.
— Ого! По пять тысяч взяла бы.
Я пожал плечами. У меня были спичечные коробки с пробниками, но разговаривать с этой дамой, похоже, бесполезно, хотелось побыстрее уйти.
— Если перепродать, то эти пять вы получите с каждой упаковки, — зачем-то брякнул я. — А если…
— Не задерживай, — проворчала она, начиная раздражаться, и я отошел в сторону, глянул на Каналью и двинулся на рынок, где продавцы только-только начали разбирать свои палатки и вывешивать вещи.
— Лучшая домашняя курочка! — доносилось в спину.
— Яйца! Яйца! — кричала женщина. — Мужики, у кого нет — налетай! Удиви жену!
На точке, где торговали чаем, меня тоже мягко послали. Местные валютчики моим товаром не заинтересовались, и я отправился в крытую часть рынка, убеждая себя, что ничего страшного, с первого раза редко когда все получается.
Хотелось сразу подойти к мясникам и сбыть товар — они-то богатые, могут себе позволить, но цель была другая: найти точки сбыта, где пусть понемногу, но будут брать постоянно, потому мой выбор пал на темноволосую продавщицу конфет — показалось, что на ее витрине мой кофе смотрелся бы гармонично. Я подошел к девушке, замершей со скучающим видом, и решил обойтись без прелюдий:
— Здравствуйте. У меня есть крутой кофе на реализацию. Он отлично дополнил бы ваш товар. Девушка посмотрела с интересом, и я продолжил, пока клюет:
— Дед работает на фабрике, ему выдают зарплату товаром. Кофе уникальный, молотый, бразильский. Ни у кого такого не будет. — Я поставил рюкзак у ног. — Есть пробники, но такой кофе надо варить в турке.
Продавщица с интересом посмотрела на Каналью, застывшего у входа.
— Ты продаешь, а он чего не заходит?
— Стесняется, — пожал плечами я. — Считает торговлю постыдным занятием.
— А ты не стесняешься? — улыбнулась она.
— Стесняюсь. Но куда нам столько кофе?
— Ну, показывай, — кивнула она.
Я протянул спичечный коробок с пробником, она понюхала кофе, попробовала и долго торговалась. Сговорившись на двенадцати пятисот, согласилась взять на реализацию три пачки.
— И сколько сможешь приносить? — спросила она напоследок. — Дорого, конечно, ну а вдруг пойдет?
— Сколько нужно, столько и принесу, — уверил я.
— И другим предлагать не станешь? — с недоверием прищурилась она.
— Почему же? Сегодня — стану. Вдруг вы потом откажетесь, а так будут запасные варианты. А вот когда у вас пойдет и мы договоримся, тогда — нет. На этом рынке буду предлагать только вам.
— Врешь ведь, — усмехнулась она, расплачиваясь за три пачки, одну сразу же поставила на витрину.
— Зачем, когда мне проще постоянно работать с вами, чем один раз проехаться всем по ушам? Я-то еще приду. Если совру — никто у меня ничего брать не будет. У вас телефон есть? — поинтересовался я, пересчитывая деньги, где вперемешку были и старые, и новые рубли.
Она рассмеялась.
— А не молод ты телефон просить?
Я вернул улыбку и сказал:
— Конечно молод. Мне он для другого: чтобы заранее узнать, как у вас дела и сколько товара везти.
— Меня Натальей зовут. — Она написала номер на сигаретной пачке, а я пошел дальше, внес ее данные в тетрадь, что носил с собой в рюкзаке — ту самую, куда записывал воспоминания, расстаться с которыми так боялся.
Один оптовый покупатель — мало. Надо как минимум три таких точки на рынке.
Каналья поплелся рядом со мной, ничего не спрашивая.
Следующим я посетил продовольственный магазинчик, но там была очередь, и меня слушать не стали. Затем — кондитерскую с тремя столиками, где модница торговала пирожными, тортами и выпечкой, судя по всему, самодельной. Эта дама заинтересовалась, тоже взяла три пачки, я записал ее телефон.
На пятой точке я перестал заикаться и говорил как по писаному, но больше в пассаже моим товаром не заинтересовались. Только на обратном пути удалось продать две пачки азербайджанцам с чебуреками. У этих товарищей дома телефона не оказалось. Итого ушло восемь пачек, осталось еще шестнадцать.
Обойдя весь рынок, я вернулся в машину, плюхнулся на сиденье.
— Ну что? — В голосе бабушки читался скепсис.
Я честно ответил, и результат ее порадовал больше, чем меня самого.
Потом мы припарковались в центре, изобилующем магазинами и кафе. Тут мои дела пошли лучше: две пачки продал в бар, две — в кондитерку, четыре — в продуктовый магазин, где было шаром покати, и бойкая продавщица решила рискнуть и приторговывать из-под полы.
Итого осталось восемь пачек. Три удалось пристроить в столовую тут же в центре. И если мне поначалу казалось, что придется везти товар домой, то теперь я приободрился, обнаглел и, когда проезжали мимо супермаркета, первого в регионе, попросил остановиться.
Бабушка пошла со мной, а внутри растерялась.
— И что, можно вот так просто брать с полки в корзинку? — не поверила она своим глазам. — А если украдут?
Я кивнул на камеры, затем — на мордоворотов у выхода, и мы прошли к полке с чаями и кофе. Бабушка вытаращилась на цены.
— Они совсем обалдели?! В два раза дороже, чем везде!
Это и правда было так, зато ассортимент поражал воображение. Сейчас отовариваться здесь может позволить себе не каждый, зато не надо толкаться в очередях, пришел в одно место, а тут все есть. Дорого, да, и некоторое время будет так, но после рынки и гипермаркеты поменяются местами. Скажи это бабушке сейчас — не поверит ведь!
Я пожадничал, не стал нагребать экзотические продукты, взял лапшу быстрого приготовления типа «дошика», но с китайскими иероглифами, и передумал связываться с това