— Нечестно! — заголосила Гайка. — Он ему — песок в лицо!
— Мочи беспредельщиков! — заорал Чабанов.
— Остановите бой! — донесся голос Ильи.
Я видел лишь размытые очертания, но было понятно, что начался глобальный махач, и за меня вступились наши. Всегда смеялся с таких сцен в фильмах, но сейчас было невесело. И глаза не прочистишь, потому что в любой момент может прилететь, потому я профилактически наносил удары перед собой, но Чуму, похоже, кто-то нейтрализовал.
Кто-то обнял за плечи и повлек меня прочь.
— Уходим! Быстро, — шепнул Илья.
— Прекратить! — разорялся Афоня, но собравшиеся вошли во вкус и не думали останавливаться.
— Шухер! — хрипнул Плям, и прозвучал свисток физрука, оборвав вскрики, хрипы и удары.
— Врассыпную! — Все еще ничего не видя, узнал я выкрик Каюка.
Голос директора, видимо, пригвоздил всех к местам:
— Всем оставаться на местах! — Мы с Ильей остановились — и пяти шагов сделать не успели. — Кто сбежит, тот будет отчислен! Я запомнил всех!
В лицо плеснули водой, еще и еще раз. Я проморгался и, хоть глаза и пекло огнем, разглядел склонившуюся надо мной Елену Ивановну с бутылкой газировки. Рядом с земли вставали сцепившиеся Чума и Рамиль. Барик держался за подбитый глаз, а Димон Чабанов сжимал-разжимал кулаки. Минаев вертелся вокруг своей оси, раскинув руки. Войдя в раж, он не понял, что драку вероломно прервали.
— Вот красавцы, а! — ворчал физрук, заломивший руку Афони за спину.
Семиклассники, включая Каюка, ломанувшиеся к дыре в заборе, отступали от директора, который оттуда вылез в сопровождении Розы Джураевны с аптечкой.
Встрепанные девчонки, которые, видимо, тоже передрались, молчали.
— Я всех запомнил! — орал дрэк. — Кто скрылся с места преступления, будет отчислен!
Все бы было замечательно, если бы не было так плохо. Явление директора народу произошло очень не вовремя.
С гопниками не договориться по-человечески, это минус, но язык силы они понимают отлично, это плюс. Мы бы помахали кулаками, выяснили отношения и разошлись. Может, еще второй раз потребовался бы, чтобы закрепить эффект. Кто-то обзавелся бы бланжем, кто-то — кровоподтеком. Теперь же непонятно, как будет развиваться сюжет. Судя по количеству задействованных учителей, кто-то донес о планирующейся драке, и они не нагрянули на крики спонтанно, а подготовились заранее и устроили засаду, чтобы никто не сбежал через дыру в заборе.
— Кто стуканул? — прошипел Ара, друг Афони и вызверился на меня.
Я сжал челюсти и качнул головой. Учителя согнали нас в кучу, а сами столпились возле сваленных кучей рюкзаков.
— Сейчас вы все дружненько идете в кабинет физики на третий этаж, — прорычал директор, — и попробуйте только сбежать! Себе же хуже сделаете.
И действительно — кто настучал, оказав мне медвежью услугу? Чуме и компании такое делать западло. Нашим парням незачем. Да и остальным незачем.
Девчонки из лучших побуждений? Заячковская? Желткова? Новенькие? В принципе, это мог сделать кто угодно.
А еще можно подумать на меня, стремящегося устранить врагов чужими руками, в данном случае -директорскими. Мне такой поворот наиболее выгоден.
Через пять минут мы сидели в кабинете физики, угрюмые и встрепанные. Барик, Рамиль и Чума — перепачканные пылью. Каюк, который с кем-то бился за нас — в разорванной рубашке. Заячковская хлюпала носом, ее хохолок представлял собой воронье гнездо. Гаечка не пострадала, она сверлила кого-то взглядом, скрестив руки на груди. Баранова на задней парте прижимала руку к ребрам — ясное дело, ее голова осталась целой — попробуй туда дотянись. Желткова, запрокинув голову, позволяла школьной медсестре вставить в нос турунды.
Даже Любка дралась за нас!
Меж рядами расхаживал дрэк. Возле учительского стола, где засел физрук Виктор Аркадьевич, повесил голову Афоня. Он стоял неподвижно, как скелет, по которому учат кости на анатомии. Физрук обыскал его и вывернул из карманов деньги, заработанные на ставках, рядом лежал нож-складень, перемотанный изолентой, жвачка, сигареты, спички и чертик, сплетенный из цветных проволок. Елена Ивановна замерла у двери, потупившись, ведь это ее класс отличился.
— Афоненко, — распекал дрэк неудачливого организатора боев без правил, — и что мне с тобой делать? Ты понимаешь, что такие дела по серьезной статье проходят? Это организованная преступная группировка! Азартные игры!
— Это мои личные деньги, — прогнусил он, косясь в сторону.
Дрэк зал ему подзатыльник — аж голова дернулась.
— Не надо держать нас за дураков! — Он посмотрел на Чуму злобно и продолжил: — Чумаков! На тебя уже три жалобы: сорвал урок, запланировал драку. Дважды! А только второе сентября. Видимо, придется передать эти сведения в комнату милиции, где ты и так состоишь на учете. Свидетелей у меня предостаточно.
— Геннадий Константинович, я больше не буду, — пролепетал он, изображая оскорбленную невинность.
— Закрой рот! Из него воняет враньем! Но ладно бы вы. Павел Мартынов! От тебя я такого не ожидал, — он покачал головой. — Ладно эти обезьяны, но ты-то! Как ты мог стать зачинщиком массовой драки?
Что меня ругает — хорошо, не хватало, чтобы заподозрили в стукачестве.
— Итак, — продолжил дрэк, — жду объяснений. Кто расскажет, как все было, тот свободен.
Афоня оживился и затараторил:
— Короче, ко мне подошел…
Дрэк вскинул руку:
— Не ты, Афоненко. С тобой будет отдельный разговор. Меня интересует, что произошло в девятом «Б», спровоцировавшее массовую драку.
Все молча сидели, отводя взгляды. Потому что все понимали: сдавать одноклассников директору, пусть даже врагов — все равно что козлить. Разбираться надо собственными силами, учителей и родителей вовлекать — последнее дело, кто так делает, тому место на дне социальной иерархии.
Конечно, одноклассники, да и я до недавнего времени, не знали таких умных слов, но суть была ясна каждому, даже Заячковской. Но не беспробудно тупой Желтковой, которая подняла руку.
— Люба хочет сказать, — обозначила свое присутствие Елена Ивановна, дрэк кивнул, и Желткова встала.
— Чумаков всех достал! Сначала чуть не сорвал урок, Павел его утихомирил. Потом он плюнул на учебник Мартынова…
— Я не плевал! — возмущенно воскликнул Чума.
— Это Кар… Заворотнюк плюнул, — уточнила Баранова. — И Мартынов применил к нему насилие.
— Но это Чумаков подговорил Заворотнюка, — без особой уверенности заявила Желткова.
— Вранье! — обиженно выпучил глаза Чума. — Карась, я тебя подговаривал?
Карась сидел на моем ряду в самом конце, и я не заметил его сразу. И на драке не заметил, наверное, он позже подошел.
— Нет! — испуганно помотал он башкой.
— А зачем ты это сделал? — спросил я, оборачиваясь и надеясь застать его врасплох.
— Захотел и плюнул, — буркнул он.
— На самом деле все поняли, что это Чумаков заставил Заворотнюка! — вступилась за наших Заячковская. — Это всем понятно.
— Кроме самого Заворотнюка, — вставила свои пять копеек Семеняк. — Мартынов тоже так посчитал и наехал на Чумакова, вызвав его на трубы. Ну, то есть драться.
Желткова, которая так и стояла, как обвиняемая, от бессилия топнула.
— Нет! Это Чумаков вызвал Мартынова, а потом — Борецкий — Меликова за то, что тот его опередил на физре.
— Подтверждаю, — кивнул физрук.
Я знал, как все было на самом деле, и мне версия Барановой казалась неубедительной. Но как все выглядит со стороны? Можно ли поверить в то, что я ошибся и спровоцировал конфликт?
А, плевать. Это Чуме грозит отчисление. Чем больше в моем послужном списке подобных происшествий, тем выше будет репутация среди одноклассников, и тем проще будет на них влиять, для меня это главное.
Дрэк пожевал губами, окинул глазами класс и произнес:
— Думаете, это вам все игры да хаханьки? Вот это! — Он хлопнул по столу с деньгами и ножом, — игры, да? Носишься тут с вами, задницы ваши на поворотах заносишь, от милиции отмазываешь, а вы лыбитесь за спиной. Чумаков, Борецкий, вы и так на учете в комнате милиции. Остальным, выходит, пора становиться на учет. Кроме Мартынова, пожалуй. И Каретникова. Уверен, что вы случайно оказались в затруднительном положении. Но все равно. Сегодня я специально задержусь подольше. В восемнадцать ноль-ноль жду вас с родителями.
— Но моя мама работает! — воскликнула Заячковская. — А папа в рейсе!
— Ладно. Буду точнее. Чумаков, Борецкий, Городков, Заворотнюк, Меликов, Афоненко, Алексанян, Мартынов, Чабанов, Минаев, Каретников, жду вас с родителями в восемнадцать ноль-ноль. Кто не явится, того будут ждать большие неприятности. Особенно это касается тебя, Чумаков. Я лично твоему отцу позвоню, и только попробуй пропетлять!
Впервые видел Чуму таким обреченно-подавленным, будто к расстрелу приговоренным. Барик тоже насупился, его родители били смертным боем, а значит, ему здорово влетит.
Заячковская с облегчением закрыла глаза.
— Твоему отцу тоже лично позвоню, — директор недобро уставился на меня, помолчал, а потом как хлопнет по столу! — Дневники — сюда, и жду вас вечером с родителями. Это касается всех, кого я назвал. Теперь все, кроме девятого «Б» — на выход.
Каюк перекрестился — слава Богу, мол, меня не тронули, перекинул сумку через плечо и показал мне два скрещенных пальца. Остался наш класс почти в полном составе. Не было Ниженко, Фадеевой и Заславского.
Физрук остался сидеть за учительским столом. К доске вышла Елена Ивановна, обвела взглядом кабинет. Тишина стояла такая, что было слышно, как в окно бьется муха.
— Что притихли, господа-товарищи? — обратилась она к нам, по ее лицу пробежала тень, а дальше в нее будто демон вселился, она проговорила низким голосом, пробирающим до костей: — Что вы мне устроили в первый учебный день, а? Чумаков! Только вякни сейчас что-нибудь! — Она взяла длинную указку, больше похожую на кий, ударила себе по ладони. — Думаешь, мы идиоты, и поверим твоему невинному лицу? Думаешь, не понимаем, кто воду мутит⁈ Так вот. Я сделаю все, клянусь, чтобы тебя в моем классе не было. Костьми лягу. Если это потребуется, ты у меня сядешь, но не будешь мешать работать другим.