Красный от стыда Барик шарахнулся за спины приятелей, которые начали его подначивать.
Уроки прошли спокойно. Я вызвался отвечать геометрию, Баранова попыталась меня завалить — не получилось. Зато, когда пришла пора отвечать биологию ей, мы обрушились на нее всей толпой и задавили дополнениями. Я рассказал про митохондрии, Гаечка — про вакуоли, Меликов — про эндоплазматическую сеть. Этого не было в нашем учебнике, но у меня имелся тот, по которому мама училась в медучилище. Причем дополнение каждого походило на полноценный ответ. На нашем фоне Баранова смотрелась бледно и получила четверку, а нам всем учительница поставила «отлично».
А перед черчением к Гаечке подошла Лихолетова — проконсультироваться по русскому на завтра. План Райко, Барика и Барановой не сработал. Изгоями и самодурами выглядели они, а не мы.
Последним была история, мы кое-как ее пережили, и настала пора возвращаться домой. Я легонько толкнул Гаечку в спину и спросил:
— Не передумала идти?..
Она мотнула головой и проговорила обреченно:
— А куда деваться?
— Давай мы тебя проводим к дому, Карасиха и подпевалы наверняка попытаются подкараулить. А потом — на место. И мелких позовем, чтобы она видела, что ты мы не одни, мы — многочисленны.
— Спасибо, — невесело улыбнулась она.
— Мы с тобой! — вызвались Димоны.
— И я с вами, — поддержал нас Меликов и добавил: — От отца влетит, но что уж тут.
Из класса мы выходили последними. Нервозность Гаечки невольно предавалась мне, и я ее учил:
— Переоденься в рванье, скорее всего, придется валяться. Волосы заплети в косичку. Главное — не забывай закрываться, у Карасихи недостаточно силы, чтобы пробить блоки. Навыками борьбы она не владеет, твоего опыта хватит с головой. Про ноги тоже не забывай, удары быстрые и хлесткие, чтобы она не успела схватить.
Гаечка сосредоточенно кивала, кусая губу.
— Если вцепится — выходить из захватов ты умеешь. Вряд ли она чем-то удивит. Ты умеешь больше нее.
В разговор включился Илья:
— У вас бой в малом весе, когда сложно нокаутировать противника из-за небольшой силы ударов, так что бояться тебе нечего. Вали ее на землю и — болевой. Или удушающий.
— Пусть молит о пощаде, — поддакнул Рамиль.
У выхода из школы мы встретили Каюка и Алису, и они присоединились к нам. Бориса и Яна я попытался отправить домой, но они наотрез отказались. Такой толпой мы двинулись к Гаечке.
Как я и думал, на перекрестке ее поджидали Карасиха, Шипа и Москва. Но, издали увидев нас, они позорно ретировались, точнее — бежали.
— Видела⁈ — сверкнул глазами Рамиль. — Как драпанули! Пусть боятся! Потому что мы — сила!
Вроде воспрянула немного наша Гаечка, хоть трястись перестала.
Возле калитки я сказал:
— Ничего не бойся, ты сильнее. Мы своих в обиду не даем. Кто обидит одного, будет иметь дело со всеми!
Улыбнувшись, Гаечка побежала переодеваться, а вернулась уже через пятнадцать минут. На ней были растянутые спортивки и футболка, что я привез из Москвы, Сашка с ней не расставалась.
— Не жалко? — спросила Алиса, имея в виду футболку.
Гаечка молча задрала ее, демонстрируя еще одну, всю в пятнах краски.
— Стыдно в ней идти, вдруг кто увидит.
Мы двинулись к виноградникам.
Я отлично понимал, что нам не придется все время отстаивать кулаками свое право ходить с поднятой головой. Просто расклад сил изменился, а у нас такой район, что многие не понимают слов. Еще немного, и все сообразят, что мы — и правда сила, и с этими странными ребятами выгоднее дружить, чем ссориться.
Глава 15Кулаком и добрым словом
На виноградники за школой, где должен проходить бой, мы пришли на десять минут раньше. Пока Карасиха не явилась, мы двинулись вдоль грунтовки в поисках подходящего места. Желательно, чтобы это был вытоптанный пятачок, но такового не нашлось, везде росла трава чуть ли не по пояс, и репья. Потому мы выбрали ровный участок дороги и рассредоточились.
Ян и Борис углубились в ряды, вернулись с кистями мелкого янтарного винограда и, раздав добычу желающим, расселись на траве, подстелив тетради.
Гаечка принялась озираться.
Чтобы она не маялась, я предложил:
— Разомнись пока, разогрейся.
Гаечка покрутила корпусом, понаклонялась, поприседала.
— Сколько там осталось до трех часов? — спросила она, становясь в планку и упираясь руками в придорожную траву.
— Пять минут, — ответил Рам, глянув на свои модные электронные часы.
— У меня такое чувство, что она не придет, — предположила Алиса.
— Ваще позор так за базаром не следить, — выдал Каюк.
Рамиль презрительно скривился.
— Это ж бабы, у них понятий нет.
— Но-но, я попрошу! — возмутилась Гаечка, вставая и надвигаясь на Рамиля.
Он вскинул руки, будто сдаваясь.
— Карасиха — баба, а ты — девушка! И Алиса — девушка.
— Так-то лучше. — Гаечка посмотрела на школу, выглядывающую из-за забора, с торжеством. Как же ей хотелось верить, что Карасиха не придет, и боя можно избежать!
Потянулись последние минуты, которые наверняка показались Гаечке вечностью. Время вышло, но никто на стрелку так и не явился.
— Ждем положенные пятнадцать минут, — сказал я.
Гаечка уселась в траву, покачиваясь из стороны в сторону — наверное, она молилась, чтобы так и было, и конфликт разрешился сам собой.
— Готов поспорить, Карасиха подумала, что мы навалимся толпой и отлупим ее, — предположил Илья. — Пойдем к ней домой.
— Нафига? — удивилась Гаечка.
Я объяснил:
— Да, сейчас она струсила, а ты, считай, победила. Но точка не поставлена. Карасиха затаит злобу, и они с девками будут пытаться тебя отловить. Втроем. А от троих ты не отобьешься. Кто знает, где она живет?
— Чуть дальше меня, — сказала Гаечка, — возле кладбища.
— Прелестно, — ухмыльнулась Алиса, и мы отправились к кладбищу.
— Это здесь. — Гаечка указала на забор, сделанный из валявшегося на земле мусора и того, что удалось украсть: доски разной толщины, бревна, побеги тростника, переплетенные колючей проволокой, куски ржавой жести. Домом сарай, где обитало семейство Карасей, можно было назвать с натяжкой: кривые стены, покатая шиферная крыша, увенчанная железной чуть изогнутой трубой, крошечные окошки вразнобой.
— Фублин, как алкаши, — сказала Гаечка и пнула накренившийся забор.
Я поднял кусок арматуры и затарабанил в жестяную часть забора. Гаечка открыла рот, чтобы позвать Карасиху, но я приложил палец к губам.
Со скрежетом распахнулась дверь, и на стук ответили мужским голосом:
— Кого принесло⁈
— Главный Карась уже вернулся с работы? — вполголоса спросил Илья.
— Нет у них отца, это наш Карась, — ответил Рамиль и крикнул: — Санек, выходи, это мы!
— Чего вам? — В голосе Карася отчетливо слышалась настороженность.
— Карась, твою мать, плыви сюда, а то забор снесем! — заорал Минаев и аж заулыбался, так ему нравилось быть сильным и уверенным в себе.
— Я не хотел, они меня заставили! — начал оправдывать Карась свое школьное выступление в роли обезьяны.
— Бить не будем, чесслово! — пообещал Рамиль. — Мы ваще не обижаемся. Дело к тебе. Считаю до трех. И раз, и два, и…
— Иду! — обреченно крикнул Карась и появился на пороге, подбежал к забору и со скрежетом отодвинул лист жести. Оказалось, это у них такие ворота. Вид Карась имел, как провинившийся пес, и готовился принимать побои.
— Катя дома? — спросила Гаечка тоном смотрительницы женской тюрьмы.
Карась обернулся к сараю, подвигал надбровными дугами, лишенными волос.
— Нет, — ответил он после секундного промедления.
— Мы не будем тебя бить, не ссы! — крикнула Гайка прячущейся в доме Карасихе, осмелев и почуяв ее страх. — Поговорить надо. Честно. Просто поговорить.
Карась снова обернулся, и мне показалось, что в доме колыхнулась занавеска. Гайка заорала:
— Катька, мы знаем, что ты там! Выходи! Иначе все узнают, что ты…
Рамиль, который на полголовы ниже Карася, прижал его к забору и прорычал:
— Говори, сука, дома ли…
— Выхожу, ля! — крикнула Карасиха и вышла ступила на порог — нескладная, мосластая, словно собранная из запчастей, неподходящих данной модели человека, подогнанных кое-как. — Отпусти его, малой.
Рамиль шагнул назад, Карась шуганулся в сторону и поплелся домой, Карасиха же к нам идти не спешила.
Мы остались за забором, Гаечка ступила во двор и сказала:
— Я тебя ждала, между прочим. И сейчас жду. Зассала?
— Я что, больная к такой толпе идти?
— А втроем на одного — нормально? — парировала Гаечка. — Или сюда, тебя не тронут. Поговорим хотя бы и все решим.
— Если я тебя нахлобучу, они ж меня порвут… — засомневалась Карасиха
— Ты глухая или тупая? Они тебя не тронут. Они хотят убедиться, что все будет честно, потому что именно ты подговаривала девок, чтобы напасть на меня втроем.
— Звездеж!
Я не выдержал, шагнул к Гаечке и сказал Карасихе:
— Именно — звездеж! С твоей стороны. Ты съезжаешь, а мы все видели, как вы втроем терлись возле Сашиного дома, а потом драпанули оттуда, теряя тапки. Короче, или ты идешь сюда, и вы выясняете разногласия, или завтра вся школа узнает, что ты струсила принять вызов один на один.
— Где гарантии, что меня не порвут, когда я ей глаз на жопу натяну?
— Мое слово — вот гарантия.
— Бред! — тряхнула головой Катька.
— Для того, слово кого ничего не значит, конечно бред. Но не все такие, как ты, — проговорил я. — Если ты не приходишь к нам на счет «пять», победа автоматически присуждается Саше. Начинаю. И раз, и два…
Карась, остановившийся в середине двора, выложенного досками, подбежал к сестре, что-то ей горячо зашептал.
— Какое, нафиг, мнение ты имеешь? Тьфу, дебил!
Тем временем я неспешно считал:
— И четыре, и…
— Ладно! — сдалась Карасиха и зашагала к нам.
Гаечка сжала мою руку, уставилась на Карасиху, которая шла, будто на эшафот. Я смотрел на нее и думал, до чего же она, мягко говоря, не вписывается в каноны красоты. Торс без намека на талию или грудь, грудина чуть вдавлена, спина широченная, туловище слишком длинное для таких ног, х-образных, мосластых, с острыми коленками и пространством между бедрами, как у козы.