— Ну зачем вставлять палки в колеса, просто чтобы показать: я главнее? Ну тупость же!
Брат промолчал.
— Борь, что там с твоим конкурсом? — спросил я, меняя тему.
— Сказали, все завтра, — вздохнул он. — Тупо не успели вывесить работы. Воскресенье ж было.
— Волнуешься?
— А то!
С деланно-несчастным видом мама прошествовала в свою комнату и заперлась там, а я отправился на кухню и пообедал. Потом выгнал брата из-за стола, чтобы сделать черчение. Наблюдая за мной, он спросил:
— Ты собираешься перенести телек в подвал? А зачем? Там же антенны нет, кабель тянуть надо.
— Увидишь, тебе понравится. — Я подмигнул.
— Видик? — Он аж подпрыгнул на диване.
— Увидишь, — не сдал планы я, глянул на часы. — Еще сорок минут, и увидишь.
Кабанов пришел на пятнадцать минут раньше — из окна кухни я заметил, как он ходит туда-сюда, не решаясь подняться. Увидел шагающего сюда Илью, оживился, и к подъезду они направились вдвоем.
К этому моменту мы с Борисом вынесли «Рекорд» с балкона в коридор и включили через стабилизатор напряжения. Телек работал. Но как подключать приставку, я представлял весьма условно.
Борис побежал открывать, едва заслышав шаги на лестничной клетке, вытаращился непонимающе на моих одноклассников.
— Проходите, — крикнул я.
Кабанов вошел первым, достал из пакета приставку в коробке и долго ее распаковывал, трогал с такой тоской, как любимую женщину, которая выходит замуж за другого. Незаметно для Бориса я сунул деньги Илье, того перекосило.
Мы ждали, особенно — Борис, сообразивший, что к чему, и пританцовывающий от предвкушения.
Наконец Кабанчик закончил и замер с приставкой в руках:
— Что дальше?
— Проверять будем.
Пока Илья, кривясь, отсчитывал деньги Кабанову, который еще не решил, радоваться или печалиться, я обошел телек, сунул штекер в антенный разъем — замерев в предвкушении, мы уставились на экран, по которому побежали горизонтальные полосы.
— Это че? — спросил Борис. — Не работает?
— Ищет частоту, — без особой уверенности сказал Кабанов. — Но что-то долго.
Борис смотрел на эти полосы, разинув рот, и с каждой секундой надежда облетала с его лица, проступали обида и разочарование.
— Сильно старый телек, — предположил Кабанов.
— Какой, нафиг, канал? — воскликнул Илья, обошел телек, почесал в затылке. — Тут поможет только молоточек, долото и такая-то мать.
— Зачем? — вскинул брови Борис.
— Шутка! Отвертку несите, на всякий случай. Пока не сообразил, что и куда.
Забавная штука — память. Мозг избавляется от ненужного, но по-своему трактует нужность того или иного воспоминания. Сознательно я выбирал бы иначе. Детство я-взрослый помнил размыто и урывками, а так чтобы какие-то детали — нет. Приставку мы подключали, помнится, у Ильи, в одиннадцатом классе, но не помню каких-либо проблем. Впрочем, просто не помню. Сейчас память существовала двумя пластами — нынешняя и другая, о неслучившемся.
— Тут тупо нет поиска каналов, — сказал я. — Надо вручную.
Мы уставились на железку оси переключателя. Ручка давным-давно канула в небытие, и вручную было никак не переключить.
— Борь, плоскогубцы принеси, — попросил Илья.
Брат кивнул и рванул на кухню, вернулся с плоскогубцами, ручки которых были обмотаны изолентой.
— О, и не шарахнет, — пошутил Илья.
У меня аж за грудиной защемило от волнения. Если о видике я мечтал, то приставку мне просто хотелось, но было ясно, что это игрушка, родителям от нее пользы нет, и я не тешил себя иллюзией. И вот она у меня в руках. Точнее, она — моя! Еще шажок — и… Но шажок длился, длился и длился.
Илья сосредоточено щелкал переключателем, помехи не исчезали. Борис мельтешил вокруг, переживал, как за живого под ножом хирурга. Кабанов чесал в затылке, а пока я соображал, что делать, в моей памяти передрались события прошлого и будущего, и я никак не мог их систематизировать.
Мысли крутились вокруг того, что у переключателя каналов не просто так такой тугой ход, потому что он механически переключал…
Щелк. Щелк. Щелк.
— Е-е-е! — взревели друзья хором, и я увидел на экране строки текста, перечеркнутые помехами.
Кабанов стукнул по телеку, и они пропали.
— Заработало! — заорал Борис и принялся носиться по комнате.
Из спальни высунулась красноглазая мама, увидела гостей и сразу же спряталась. Видимо, сперва скандалить собралась, но постеснялась.
Борис притулился к Илье, его глаза возбужденно блестели, руки тянулись к джойстику.
— Это что за игра? Можно мне? — Боря потянулся к джойстику.
Кабанов забрал джойстик, сел на пол и с важным видом принялся объяснять, что и как. Мы, рассевшись вокруг, внимательно слушали, и для Ильи с Борисом сейчас вершилось волшебство, воплощалась мечта. Во мне боролись два чувства: тоже хотелось попробовать, но я понимал, какой это примитив и чушь в сравнении с играми на компе, память о которых оказалась живее всех живых.
А ведь сейчас у особо продвинутых ровесников есть компьютеры, кто-то уже даже пытается программировать. Для моих односельчан компьютер — что-то из области фантастики, ЭВМ, Эдик, Вася, Миша — трехголовый змей из «Мурзилки». И в некоторых школах компы есть, но не в нашей.
Первым выпало тестировать приставку Илье, мы договорились, что каждый поиграет пятнадцать минут. Он нервничал, шевелил губами, потому что усатый мужичок у него все время убивался. Через четверть часа Илья нехотя уступил свое место Боре.
Брат не сдерживался, орал и ругался, подбадривал Марио, словно тот был живым, выл, получая урон. Только более-менее приноровился, как пятнадцать минут истекли.
— Все, — сказал я, выключая стабилизатор напряжения и, соответственно, телек. — Всем на базу.
О, что творилось с Борисом! Глаза метали молнии, губы тряслись. Он чуть ли не на колени перед Ильей встал:
— Ну пожалуйста! Илья! Можно еще немного поиграть? Ну-у!
— Видишь? — сказал я другу, отключая приставку, и обратился к Борису. — Отец разрешил Илье давать поиграть на приставке и нам. Сейчас мы пришли проверить, подключится ли она к телеку. Потом мы потащим его на базу, и будем играть по часу с семи до восьми вечера.
Я отдал приставку Илье. Борис надулся и топнул.
— Ну блин!
Кабанов спросил:
— А что за база?
— Мы тусуемся в подвале, — объяснил Илья. — Делаем уроки там, тренируемся, играем.
— Круто… Ага, ясно чего вы так скучковались. — Он помолчал немного и сказал жалобно: — А можно… посмотреть?
— Мы будем тренироваться, а у тебя формы нет, — проворчал Борис.
— Я не против. — Илья вопросительно глянул на меня, я кинул.
Наверное, нет ни оного мальчишки, который не мастерил бы штаб на дереве или еще где и не отбивал его от набегов врагов. У нас не просто штаб — у нас настоящий бункер, и отбивали его мы не от соседского хулигана, а от настоящего бандита-армянина.
Кабанов шел с нами, от нетерпения забегая вперед. Боря волочился позади, шаркая по асфальту и всем своим видом наказывая нас за подлость: посмотрите, до чего вы меня довели! Пусть вам станет стыдно! Илья нес мою приставку и поглядывал на меня с пониманием.
— Давай так, — предложил я, обернулся, — Борис, тебя это тоже касается. Сегодня никому ничего не скажем, иначе вечер пропал. Потом, когда все разойдутся, принесем телек. Правда, не знаю, как мы потащим его в такую даль.
— Как-как, на Карпе, — придумал Илья. — Сделаем что-то типа носилок, поставим на них, их — на Карпа, и вместе покатим.
— На Карпе? Телек? — не понял Кабанов.
— Ну да, — кивнул я. — Чудо-юдо рыба кит — слышал о такой? Только Карп… Шутка! Мы так зовем мой мопед.
Пришли мы без десяти шесть, на месте еще никого не было. Илья открыл дверь, впуская вперед Кабанова. Он неторопливо спустился по ступеням, миновал темный коридор с трубами, тянущимися вдоль стен, вышел на освещенную площадку и разинул рот. Со стены к нему тянул руку Шреддер, нарисованный Борисом, с другой смотрел черно-белый байкер на мотоцикле. У столика висели постеры, на матрасах валялись перчатки и подушки, на которых мы отрабатывали удары.
— Круто тут у вас! — выдохнул Кабанов. — А кто это рисовал? Вы художника позвали?
— Я, — сказал Борис, потупившись.
— Да ты гонишь! — не поверил Санек.
— Не гонит, это и правда он, — вступился за него Илья. — Итак, сегодня ничего никому…
Клацнула дверь, и он смолк.
— Не говорим, — кивнул я, Илья спрятал пакет с приставкой за диван.
Прибежал Рамиль, пожал руку Санька:
— О, Кабанище, и ты тут?
— Да я уже ухожу, мне домой надо.
— Удачи! — Я поднял руку.
Кабанов поплелся к выходу, обернулся, глянул с тоской.
— Хочешь с нами? — предложил Илья.
Он радостно кивнул, останавливаясь.
— Но у нас голосование, — продолжил Илья. — Так что завтра узнаешь, приняли тебя или нет.
Когда все собрались, его кандидатуру выставили на голосование. Думал, Димоны упрутся, потому что Кабанов с Памфиловым драконили Минаева, но нет, просто воздержались, и Санек был принят практически единогласно, после чего Рамиль сказал:
— Расширяемся. Девчонок бы нам побольше!
— Иди ты нафиг! — возмутилась Гаечка. — У нас — тайный орден сильных и умных. Нафига они тут? Ныть? Сопли на кулак наматывать?
— Для красоты, — прогудел Чабанов, но Минаев его не поддержал:
— Нафиг баб!
За что получил затрещину от Алисы. Потер затылок.
— Ты — не баба, ты — боевая подруга, а таких мало.
— В общем, Кабанчика берем. Потом еще Памфилов подтянется, — сказал я.
— Нафиг Денчика! — в один голос крикнули Димоны.
— Где Денчик, там ржака! — возразила Гаечка.
— Он над своими не прикалывается, — заранее поручился я за Памфилова. — Мы его научим правилам этикета, если нет — нафиг с пляжа.
— А кто такой Денчик? — спросил Ян.
— И правда, нету тела, нету дела, — резюмировал Илья. — Вот если попросится, тогда будем думать.