— Круто мы сегодня тупарей подставили, — вспомнила Гаечка. — Не стали вызываться, и все получили по заслугам.— И добавила с гордостью: — Кстати, у меня задачка-то получилась!
— У меня нет, — вздохнул Минаев, поднимая тетрадь.
Илья сделал приглашающий жест:
— Иди сюда, объясню.
А мне подумалось, что у Минаева та же проблема, что у Каюка: он не знает элементарного и теперь, понятное дело, ничего не соображает на уроках. Илья растолковал ему, но Димон все равно не понял. Когда Илья вернулся к знаниям пятого класса — дошло до Димона!
— Ну что, будем тупарей спасать? — спросил Чабанов.
— Будем, — кивнула Гаечка. — Пусть почувствуют разницу, как с нами, а как без нас! Учителя, наверное, в шоке от того, что с нами случилось.
— Они, по ходу, еще не поняли, — предположил Минаев, гордый тем, что он понял алгебру!
— Так, теперь физика, — сказал Илья.
Я предложил:
— А давайте покажем физюле, как вести урок?
— Не поняла, — качнула головой Гаечка.
— Тема у нас интересная: свет, преломление света. Давайте каждый разберет тему и расскажет интересно, а не как она: бэ-э-э, прямо пропорционально, м-э-э, обратно пропорционально. Корпускулярно, бре-ке-ке, волновой, бре-ке-ке. Кто-то что-то понял? Деби-и-илы!
— А как рассказать интересно, когда написано нудно? — Илья ткнул в учебник. — За интересным надо в библиотеку.
«Или в интернет, — подумалось мне. — Как же не хватает его! Тык — и вот тебе такая информация, тык — а вот другая. Эх».
— Вот написано: корпускулярно-волновой дуализм, а что это такое, кто-то может сказать так, чтобы было понятно? — Все уткнулись в учебники. Я продолжил: — А ведь физюля полчаса вещала! По идее, мы что-то должны с ее урока вынести. В идеале домашка должна сводиться к тому, чтобы просмотреть учебник, освежить знания, выучить формулы и решить задачку. А мы — зубрим, как идиоты. Итак, свет — это частица или волна?
Все оторвались от учебника.
— Дуализм — двойственность, — объяснил я. — То есть свет, это и частица, и волна. Отсюда вывод, что волновой — понятно, как волна, корпускулярно — это типа частичечечно. То есть свет — эдакий оборотень. Когда рождается или с чем-то взаимодействует, он — частица, а когда летит — волна.
— Кропу… кор-пус-ку-ляр-но, — с трудом выговорил Минаев.
Каюк сделал па руками, словно творил заклинание, и утробным голосом произнес:
— Кропус-корпускус! Куляр-пускуляр!
Димоны и Алиса покатились со смеху.
Так за шутками и прибаутками расправились мы с физикой, и с географией, повторили английский. И к шести Илья молча вышел за приставкой. Ян, который был немного в курсе, отошел к стене, чтобы всех видеть, а я пожалел, что нет фотоаппарата — для хроник бойцовского клуба.
— Санек, а «кодака» у тебя случайно нет? — спросил я. — В смысл, на продажу.
— Мать еще в июле продала, — ответил он.
Хлопнула дверь — все повернули головы, приготовившись к сюрпризу, но это га базу ворвался взмыленный Рамиль.
— Я не опоздал, нет?
Следом за ним вошел Илья с пакетом. Кабанов встал и захлопал, воскликнул:
— Та-дам! — И затарабанил по столу, отбивая дробь.
Илья извлек приставку, а я сказал:
— Родители Ильи разрешили играть и нам, но по часу в сутки. Иногда — дольше, но очень редко и на каникулах.
— Вау! — воскликнул Каюк и сделал сальто.
Алиса оживилась, прошлась по матрасам «колесом».
— Ух ты, это надо отметить! — восторженно выдохнул Чабанов.
На этот случай я купил каждому по бутылке колы, раздал и смотрел на друзей, и фотографировал памятью счастливые лица, взгляды, лучащиеся радостью. Все невзгоды отодвинулись на второй план, даже Борис оживился, и Фортуна подмигнула моему брату, когда он тянул жребий: ему выпало играть первым, т он сразу схватил джойстик. Следующей была Гаечка, за ней — Алиса, Димон Минаев, Кабанов, еще Димон.
Поглядывая на друзей с завистью, Рамиль грыз гранит науки, а потом не выдержал, завис над головой Бориса, гоняющего Марио, с тетрадью. Наверное, ни в одной стране у Марио не было такой группы поддержки, нигде его не любили так, как у нас, ведь «Денди» — самая доступная приставка, «Сега» стоила в два раза дороже.
Под звуки пиу-пиу Марио бежал, бился головой о кирпичи со знаками вопроса, выбивая очки, перепрыгивал через злобных птиц и черепах. Выбил гриб, шарахнулся от него.
— Лови его, вырастешь, — посоветовал Кабанов. — Это прущий гриб!
Борис послушался — Марио вырос, заскочил на зеленую трубу, спасаясь от злобных мобов.
— Да не убегай ты! Прыгай на птицу! — подсказал Кабанов. — Прибьешь, получишь очки.
— Дави, беспощадно дави! — крикнул Ян, ударив кулаком по ладони.
По экрану побежали помехи. Борис взревел. Ян долбанул по телеку, но было поздно — Марио убился о чеепаху, и Борис выругался так виртуозно, что ему позавидовал бы студент филфака. Пришлось начать сначала.
Борису удалось пройти два уровня за пятнадцать минут, но он и раньше пробовал, а вот Гаечка путалась в кнопках и убивала Марио раз за разом. К концу своего времени она более-менее разобралась, но пришлось уступать место у руля Алисе, которая справилась лучше.
В итоге играли все до полдесятого и разошлись взбудораженные, предвкушая грядущие приключения. Кабанов, которому жутко не хотелось домой, признался:
— Блин, а вместе веселее играть! Дома сидишь, как дурак, скучно.
— Что там мать? — спросил я.
Санек махнул рукой.
— Деньги афганцам отдала и забухала. Вроде послезавтра скажут, что и как. Хоть ясность появится. Я устал про это думать. Уже все куртки продал, одна осталась. И в квартиру готов переехать, и в общагу, лишь бы больше не ныкаться.
— Сил тебе, Санек! — Илья пожал протянутую руку, и мы распрощались.
Домой мы шли вдвоем с Борисом. Брат держал хвост пистолетом. Даже если ничего не получится доказать, он будет знать, что он не бездарь, и мы — вместе. Не его вина, что классная руководительница — взрослый, который вроде как за него отвечает — поступила халатно и уверена в своей правоте. И если Никитична упрется, ее стоит проучить.
Наблюдая за взрослыми, я все больше склонялся к мысли, что взрослых среди них не так уж и много. И если моя мать инфантильна и не имеет собственного я, то есть обратная сторона медали — взрослые, которые застряли в подростковом бычестве, уверенные в своей взрослости и незыблемости мнения.
День заметно укоротился, и возвращались мы по темноте. Фонарей не было, светил единственный на повороте, и наш четырехэтажный дом с тремя подъездами напоминал светящийся прогулочный лайнер, плывущий на север.
Все было как всегда: знакомые машины, знакомые алкоголики у дороги… Взгляд остановился на белой «копейке», перегородившей выезд со двора, где целовались двое. Женщина отстранилась, хлопнула дверцей и на прощание махнула кавалеру цветами. Он резко сдал назад, промчался мимо нас, обдав облаком пыли.
— Это Наташка, что ли? — воскликнул Борис.
Я обернулся, чтобы рассмотреть кавалера в салоне, потому что у сестры талант попадать в неприятности, но увидел лишь силуэт. А вот номер авто запомнил и, когда мы поднялись к себе, записал в книгу учета доходов и расходов — так точно не потеряются. Наташке ничего говорить не стал, подметил только, что она задумчивая и довольная, не ходит, а порхает, и глаза горят.
— Что у вас? — спросила она, вытаскивая из ванной кастрюлю воды и водрузив на газ.
— Завтра учитель рисования обещал прийти в школу, поговорить с завучихой, — отчитался я.
— А у нас теперь на базе приставка! — похвастался Борис. — Играем. И меня сегодня убили.
Из спальни вышла мама в ночнушке и с заплаканным лицом, замерла, как неприкаянный призрак, шмыгнула носом. Я приготовился выслушивать жалобы и упреки.
— Боря, — пролепетала она обреченно, — я завтра схожу в школу по твоему вопросу…
Борис кинулся к ней, обнял.
— Спасибо, ма! Давай я соберу рисунки…
Я глянул на Наташку, которая мне подмигнула и кивком пригласила на кухню.
— Это ты, что ли, провела работу и прочистила ей мозги?
Сестра кивнула и улыбнулась.
— Ага.
— Спасибо.
— Главное, чтобы у вас все получилось, а то Борьку жалко.
Я посмотрел на белые хризантемы в баночке на подоконнике и не удержался.
— Кто он?
Наташка закатила глаза.
— Поклонник. Просто поклонник!
— Взрослый? — уточнил я.
— Ну да. Но что в этом плохого? Цветы, вон, дарит, ничего не требует, вздыхает только. Он хороший, правда!
— Завтра на большой перемене придет Эрик, и ты тогда же приходи, — инструктировал маму Борис в детской.
И правда ведь, цветы дарит, на машине возит… А вот насчет «вздыхает только» я очень сомневался. Но пусть, наверное, лучше так, чем как раньше.
— А что мне говорить? — В детской растерянно спросила мама Бориса.
— Пойду расскажу ей. — Я кивнул на выход, а сестра осталась в кухне.
Глава 31Сдвинуть бульдозер
День сегодня предстоял бешеный, даже с мопедом вряд ли все успею. На большой перемене надо было решить Борин вопрос, для чего Эрик и мама отпросились с работы, да и мне хотелось поучаствовать в разговоре и убедиться, что все прошло гладко и в нашу пользу.
После уроков мне предстоит лететь к бабушке, забирать кофе, вести его валютчику. Вечером у нас тренировка — успеть бы вернуться к шести! После — от Ильи позвонить деду, узнать, как у него обстоят дела с чурчхелой, которую я передал в Москву, да и поинтересоваться, какие новости в принципе.
Еще месяц-полтора, и начнутся холода, фрукты закончатся, и нужно думать, как жить дальше.
Еще ж стишки на завтра сочинять! Тоже следует проконтролировать, чтобы никто не блеснул талантом и не навлек ненависть Джусихи.
К тому же именно сегодня афганцы должны озвучить матери Баранова величину их долга.
Все утро я думал о том, как же здорово, что взрослые решили помочь Борису! Но, с другой стороны, я перевидал за свою жизнь достаточно взрослых, сам им был, чтобы сделать вывод: не каждый зрелый муж таковым является.