Звезда на блюдце для торта
Через обещанные полчаса, отведенные на то, чтобы расколоть Степанова, Анна Лялина трубку не взяла. И через час не взяла.
Мы с Ильей толклись на базе, меряя шагами помещение, младшие, Ян с Борисом, лежа на матах играли в карты, то и дело прерываясь и вопросительно на нас поглядывая.
— Ну что, опять звонить? — спросил Илья, косясь на старые настенные часы, что Гаечка нашла на чердаке у себя дома и притащила сюда — было три дня.
Это только кажется, что операм проще простого организовать группу захвата, по факту же и там полно бумажной волокиты, тем более в выходной. Было видно, что после разговора со мной отец рвал и метал, и рыл землю. И мне хотелось верить, что к телефону никто не подходит именно потому, что сейчас пакуют преступников.
— А и давай попытаем счастье, — махнул рукой я, и мы поднялся в квартиру Ильи.
Его родители были дома, но не надоедали нам расспросами, однако их интерес чувствовался даже на расстоянии. В очередной раз я набрал Лялину, готовый к тому, что трубку не возьмут, и придется ждать, ждать, ждать…
Воображение нарисовало, как моего Карпа разбирают на детали, и я скрипнул зубами. Жаль его было, как живого человека, которого режут на органы. Казалось, что каждый потерянный час уменьшает шансы вернуть его.
Когда я, мысленно выругавшись, уже собрался повесить трубку, на той стороне ответили:
— Да!
— Анна? — спросил я.
— Да, я. Паш, прости, некогда, тут такое вскрылось…
Донесся командирский голос, ему вроде бы ответил мой отец, потом Лялина, видимо, закрыла трубку рукой, и звуки стихли.
— Извини, некогда, — бросила Лялина, и связь прервалась.
Мы с Ильей уставились друг на друга.
— Слышал? — спросил я, друг кивнул.
— Что-то там у них происходит.
Из зала выглянул Леонид Эдуардович. Я поделился соображениями:
— Все на ушах стоят у них в отделении. Никакой конкретики.
Каретников-старший потер подбородок и задал риторический вопрос:
— Интересно, связано ли это с нашим делом?
— Хотелось бы знать.
Мы спустились на базу, куда начали подтягиваться наши с учебниками. Каждому приходилось объяснять, что ясно только то, что ничего не ясно. Милиция взяла дело в работу, и что-то вскрылось. Вот только что? Из-за простых краж они не стали бы так суетиться.
Потому уроки не делались. Мысли все время возвращались к вопросу, а что же случилось? Илья страдал по своему магнитофону, я — по Карпу. Даже Памфилов умерил натиск на Инну. Только новеньким было вроде как все равно, они не успели прикипеть к этому месту, и душа у них нет болела.
После шести вечера я снова позвонил Лялиной — безрезультатно. И в семь вечера никто не ответил. Сделав уроки, я решил сперва пойти домой поужинать, потом, часов в девять, поехать к отцу. Надеюсь, к тому времени он уже будет дома. И поздравлю его, и узнаю, что же вскрылось такое страшное.
Илья попросил держать его в курсе, остальные тоже. Все так переживали за мой мопед, что даже по домам расходиться не хотели. Я очень надеялся, что завтра утром, когда соберемся у нашей шелковицы, я все им расскажу. Потому встретиться мы решили на десять минут раньше.
Мы с Борисом подошли к дому, и он кивнул на наше окно на кухне, где горел свет.
— Мама дома.
На кухне тарахтела шайтан-машина «Энергия», и мама не услышала, как мы пришли. Наташка оторвалась от книги и кивнула на закрытую дверь в кухню.
— Второй час насилует комбайн.
— Пусть играется, — сказал я. — А тебе не интересно его опробовать?
— Интересно. Но не дает ведь! Боится, что сломаю.
— Ты отца пойдешь поздравлять? — спросил Борис.
Наташку перекосило.
— Да пошел он! Чуть жизнь мне не испортил, скотина.
О, как она недалека от истины!
Об ограблении подвала она еще не знала, и мама тоже. Но это неведение ненадолго, стоит им выйти на улицу, добрые соседушки все расскажут. В селе ведь как: появилось новое лицо — все заметили. А если случилось чего, весть распространяется со скоростью собачьей почты.
Я открыл дверь на кухню — мама обернулась.
— Мальчики! Будете есть? Котлеты и тушеную капусту. Нашинковала комбайном, так удобно!
— Будем! — Борис поднял крышку сковородки, где томилась капуста, и облизнулся.
Мама наложила нам ужин, рассказывая, как же ей нравится бабушкин подарок.
— Вы же сегодня дома? — спросила она.
— Батю пойдем поздравлять, — ответил Борис.
От маминой радости не осталось и следа. Конечно, отец ее не поздравил. Вряд ли забыл, скорее забил. Наверное, так правильно: не нужно давать человеку ложные надежды. Но в моей голове не укладывалось, как можно хотя бы цветок не подарить женщине, которая родила троих детей. Троих твоих детей.
Сам я мать своего ребенка всегда поздравлял, хоть и не видел сына — был невыездным, а бывшая эмигрировала в Турцию.
— Что там в гараже Алексея? — спросил я, переключаясь на более приятную для мамы тему. — Успели убрать?
Щеки мамы вспыхнули, и она отвернулась к плите.
— Да. Хозяин почти все сделал сам, бедненький! Наверное, родственников просил. Когда мы приехали, осталось совсем немного работы.
— Что Алексей говорит? Завтра приступит к ремонту «Опеля» Зубарева?
— Что-то такое говорил, — уронила она и ссутулилась.
— Он на тебя запал! — воскликнул Борис. — А тетя Ира запала на него!
Симпатия Канальи была столь очевидна, что даже Борис заметил. Вот только с мамой происходило странное, словно она была этому не рада.
— А он тебе как? — спросил Боря, ну просто святая простота! — Прикольный дядька, веселый, анекдоты знает.
Мама промолчала, глядя на конфорки газовой плиты. Странная реакция. Они с Канальей поссорились, что ли? Это ж как надо постараться, чтобы с Канальей поссориться! Надо Наташку подослать, чтобы выпытала — с сыновьями мама не станет откровенничать.
Поужинав, мы вымыли за собой тарелки, и перед тем, как уйти, я вошел в зал, склонился над сестрой и прошептал:
— Что с мамой, не знаешь?
— А что? — Наташка посмотрела на меня с тревогой.
— Она была веселой, а теперь какая-то потерянная. Ты заметила, что у нее кавалер появился?
Наташка улыбнулась и прищурилась.
— Как он тебе? — спросил я.
— Та ваще-е-е, — протянула она мечтательно. — Прям красавчик! На него тетка виснет, а он — к маме.
— Спросишь, что у них там? Нам с Борей она точно не скажет.
Сестра по-мужски пожала мою руку.
— Самой интересно, но она только про комбайн трещит. В общем, идите, все разведаю, желаю вам выбраться живыми из логова дракона. Я бы не ходила.
— Дело не только в его дне рождения, — сказал я. — Завтра узнаешь.
— Все у тебя тайны…
К отцу мы поехали на автобусе — намотался я сегодня, а пешком это как минимум сорок минут. Приехали в начале десятого, обошли общагу, убедились, что свет в его комнате горит, и быстренько взбежали к нему на второй этаж. Борис постучал и перекрестился.
Дверь открыла Лялина, изобразила улыбку.
— Проходите, мальчики. Рома скоро будет.
На диване сидела Лика. Увидев нас, она напряглась, отодвинула от себя тарелку.
— Привет! — помахал ей я и обратился к Анне: — Что там у вас стряслось?
— Мама! — возмутилась Лика. — Зачем они здесь⁈
— Роман их отец, — холодно ответила Лялина. — Мальчики пришли его поздравить.
— Пусть убираются! — процедила Лика с такой ненавистью, что аж мурашки по спине побежали, так и казалось, что кинется с ножом. — Это мой дом! Я не хочу их видеть в моем доме!
— Анжелика! — осадила ее Анна. — Веди себя прилично.
Интересно, почему Лика так на нас вызверилась?
— Или они, или я! — Она пулей вылетела из-за стола, хлопнув дверью.
Анна ее выходку проигнорировала, указала на диван.
— Присаживайтесь. Рассказываю. Степанов раскололся и сдал подельников. Один оказался местным деятелем, тот, что со шрамами. Двое других — из Ростовской области, оба ранее судимые. Базировались они в частном доме в промзоне, снятом в аренду, там же хранили краденое. Сбывали краденное в Ростове.
— Мопед у них? — не выдержал Борис.
— Да. И мопед, и много интересного. Завтра будут приглашать заявителей на опознание личных вещей…
— Ура! — Борис подпрыгнул на диване.
Я закрыл глаза и выдохнул, ощущая неимоверную легкость в теле. Что там у отца на работе, меня перестало интересовать, но Анна решила рассказать.
— Помимо всего прочего, у подозреваемых имелось оружие, охотничье ружье и пистолет, и они начали отстреливаться.
— Ух ты ж, как все серьезно, — выдохнул я, чуя, что самое интересное впереди. — С отцом хоть порядок?
— Да, наши все целы. Один ростовчанин убит, второй легко ранен в руку и допрошен.
— А тот, со шрамами? — спросил Борис.
— Его взяли в другом месте. Он тоже судим, работал грузчиком в порту. Так вот, выживший ростовчанин попытался загладить вину, стал сотрудничать со следствием и слил все, что знал, в обмен на лояльность.
Я представил допрос и передернул плечами. Скорее всего, он напоминал средневековые пытки.
— Степанова, который употребляет героин, еще в восьмидесятых попал в тюрьму, Роман его посадил. В тюрьме сидельцы с ним обошлись… не лучшим образом.
— Опустили, — догадался я.
— Совершенно верно. — Лялина покосилась на Бориса, и он блеснул эрудицией:
— Я знаю, что это такое.
Лялина покачала головой и продолжила:
— Это Степанов стрелял в Рому. Освободился и решил отомстить за унижение, пережитое в тюрьме. Пистолет он одолжил у своих новых подельников, а потом вернул на склад. Угнали машину, ушли в лес, отсиделись на пляже и вернулись домой.
— Вот придурок! — воскликнул я. — Это ж надо — орудие преступления не скинуть!
— Но молодец. Теперь мы его взяли.
По идее, Анна должна бы радоваться. Может, где-то в глубине души так и было, но выглядела она так, словно приговор зачитывала.
Да здравствуют придурки! И героиновые торчки, у которых расплавился мозг.