Наша революция не может повлиять на глобальные события, но справедливость воцарится хотя бы в нашей школе.
Если сегодня ничего не изменится, то завтра вместо уроков мы устроим пикет у отдела народного образования. Каретников-старший пообещал, что постарается обеспечить событие журналистами.
Первый урок, русский, мы прогуляли, дальше все было штатно.
Потому, едва прозвенел звонок с шестого урока, мы с Ильей отправились на переговоры. Остальные, включая корешей Чумы, а так же Карась, Заславский и Желткова, остались у торца школы и наблюдали издали. К столпотворению подошли Фадеева и Заячковская, последняя указала на нас пальцем — наверное, спросила, с кем у меня я буду драться, ведь трубы — для этого. Я строго-настрого запретил говорить о том, что задумал, потому информацию от нее утаили, и она осталась, надеясь на остросюжетное зрелище.
Первыми явилась делегация от 9 «В», класс представляли две отличницы Аня и Таня, парней — косящий под панка Егор по кличке Мановар. К металлу он отношения не имел, а прозвали его так за футболку. Вообще парней в 9 «В» было шесть с половиной. Половина — «омега» класса, лгун и подлиза Виталий Звягин, рыжий и дерганый.
Сразу после них пожаловал десятый класс, то есть его женское ее ядро: подорванная девчонка по прозвищу Ласка и ее толстая молчаливая подруга Ольга, похожая на бучиху, представительницу сексменьшинств, выступающую в роли мужчины, с парнями у них была напряженка, потому что Дорик с Афоней перестали таковыми считаться. Я подозревал, что отчасти стараниями двух этих фурий, ну и, конечно, нашими.
— Что там ваши петухи? — спросил я.
— Работаем! — вскинула ладонь Ольга. — Устала раздавать им пинки. Но че-то они задержались. Так а у вас-то че? — Она надула пузырь жвачки, он лопнул, залепив носогубку, покрытую обильным светлым пушком. — Че за кипеш?
Главной в дуэте считалась Ласка, но теперь я видел, что это не так. А вообще забавное чувство в преддверии важного события: страха нет, есть щекотное волнение и предвкушение чего-то… великого, что ли. Как будто я какой-нибудь дон Карлоне перед совещанием глав правящих кланов. Получится ли их убедить, что дрэк — наше спасение, а Джусиха — погибель? Не пристрелят ли меня? Время покажет.
Восьмые классы пожаловали одновременно, одиннадцать человек. И это были не самые отбитые, а вполне приличные ученики.
Еще бы Ян с Борисом пришли и толпу привели, но я запретил им участвовать под страхом исключения из клуба, разрешил присоединиться к митингу только после уроков. Все потому, что семиклашки еще мелкие, сами они до такого не додумались бы, и это выглядело бы подстрекательством.
Если бунт заканчивается крахом, то быстренько вычисляют его лидеров — и на Соловки их. Я отлично это осознавал и готов был взять вину на себя. Память взрослого говорила, что ничего страшного не случится, сейчас такое время, что дерзкий поступок не подмочит мою репутацию, а скорее, наоборот, меня зауважают как сильного и право имеющего.
Но для меня-нынешнего такой поступок был попранием всех основ и нарушением правил, это грозило статьей «Хулиганство» и постановкой на учет в детскую комнату милиции. Вот такой вот я загадочный герой.
— Ну валяй! — Ольга снова надула пузырь, презрительно глядя на восьмиклассников. — Че за сходка?
— Дело деликатное. Нужно по одному-два представителя от каждого класса — во избежание утечки информации.
Мановар присвистнул и сплюнул в траву, почесал костлявую коленку, торчащую из порезанных коричневых штанов.
— Хрена се загнул!
Мелкие посовещались, и остался Каюк с лопоухим пацаном гоповатого вида. Юрка все знал, мы вчера на базе все обсудили и так увлеклись придумыванием слоганов, что уроки делали допоздна и забыли о приставке.
— Хотите директором Джусь? — спросил я и не дал им ответить: — Дрэк хоть и утак тот еще, но он честный и понятный. Джусиха всех нормальных учителей разгонит, они с Илоночкой на ножах, и будет вымогать бабло за уроки.
— Джусь — это русичка? — спросил лопоухий. — Она у нас не ведет, я ниче сказать не могу.
Ласка скривилась и выдала:
— Ты это, не смеши народ. Мы-то знаем, что вы всем классом с ней зарубились, и теперь ты пытаешься от нее избавиться, но сил у вас маловато. Не, тупых нет, я в таком участвовать не буду.
— Ну, если тебе нравится, когда оскорбляют, тогда ок. Понимаю: два года потерпеть — и на волю.
Мановар снова сплюнул, достал сигарету из-за уха.
— Я не терпила. Джусиха достала просто. Думал ей в кабинете клеем замок залить или дымовуху в окно квартиры кинуть.
Каюк с приятелем захихикали.
— Мне пофиг на Джусиху, и в принципе пофиг, — продолжил я, жонглируя «крутыми» словечками. — Я неплохо стою и ваще в вечерку хочу, чтобы бизнесом заниматься. Но, понимаете, так нельзя. Нельзя позволять какой-то твари делать с собой, что ей взбредет в голову. Хочется это показать всем: с нами так не получится!
— Нам она ничего плохого не сделала, — сказала грудастая отличница Аня.
— Нормальная училка, только строгая, — поддержала ее Таня, круглолицая, смуглая, похожая на кудрявую узбечку.
— Хрен вы золото получите, — встал на мою сторону Мановар. — Она мне намекала, что трояк без магарыча не поставит. Ненавижу тварь. Братаны, я вас поддерживаю, че делать надо?
— Кто еще хочет гнать Джусиху? — спросил я.
Ольга-бучиха подняла руку, Ласка помотала головой.
— Офигела? — рыкнула на нее Ольга, девушка снова качнула головой и побрела прочь.
Ольга крикнула вдогонку:
— Только никому — ни слова.
Не оборачиваясь, Ласка показала «ок».
Наташка аж затанцевала на месте, выказывая желание действовать. Каюк и лопоухий были единогласны.
— Спасибо. Теперь те, кто против Джусихи, остается, остальные свободны.
Отличницы уходить не спешили, и пришлось повторить:
— Свободны!
Когда они отошли метров на тридцать, я жестом подозвал стоящих в сторонке наших и сказал всем, включая новых союзников:
— Все, что вы услышите, должно остаться между нами, чтобы застать Джусиху врасплох. Клянитесь. Если нарушите клятву, то, что происходит с Афоней и Дориком, покажется вам сказкой.
Все клятвенно пообещали держать язык за зубами. Я начал с сути конфликта, подвел к решению проблемы так, что Мановар сам предложил устроить пикет под окнами Гороно.
— Нас должны слышать! — воскликнула Наташка, полностью поглощенная идеей школьной революции. — С нами так нельзя!
— Меня она коровой обзывала, — припомнила былые обиды Ольга. — Ну а че, я бы пошла! Че мне, потусуемся.
— А я бы прям побежала! — сказала Наташка. — И пойду!
Мне аж неудобно стало, что я так бессовестно манипулирую детьми. Но ведь это для их же блага! Никто не будет вымогать взяток и обижать их…
А может, то же самое думают те, кто призывает народ выходить на площади и вооружает всех, умеющих обращаться с оружием?
Но ведь я не стремлюсь к власти, а стараюсь, чтобы наш мир — жил. Стараюсь сделать его лучше по мере сил, конечно.
Но вдруг и политики — тоже?..
Я мотнул головой. Не время для рефлексии.
Перед тем, как я сказал главное, сердце пропустило удар. Я старался придать голосу максимальную твердость, сделать так, чтобы слова звенели, как спущенная тетива. Удивительно, но голос получился сильным, низким, взрослым:
— Значит, решили. Будьте готовы действовать в любой день. Хоть завтра. Но, скорее всего, пойдем в среду — надо пригласить журналистов, подготовить лозунги и транспаранты. Кто сколько народа сможет привести? Наших будет около двадцати.
— Четверо точно, — сказала Ольга. — А че-нить писать надо, типа, как твои родители писали? Жалобы, заявления — что?
— Надо просто присутствовать, — объяснил воодушевившийся Илья.
— С меня минимум трое, — почесал в затылке Мановар.
— И с меня трое! — пообещала Натка. — Но это минимум.
— С нас — пятеро, плюс мы, — заверил меня Каюк, подумал немного и улыбнулся: — Неслабая такая толпа получается!
— Ну и с нас — транспаранты, — пообещал я и напомнил: — Будьте готовы с завтрашнего дня, примерно после третьего урока. То есть завтра на большой перемене ваши одноклассники должны быть проинформированы, чтобы я знал хотя бы примерное количество человек.
— А успеем? — засомневался Илья.
— До завтра — вряд ли. Потому ориентируемся на среду. Но готовимся с завтрашнего дня.
Мы пожали друг другу руки и разошлись. Когда я остался в окружении членов клуба, сказал:
— Если мы не сделаем этого завтра, то не сделаем никогда.
— Так быстро? Не успеем же! — запаниковала Гаечка.
— Должны успеть. Потому что об этом будут трепаться, и какая-то добрая душа донесет Джусихе. И она будет готова, понимаете?
Все закивали. Рамиль вздохнул:
— Вот бы записать все, как она нас ругает и выгоняет.
— Диктофон нужен, — кивнул Илья. — Но где его взять? Я у отца, конечно, спрошу, но…
Я увидел выходящую из школы Лику и рванул к ней, уронив:
— Я знаю, где его достать.
— Эй, ты куда? — крикнула в спину Наташка, а когда поняла, кто меня так заинтересовал, донеслось: — Предатель!
Лика заметила меня и остановилась, обхватив себя руками.
— Как дела? — спросил я сходу.
Она пожала плечами.
— Не знаю, отчима не видела, в мою комнату он больше не лезет, а я не захожу к ним… Мать с меня пылинки сдувает, а я-то думала…
Пришлось объяснять:
— Обида и злость не дают видеть очевидное.
Я пошел рядом с ней, чувствуя, как сестра взглядом прожигает во мне дыру.
— Спасибо, Паша. И… прости за ту выходку, ну, когда выгоняла вас с Борей, я думала…
— Проехали, — отмахнулся я и сказал серьезно. — Мне нужна твоя помощь.
Лика сбилась с шага и остановилась. Я объяснил:
— Мне на время нужен диктофон. У матери должен быть. Причем нужен завтра, нам Джусиха угрожает, и мы хотим ее припугнуть, записав угрозы.
Девушка свела брови у переносицы, потерла висок.