И вот — ты, и Наташка, и Боря.
У медсестры, что ошалело за нами наблюдала, навернулись слезы, и она тактично ретировалась.
— Спасибо, внук, — закончил дед и отпустил меня, посмотрел, прищурившись. — Другому я дал бы напутствие, но почему-то знаю, что ты не пропадешь, не заблудишься. В школу-то когда?
— Пока тебя не выпишут, я точно буду здесь. Дальше — посмотрим, как ты справишься, ходить-то тебе нельзя. У меня с директором хорошие отношения, он прикроет, а к урокам тут подготовлюсь. Все, я пошел.
Я сам расчувствовался, аж в горле заскребло. Уходил будто во сне и очнулся на скамейке возле больницы. Нахлынуло ощущение нереальности происходящего. Так не должно быть! Не должен я сидеть тут. Не должен быть в Москве!
Но это происходит здесь, сейчас, со мной. Это — я. Пришлось ущипнуть себя за руку. Совсем тронулся — от усталости, наверное. Надо немного поспать и…
Рот растянулся в зевке.
…и поехать к Чуме. Все равно, когда проснусь, будет уже вечер, непонятно, работает ли авторынок, возможно, что и нет. Те авторынки, что застал я-взрослый, открывались на рассвете, а к обеду все уже разъезжались.
Да, так сделать правильнее. И со списком сверюсь, узнаю у Канальи, что в первую очередь нужно, что может подождать.
У деда в квартире я принял душ, в очередной раз удивившись горячей воде, льющейся из крана круглосуточно, из последних сил набрал Илью, не дождался ответа, сменил белье на чистое, скинул одежду прямо на пол, упал и вырубился. Перед глазами, быстро угасая, закрутился калейдоскоп недавних событий.
Проснулся я засветло от звука перфоратора, вгрызающегося в стену справа. Нет, это не справа, а этажом выше, или двумя этажами. Кроме родительского дома, во всех многоэтажках, где доводилось жить, водился сосед-сверлильщик — что-то типа домового, которого обнаружить сложно, если вдруг он начинал проявлять активность ночью. Мне представлялся дядька-мизантроп, седой, но непременно с черными усами, мохнатыми смоляными бровями и носом-картошкой.
Но в этот раз спасибо, сверлильщик, вовремя разбудит! Илья, наверное, извелся в ожидании моего звонка. Набрал его я сразу же, как встал с постели, даже не одевшись.
Трубку сняли мгновенно, словно возле телефона кто-то стоял.
— Да! — звонко крикнул Ян.
— Привет, Ян…
— Ура-а-а! — Он так заорал, что я чуть не оглох и отодвинул трубку от уха. — Я дежурю у телефона, тебя жду, Илья на базе. А ваще Эльза Марковна звонила, сказала, что с тобой все в порядке, но…
— Это межгород, — напомнил я. — Звонки дорогие. Сходи за Ильей, можешь не спешить, я перезвоню ровно через пять минут.
— Ладно.
Донеслись гудки, и я представил, с каким рвением Ян ринулся выполнять поручение, а сам посмотрел на календарь: сегодня последний день сентября, завтра пятница, октябрь. Ну и неделька выдалась! Осталось пережить мини-революцию. Комендантский час введут, это точно, будут ли ограничивать перемещения граждан в светлое время суток — вопрос. Но в любом случае спокойная пятница у меня есть.
Выждав положенное время, я снова набрал Илью, и теперь ответил уже он:
— Ну ты, Мартынов, говнюк! Обещал же сразу позвонить!
— Сперва неоткуда было, потом ты был в школе, — оправдался я и задним умом понял, что сегодня от недосыпа я — король туканов: в аэропорту должны быть переговорные пункты, я просто об этом не подумал.
Отогнав мысли, не касающиеся дела, я рассказал о своих приключениях, о том, что дед (оказывается, о нем жутко волновались все мои друзья, его ученики) поправится. Если бы он знал, сколько людей о нем переживает, точно прослезился бы. Затем я поделился планами на ближайшее будущее: поскольку дед не может ходить, мне придется остаться за ним присматривать, как долго, сказать не могу. Еще надо бы переговорить с мамой, чтобы не волновалась за меня, и Лидии передать денег, а то пообещал помогать сиротам и слился — нехорошо, сделать это лучше всего через бабушку: занять у нее десять тысяч и по три-четыре выдавать каждую неделю.
— Сегодня думаю к тетке Чумы съездить, да и с ним поговорить, если получится, он же ведь в дурочке. Вдруг получится его убедить? — закончил я.
Помолчав немного, Илья сказал:
— Инна все еще в больнице. Ей лучше, но видеть она никого не хочет.
— Это хорошо…
— Но мы всем классом пойдем к ней вечером, пусть знает, что не одна.
— Наверное, не стоит, — посоветовал я. — Вдруг побыть одной ей — именно то, что ей нужно сейчас? Вдруг ей стыдно за свой поступок?
Повисла пауза. Молчание нарушил Илья, сменив тему:
— Хотелось бы в Москву, к тебе. Вместе поездить, посмотреть все. Завидую… Ты не переживай, все сделаю, все всем передам, на дачу схожу, денег твоим подопечным занесу. Не забывай держать в курсе, что у тебя и как.
— Звонить буду каждый день, но сегодня — отбой тревога.
Я повесил трубку, оделся и собрался ехать к тетке Чумы в Ясенево, благо адрес помнил. Правда, не помнил, где и как пересаживаться в метро, но там были схемы, по которым легко ориентироваться, даже если вообще ничего не знаешь.
Перед выходом я взял дедову куртку — сейчас полшестого, возвращаться я точно буду затемно, замерзну. Уже спускаясь по лестнице, вспомнил, что тут постоянно дожди, вернулся за зонтом и вдруг понял, что снова возглавляю стаю туканов. Что, если тетки нет дома, и я попрусь в такую даль напрасно? Я же знаю ее адрес, а значит, могу узнать и телефон! Достаточно просто позвонить 09.
Через две минуты я уже записывал номер телефона, а спустя еще минуту набирал его, не особо рассчитывая на ответ — будний день, рабочее время…
Однако трубку сняли, и командным женским голосом сказали:
— Да.
И я немного понял Чуму. Один голос его опекунши чего стоит! Как у прокурора, блин. Как ее зовут-то? Понятия не имею, ну и ладно.
— Здравствуйте! Меня зовут Павел, я одноклассник Юры, приехал в Москву ухаживать за дедом. Очень хотел бы с вами увидеться и поговорить о Юре. Он сложный. Может, вместе придумаем, как его направить на путь истинный.
Думал, тетка фыркнет, скажет, кто я такой, но нет, оттаяла, заинтересовалась:
— Когда ты собрался ко мне, Павел? Я дома сегодня дома весь день и завтра, кроме промежутка с шести до восьми вечера, у меня аэробика.
— Сегодня нормально? Минут через сорок.
— Давай я тебя встречу возле метро, — очень кстати предложила тетка Чумы. — Через сорок минут, да? Выйдешь по указателю к Новоясеневскому проспекту и встанешь у подземного перехода под буквой «М».
— Лучше через час, мне до метро еще дойти надо. Я буду в зеленой дедовской куртке не по размеру.
На том и порешили. Я накинул дедову куртку и выбежал из квартиры, думая о том, что, возможно, Юрка Чумаков и рад бы начать новую жизнь, да ему досталась тетка-цербер, которая так его допекла, что он сбежал.
Глава 12Повестка дна
Пока шел, не сосредоточиваясь на том, что я нынешний в столице впервые, все было нормально, но как только задумался об этом, заблудился во дворах и воззвал к памяти взрослого. В итоге потерял десять минут, но станцию все-таки нашел, купил жетон, миновал турникеты, вскочил в электричку и уселся в углу вагона, навострив уши и ожидая, когда объявят Марксистскую и пересадку на кольцевую.
Перово — предпоследняя станция желтой ветки, потому вагон был полупустым. Никаких продавцов ерунды и людей-оркестров, кочующих из вагона в вагон. Пассажиры расселись по местам и воткнулись кто в газету, кто в книгу. Модный браток красовался с пейджером, приобретенным, видимо, недавно: то в руках его повертит, то на пояс возвернет. Посмотрите, ну посмотрите же, что у меня есть! Понты работали: две подружки-студентки косились на него с явным интересом. Пейджер — это круто, пока еще редкая вещь, не каждый может себе позволить! Не пять штук баксов или около того, которые надо отвалить за сотовый, но тоже немалая сумма.
Вспомнились телефоны будущего, заменяющие и переговорное устройство, и фотоаппарат, и библиотеку. Представился пассажир с беспроводными наушниками, говорящий вроде как сам с собой, и я улыбнулся. Его точно посчитали бы психом.
Как только двери на Площади Ильича закрылись, я встал у выхода, глядя на мелькающие в черноте огни. Выскочил на Марксистской, где в вагон ломанулась толпа, и пестрый поток граждан увлек меня пересаживаться на кольцевую.
Голова закружилась от вони трупного распада, к горлу подкатил ком. Гнилушки! Их тут просто море, а может, и нескольких достаточно, чтобы так накрыло. Скорее бы наверх, на свежий воздух!
Прежний я потерялся бы в этой толпе и тыкался бы туда-сюда, тупил бы у турникетов, которые работают на выход, спрашивал маршрут у прохожих, но благодаря памяти взрослого я понял, что неплохо ориентируюсь, и успокоился.
Даже если провороню станцию, ничего страшного, просто выйду на следующей и вернусь.
На ступенях в галерею, соединяющую Марксистскую с Таганской, буксовал тщедушный челнок, нагруженный по самое не хочу, у него не хватало сил затащить наверх необъятные сумки, взгроможденные на тачку и — одна на другую. Мимо пройти я не смог даже несмотря на вонь, исходившую отовсюду и вызывающую рвотные позывы, потому что недавно сам таким был, мучался, спуская необъятные баулы на эскалаторе. Вспомню — вздрогну, а скоро опять придется торговать.
Кряхтя и тужась, мы с челноком кое-как затащили груз, и я влился в толпу, которая шла на пересадку. Вертя головой по сторонам, зашагал по галерее, держась ближе к стене, чтобы не затоптали, но вскоре пожалел об этом: у стены жались бомжи и попрошайки всевозможных мастей. Увидев вдалеке наряд милиции, нищие схватили пожитки и рванули прочь, остались только безногий типа афганец и девушка со спящим на руках младенцем.
Интеллигентного вида старушка в шляпке бросила сотенную в коробку, стоящую на полу. Дамочка схватила деньги и спрятала в карман, оставив только мелочь.
У меня внутри все перевернулось. Я взрослый отлично знал, что это не несчастная, лишившаяся крова, а тварь, работающая на местную мафию, которую крышуют менты, а ребенок — нежилец, в лучшем случае будущий инвалид, которого опаивают снотворным или чем похуже, чтобы он не орал.