Потому я встал и зааплодировал, говоря своим:
— Давайте поддержим пацана.
— Какого? — не понял Илья.
— Зачем? — удивилась Гаечка.
— Он один, понимаете? — Похоже, не понимали. — Нет? Ну и пофиг, просто делайте, как я.
Я стал хлопать что есть сил и скандировать:
— Игорь! Игорь! — Хлоп-хлоп-хлоп. — Мы с тобой. Игорь! — Три хлопка. — Мы с тобой.
Парень приободрился, вскинул голову, глядя на нас и не понимая, что происходит: какие-то подростки, причем целая толпа, за него болеют. Кто? Почему? Неважно. Главное — эти люди за него, когда кажется, что целый мир против, а значит, нужно не ударить в грязь лицом.
И он не ударил… Точнее нет — еще как ударил. Он бил, бил и бил. Он работал, как молотилка, делал Дрючина производным его фамилии. У Витька не было шансов, и он тупо сбежал с ринга, а Игорь вскинул руки и посмотрел на нас.
— Игорь молодец! — заорал я и захлопал.
Наши подключились. Повинуясь стадном инстинкту, зааплодировали друзья поверженного Егорьева, но поняли, что делают не то, и остановились. А мы все хлопали и орали, соревнуясь, кто громче крикнет.
Рамиль бился восьмым. До него было два боя, когда соперники ничего не умели — словно две бабы на ринге дрались за кавалера, только что за патлы друг друга не таскали. Потом еще бой — один парень, ученик спортшколы, что-то умел, второй выживал. Пожалуй, только этот спортсмен способен выступить с Рамом на равных, пока серьезных соперников у Меликова не наблюдалось. Ну, Игорь, может быть.
И вот наконец объявили нашего Рамиля, у меня от волнения аж сердце пропустило удар. Я встал и прокричал, перемежая скандирование хлопками:
— Ра-миль! Рамиль — чемпион!
Рам вскочил, воздел руки над головой и ударил себя в грудь, как Кинг-Конг.
Давай, Рам, покажи им Кузькину мать, не посрами честь школы!
Глава 2Честь школы и не только
Рамилю противостоял бледный очень высокий и очень худой парень, похожий на глиста. Тренеры называют таких макаронами. Насколько я знаю, люди подобного телосложения совершенно не подходят для силовых видов спорта, это марафонцы.
Бой начался. Вопреки моим ожиданиям, макарон оказался хорошо тренированным, не раскрывался, мало того, ему было проще достать Рама длинными ручищами. Одноклассник скакал вокруг, прощупывал противника. Едва не пропустив прямой в голову, Рам изменил тактику, теперь он работал наскоками: налетит, пару раз ударит, отпрыгнет и скачет вокруг.
— Рам, ты крутой! — заорала Лихолетова, придвинув ладони ко рту рупором.
— Порви его, Рам! — крикнул Памфилов.
Меликов набросился на противника, интенсивно заработал руками, и тут прозвучал сигнал окончания раунда. Рам вроде как даже не устал, отошел в свой угол, физрук что-то ему сказал, протянул стакан воды. В отличие от длинного, Рамиль не выглядел уставшим. Казалось, он бьет копытом и рвется в бой.
В начале раунда он взял быка за рога и обрушил на длинного град ударов, тот закрылся, скукожился, опустился на колени…
Красиво, блин! Самый зрелищный бой! Все по-взрослому. А ведь это я мог быть на месте Рамиля, это мне бы рукоплескали одноклассники, а остальные зрители сидели, разинув рты…
Я натянул вожжи, притормозил чувство собственной важности. Взрослому мне такое было неинтересно, я нынешний с удовольствием искупался бы в лучах славы, это всегда приятно.
Рефери оттащил Рама и поднял его руку вверх.
Меликову тоже нравилось купаться в лучах славы, он прошелся по рингу, приветствуя зрителей поднятыми руками. Мы все зааплодировали, заорали, что он лучший. К нам присоединились другие зрители. В принципе, дальше можно было не смотреть, но хотелось удостовериться, что Рам — самый сильный боец, и мы остались.
Закончилось все быстрее. Чем за два часа, горбоносый поблагодарил зрителей и бойцов, напомнил, что финал в субботу тут же, в тот же час, и гости начали расходиться. Мы решили посидеть пару минут, чтобы не толпиться. Гаечка посмотрела на розовые ладони и сказала:
— Мои руки превратились в охлопли.
Заячковская залилась смехом. Рамиль прискакал к нам и спросил, сверкая глазами:
— Ну как?
— Круто, — оценил я. — Все по-взрослому. У тебя талант.
Рам выгнул грудь колесом.
— Думаете, пройду в финал?
— Стопудово! — поддержал его Кабанчик.
— Да, — кивнул я.
Увлекшись разговором, мы спохватились, когда остались одни в зале. Организаторы принялись растаскивать лавки, где недавно ожидали своей очереди бойцы, а горбоносый разговаривал с учеником спортшколы, который бился немного раньше Рамиля.
— Похоже, пора валить. — Памфилов встал со скамейки.
Всей толпой мы двинулись к выходу, а я поглядывал на паренька, который остался и вился вокруг горбоносого — ну точно свой пацан. Как бы не для него этот конкурс устраивался.
Но на улице мысли улетучились, потому что к нам подошел Игорь из интерната, которого мы решили поддержать, и протянул руку, глядя на Илью и, видимо, определив в нем главного.
— Привет.
Что интересно, в его взгляде была не благодарность, а готовность убивать, будто мы могли сделать ему что-то плохое. Илья покосился на меня, пожал руку и спросил:
— Мы знакомы?
— Я то же самое хотел спросить. — По говору читалось, что Игорек не местный. — Зачем вы это сделали?
Похоже, парень не понял, почему мы решили его поддержать, и надумал не пойми что. А может, у него была причина это думать. Пришлось объяснять.
— Все пришли с группой поддержки, а ты — один, вот мы и решили тебя подбодрить, чтобы тебе повеселее было.
Вот теперь он расслабился и улыбнулся, аж глаза закатил от облегчения.
— Спасибо! Реально поддержали!
Он принялся жать руки парням, девчонкам — неуклюже их целовать, отчего те смущались и краснели.
— Ты откуда к нам? — спросил я. — С севера? На юг решили переехать?
Почему никто не пришел его поддержать, я спрашивать не стал.
— Из Москвы, — махнул рукой он. — Живу в интернате, считай в детдоме. Мать в Израиль свалила и морозится, отец в бегах где-то за границей. Он обещал вернуться, когда все утихнет. А меня с собой не взял, потому что опасно, мной его могут шантажировать. И фамилия моя — не Веселец, а…
— Молчи, — посоветовал я.
Вот оно что. Батя парня что-то спер у бандюков. Может, задолжал и решил сделать ноги, а сына оставил в интернате. Или попросту сбросил балласт. Но об этом я говорить не стал.
Наши все сбились в кучу, окружили нас с Игорем, Заячковская аж рот раскрыла в предвкушении пикантных подробностей. Не дождалась и представилась, кокетливо улыбаясь:
— Женя.
Все представились Игорю. Рам обнял его за плечо и спросил:
— Вы ж в субботу придете за нас болеть?
— Увы, у меня дела, не успею, — развел руками я.
— А-а-а, ну да, ты по субботам ездишь куда-то. Ладно. А остальные?
— Придем, — кивнул Илья.
И только сейчас до меня дошло, что родители против увлечения сына боксом, поэтому их нет.
— И мы придем, — сказала Гаечка за себя и за Алису.
— Идем в кафе мороженое жрать! — предложил Рам. — Приглашаю! За мой счет.
Я отдал ему двести пятьдесят выигранных рублей — все-таки он небогатый, небось последнее отдает, чтобы подкрепить радость победы.
— Вы идите, мне надо кое с кем переговорить, — сказал я.
Наши ускакали в сторону набережной. Игорь остался со мной, видно было, что ему жутко не хочется возвращаться в интернат.
— Так ты там живешь, что ли? И на каникулы останешься?
Мы направились к рынку, где я рассчитывал узнать у валютчика, где и почем можно купить ваучеры и вообще, какой в них толк. Если все так, как я полагаю, они могут сэкономить мне кучу денег. Если он знает, конечно. А если нет, придется искать информацию в центральной библиотеке, перелопачивать кучу газет — в нашей сельской нет ничего.
— Батя заплатил, чтобы до Нового года жил, а там не знаю. Может, его поймали и прибили. Буду к матери проситься, че уж.
— А что он сделал? — спросил я, чтобы поддержать беседу.
— Он компы продавал и комплектующие. Склад бомбанули, технику вынесли. Ну, он попросил счетчик остановить, от долга не отказался. А потом узнал, что эти черти его и обокрали. И мы свалили.
— Так может, отстанут? — предположил я. — Они-то в плюсе.
— Хрен там. В Новосиб поехали, там нас нашли. Батя тачку скинул, и — сюда. Где он ща, не знаю. Может, за бугром. Мы ж для них дойное лошье.
— Это да, — вздохнул я, посмотрел на его новенькие кеды и модные джинсы.
Было видно, что не бедствовал Игорь. Прям как у Кабанова, его жизнь перевернулась по щелчку. Коварное время, когда никто ни от чего не застрахован, в любой момент в твою квартиру могут вломиться здоровенные лбы и сказать: «Ша, лошара! Было ваше — стало наше».
— Короче, Игорь, в субботу увидимся, к закрытию я точно успею.
— Я сольюсь, наверное, — скривился он.
Мы остановились возле ступеней, ведущих к центральному входу рынка, на которых торговал мой валютчик — вон он, красавчик, весь в черном, туфли блестят, прическа — волосок к волоску.
— Тренер сказал, конкурс делают под Гужевого, он сын организатора и главного спонсора.
— Это который спортшкола? — уточнил я.
— Угу.
— Паршиво. А если его нокаутировать сразу, что они сделают?
Игорь пожал плечами.
— Да ничего. Думаю, они с твоим приятелем до того поговорят, денег предложат, чтобы слился, если не согласится — припугнут.
И ведь давно живу, опыт взрослого имею, знаю, что у нас в стране… да что там, во всем мире — ни футбола честного, ни бокса, а все равно каждый раз аж трясет, когда сталкиваюсь с несправедливостью. Рамиль вряд ли станет упираться, у него сестры, у родителей работа. Хорошо хоть второе и третье места — честные. Боре с конкурсом рисунков несказанно повезло.
— Спасибо, Игорь.
Мы распрощались, и новый знакомый поплелся прочь, а я улучил момент, когда валютчик освободился, и побежал к нему, перепрыгивая через ступеньки. Павел встретил меня улыбкой.