Глава 24Три разные истории
Услышанное так меня огорошило, что я оцепенел. Оперся о тумбу, стянул вязаную шапочку, подаренную Лёхой, уставился на нее. Веселого доброго парня Лёши больше нет. Шапочка эта дурацкая, которую ему связала мама или бабушка, есть, а Лёхи нет.
Что с ним случилось? Затоптала толпа? Раздавил танк? Настигла шальная пуля? Вряд ли его убивали специально. Блин, надо было не Егору внушение делать, а Лёхе!
— Нечего сказать? — ярился нависающий надо мной дед, сжимал кулаки, косился на костыли так, словно хотел дотянуться до них и отмудохать меня.
Взяла злость. И это говорит человек, который полмашины в унитаз спустил на нужды революции своей тупой, из-за которой погиб мой приятель⁈ Но я промолчал, потому что понимал его, как и понимал то, что он пережил, и хватит с него нервотрепок.
Хотелось рвануть к парням, удостовериться, что Лёха живой, это досадное недоразумение, чья-то злая шутка, но пришлось заниматься дедом.
Я вскинул голову, выдержал его злобный взгляд и кивнул на дверь.
— Ничего криминального я не делал. Идем, объясню.
Дед кивнул.
— Очень на это надеюсь.
Подумав немного, я протянул ему костыли и попятился к кухне. Опыт, ничего с ним не поделаешь. Хоть и знаю, что дед у меня адекватный, невольно вспоминается отец, который типичный мент: сначала избил бы, а потом выяснял, что к чему. Но ведь и дед… Не мент — милиционер, за что и поплатился.
— Не стоило тратить деньги, — проворчал дед. — Дорого небось.
— Стоило. Потом продашь, — сказал я, направляясь в спальню.
Подождав, пока он усядется на разложенном диване, я отодвинул от стены кресло и сел напротив.
— Про что сперва рассказать, про деньги, про Лёшу или про Наташку?
— Это все разве не связано? — прищурился дед.
— Нет, три разные истории.
— С чего считаешь нужным, с того и начинай.
Рассказывать пришлось долго, ведь с тех пор, как забрал его из больницы, дед был озабочен делом мировой революции, и мы толком не разговаривали. Начал я с самого начала: как летел, как искал его и познакомился с Владом (про то, что он сиделец, я умолчал — вдруг им придется взаимодействовать?), потом — как шел домой и на меня напали местные, а оказалось, что они ловят гопников, которые орудуют в районе. Мы разговорились и подружились, я хожу с ними на турники. Лёха — один из них. Как Гайдар призвал сторонников защищать Кремль, так Лёха и пропал, его все искали, и я попросил родителей отзвониться, когда что-то станет понятно.
— Похоже на правду, — принял мою версию дед. — Ты выгреб мои деньги? Где они и откуда столько рублей?
Я вытащил из нагрудного кармана конверт.
— Вот, возвращаю долг. Говорил же, что мы с дядь Лешей открыли автомастерскую, ты сам закупал детали, и тебе должны были передать круглую сумму, но ее пришлось везти назад, потому что ты пропал. А запчастей-то нет! А они нужны! Конверт с деньгами назад поехал, я выгреб все, что оставалось дома, взял у тебя в долг, купил запчасти, передал дядь Лёше. И рубли купил…
— Зачем⁈ — воскликнул дед.
Я рассказал о том, как менялы спекулируют на курсе, и что все со временем наладится, а я сто двадцать тысяч заработал на разнице курса.
— Убедительно, принимается, — кивнул он, покачал головой. — Вот ты жук! И как догадался провернуть такое с долларами?
— Раньше так всегда было: сначала паника, взлет курса, потом откат. В последний раз — летом, когда рубли меняли. И до того. Вот я и подумал, что в этот раз будет так же.
— А если бы началась война?
— Было бы уже все равно, рубли, доллары. Тогда самой ценной валютой стала бы еда и огнестрел.
Вспомнился сон, что мне сегодня снился, и плечи самопроизвольно дернулись.
— Остался один вопрос: что за миелофон имела в виду Наташка.
— Это цитата из фильма, не узнал, что ли? — улыбнулся я. — Алиса, миелофон у меня. — Прочтя в его взгляде недоумение, я объяснил: — Фантастический фильм для детей, миелофон — штука, которая мысли читает. Сейчас Наташа подразумевала ваучеры, которые… В общем…
Пришлось рассказать про мамино страстное увлечение «МММ», и что ваучеры я хочу обменять на акции винзавода, для чего устроил туда мать, а она хочет слить их по дешевке и отдать мошенникам. Вот Наташка и взяла на себя важную миссию по спасению наших ваучеров.
Призадумавшись, дед почесал бровь, посмотрел на меня, снова почесал бровь.
— Откуда ты все это знаешь, внук? Ты делал странные порой нелогичные прогнозы и ни разу не ошибся. И вот сейчас… Только псих стал бы покупать рубли.
— Я чувствую. Не знаю, как и каким местом, — сказал я, внутренне цепенея. — Можешь считать меня… финансово талантливым. Есть классная газета «Коммерсантъ», там про это все пишут.
— Ну а про ваучеры, — не сдавался дед. — Почему именно винзавод? Ты даже мать туда устроил, что там такого ценного?
— Пока ничего, но со временем, если интуиция меня не обманывает, они будут стоить очень дорого. Также рекомендуется покупать акции перерабатывающих и добывающих компаний. Не сразу, но в перспективе они сильно вырастут в цене.
— В кого ты такой… крученый? — сказал дед то ли с упреком, то ли с одобрением.
— В эпоху, — ответил я и сменил тему: — Ты обедал? Нужно тебе что-нибудь?
— Спасибо, ужинал…
— Хорошо. Тогда, с твоего позволения, побегу узнаю, вдруг с Лёшей — это ошибка. Вон, у мамы рак нашли, хотя никакого рака не было. Может, и сейчас какой-то идиот балуется по телефону, и просто совпало?
Я уставился на телефон, как на вражеского шпиона, набрал Лёху и, пока слушал протяжные гудки, желудок свело то ли судорогой, то ли он в трубочку от страха скрутился.
Никто не ответил. Я глянул на часы: начало четвертого. Парни на турниках собираются в шесть вечера, кроме Лёхи, ничьих телефонов я не знаю. Илье позвонить, узнать, как дела у Наташки?
— Ничего? — спросил дед из спальни.
— Ничего, — ответил я и услышал гневную речь о том, какой же Гайдар, призвавший народ на свою защиту, урод, и что кровь мальчика на его руках.
Мне все еще хотелось верить, что Лёха живой. Вдруг и правда телефонные хулиганы? Вдруг убили кого-то другого, и прямо сейчас Лёхины родители едут с опознания, везут радостные вести?
В принципе, смысла метаться нет, правильнее засесть за уроки. Так я и сделал. Бездумно посмотрел в алгебру, плюнул и побежал на школьную спортплощадку. Здесь, как и у нас, учились во вторую смену, и школьный двор звенел от детских голосов.
Было холодно. Физ-ра шла в спортзале, и Лекса-крепыша, сидящего на покрышке, я узнал издали. Вокруг, размахивая руками, ходил Егор. Олега, сына мента, не было, Алекса тоже.
— Эй, народ! — крикнул я издали и побежал к ним.
Приятели обернулись. Лекс встал с покрышки и подался мне навстречу.
— Это правда? — спросил я на бегу. — Про Лёху?
Парни переглянулись, поникли, и я понял: правда. Сбавил скорость, перешел на шаг и, пожимая протянутые руки, спросил:
— Как же так? Перестрелка?
Егор сжал челюсти и мотнул головой.
— Менты забили до смерти.
От неожиданности я остолбенел.
— Да ну, бред. Они же типа заодно?
Лекс дернул плечами и объяснил:
— Его вообще в Измайловском парке нашли в кустах, синего всего. Он там не должен быть, это далеко от замеса, понимаешь? Если бы его враги били, он возле Дома Советов и валялся бы. Ну, или где-то там.
Теперь я сел на покрышку, сплел пальцы.
— Думаешь, его забрали менты, избили, но перестарались, он умер или в отделении, или по дороге туда, и они просто избавились от тела, чтобы не иметь проблем?
— А как еще? — занервничал Егор, сплюнул. — Нет других вариантов. Только менты, чтоб их. И Олеженька помогать отказывается. Ничего не сделать, никто не будет наказан… — голос Егора задрожал, и я почувствовал его боль.
Парень отошел и принялся с остервенением избивать покрышку. Лекс молчал. Если бы не раздувающиеся ноздри, он казался бы мертвым.
— Мы с Лёхой дружим с яслей. Он как брат мне… — заговорил он, но его щека дернулась, он отвернулся, уперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях.
— Сдохните менты, суки! — бесновался Егор, охаживая покрышку ногами. — Сдохни! Сдохни! Сдохни!
Он подбежал к нам, ударил себя в грудь.
— А мы им гопников загоняли, план по раскрытиям делали! А они Лёху убили!
Я употребил самые яркие ругательства, выказывая отношение к случившемуся, после добавил:
— Насчет гопников. Это вы не для ментов делаете — для себя, для своих соседей. — Я кивнул на проходящую мимо модницу лет пятнадцати. — Для нее, вон.
Девчушка поймала мой взгляд, кокетливо пригладила волосы, забранные на макушке в хвост. После минутного молчания я спросил:
— Помощь нужна Лёхиным родителям?
Егор посмотрел на Лекса, тот дернул плечами, сморщил лоб.
— Не знаю. У него родители старые, им под шестьдесят, мне страшно к ним идти. Наверное, на покойника не так страшно будет смотреть.
— За помощь у нас Алекс отвечает, он скоро придет, и решим, — добавил Егор.
— Хреново, что они пожилые, — вздохнул я. — А еще дети у них есть?
Ответил Лекс-крепыш:
— Катя, сеструха Лёхина, ей тридцать с чем-то лет. У нее две дочки, одна на три года младше Лёхи, другой лет семь. Наверное, Катя уже приехала к родителям, она в Алтуфьево живет.
Плохо, очень плохо. К поздним детям родители всегда сильно привязываются, эти люди могут не пережить удар. Попытаться им внушить, что жизнь не закончилась? Попробую.
— Надо будет к ним пойти, — предложил я. — А то что ж за дружба получается…
Стало стыдно за то, что я Лёху заломал. Лучше бы он победил, порадовался бы хоть перед смертью. А то так расстроенным и умер.
Алекс из университета пришел раньше, дерганый и злой. Крепыш рассказал ему про ментов, он выслушал, катая желваки, и мы двинулись к родителям Лёхи.
Такие визиты всегда неприятны. Не знаю, кто как, я ощущаю вину за то… Да ни за что. За то, что жив, наверное. За то, что поглощен своими проблемами и Лёхин отец — совершенно седой, худой и морщинистый. Он выглядел на первый взгляд спокойным, только нижняя челюсть иногда дрожала. Даже не так — покойным он был, то есть почти мертвым. Рыдания матери и причитания сестры доносились из другой комнаты.