Парни вели себя, как обычно — их не интересовали мои деньги.
Олег размышлял на тему, что теперь грабителям точно конец, и людям можно ходить по району вечерами, никого не опасаясь.
— С тобой прям к ларьку подойти? — спросил Лекс, когда мы остановились метрах в пятнадцати от обменника.
— Не, побудьте тут. Нечего тетку пугать, она нервная.
Я посмотрел на обменник. Настороженно оглядываясь, там совершал операцию длинный тонкий усатый дядька в черном костюме не по сезону. Ему бы трость — получился бы персонаж из фильма про итальянскую мафию.
Пересчитав деньги, мужик зыркнул на нас, подозревая в нехорошем, положил деньги в барсетку и торопливо зашагал прочь не оглядываясь. Уселся в «девятку», стоящую неподалеку, и укатил. Вот оптимальный вариант: обменял в другом районе, уехал на своей тачке. Тут есть опасность, что вычислят, где живу, деда же подловили. Или то случайность была?
Придется ходить и оглядываться. Радовало только, что мне тут жить недолго, вычислить меня попросту не успеют.
Еще раз оглядевшись и не обнаружив поблизости никого подозрительного, кроме нас, я направился к ларьку.
Доллар немного подрос, курс составлял 1:1250. Неразбериха прошла, теперь менялы писали честный курс. Обменщица меня сто процентов запомнила и ненавидит: я много раз спрашивал, что почем, не меняя деньги. Чтобы не провоцировать тетку на ругань, я сразу вытащил деньги из карманов, получился солидный пресс.
— Здрасьте, — сказал я открытое окошко. — Мне четыреста тридцать пять долларов.
Тетка так удивилась, что высунула из недр ларька бледное густо накрашенное лицо, тряхнула брылами, уставившись на меня.
— Ты⁈ Ты шо опять пришел делать мне нервы?
Я хлопнул деньгами по ладони, обернулся и показал парням «ок» — надо было обозначить, что со мной группа поддержки, и у валютчицы не возникло соблазна меня обмануть или кинуть.
Тетка уставилась на деньги, мгновенно успокоилась и протянула пухлую ручку, шевельнула пальцами-сосисками, унизанными кольцами.
— Шо ж ты мозги мне морочил? Вот так бы сразу.
— Приценялся, — ответил я, отдавая ей деньги. — Тот курс был грабительским.
— Ой, шо бы ты понимал!
Расплатилась она со мной мятыми полтинниками. Был целый пресс, осталась жиденькая стопочка баксов. Хотелось посмотреть деньги на свет, но, во-первых, хорошую подделку я все равно не отличу от оригинала, и, во-вторых, придется засветить сумму.
Рассовав деньги по карманам, я отправился к парням, говоря:
— За день доллар пятьдесят рублей прибавил, прикиньте?
— И что на заработанные деньги ты купишь? Или копить будешь? — спросил Егор, направляясь за мной в сторону дедова дома.
Я старался идти чуть позади, чтобы держать ситуацию под контролем. Ну а вдруг близость легкой наживы вскружит голову хорошим парням? Вряд ли, конечно, но береженого бог бережет.
— Ни то, ни другое. Надо купить автозапчасти и передать их домой, там у дядьки автомагазин. Так что свободных денег нет. Только заработали — вкладываем. Раньше это дед делал, теперь я.
— Круто, — улыбнулся Олег. — Так можно завтра мне поработать, а?
С двадцатью процентами я, конечно, погорячился. С тридцати тысяч это шесть штук. Немного заложено в стоимость товара, так что расходы сверх запланированного — четыре тысячи.
— Да. Давай на турниках встретимся и обговорим детали. Алекс же туда подтянется?
— Должен, — сказал Егор.
Зато батя Олега — мент, с ним можно договориться насчет торговых точек и сэкономить в будущем. Да и неизвестно, какие проблемы начнутся, вдруг кто наедет, а знакомый мент дает большое преимущество.
Олег торговать может только по выходным, в будние дни у него школа, так что много дед не потеряет. Один продавец есть — Влад, вот Олег, желающий поработать в выходные. Так понемногу и налажу систему, деду останется только взять бразды правления и заниматься оптовыми закупками автозапчастей и кофе.
Парни проводили меня домой, получили по жвачке — просто по дружбе, и я поднялся к деду, который сразу же приковылял на костылях и с тревогой спросил:
— Ну, как?
— Да вот.
Я достал доллары, положил на тумбочку и, пока дед считал деньги, снял берцы и отчитался:
— Нашел двух продавцов. Один — школьник, ему шестнадцать лет, будет работать только по выходным. Выручку не украдет, я его проверил. К тому же отец у него милиционер.
Дед присвистнул.
— Вижу, ты времени даром не терял. Похвально! А второй?
— Второй сейчас в больнице, воспаление легких. Тоже не стал воровать, когда мог.
И опять никакой истерики, что могли ведь обмануть мальчика! Почему-то отцы понимают, что мальчику придется становиться мужчиной и нужно учиться преодолевать трудности, а матери — не все. Оберегают дитяток до последнего, уже еле ходят, а сыночкам деньги шлют.
Мы прошли на кухню, где дед взял со стола очки, лежащие поверх газеты, посмотрел через деньги на свет.
— Настоящие. Меня научили определять подлинность. Обедать садись, а то тебя уже ветром носит.
Живот внял и угрожающе зарычал. Полгода назад я не знал, как согнать лишний жир, а теперь набрать бы массу, и правда отощал, штаны падают. Не думал, не гадал он, никак не ожидал он. Если бы не сознание взрослого, все было бы куда хуже.
— Ты-то сам ел? — спросил я у деда, открывая котелок, где была картошка, щедро приправленная какой-то подливкой, и вездесущие окорочки.
— Да, обедал. Но перекушу символически, за компанию. Если не трудно, положи мне два кусочка картошки — и хватит.
Так я и сделал, себе наложил полную тарелку и с жадностью напал на еду.
— Спасибо, дед, просто бомбически! Вкуснятина неописуемая!
В сытые двухтысячные выяснилось, что, при всем изобилии продуктов, питаемся мы неправильно, едим не то, потому нужно восполнять дефицит витаминов, микроэлементов и аминокислот, иначе начнутся проблемы со здоровьем: упадок сил, расстройство когнитивных функций, депрессии. И правда ведь они у многих начинались!
А сейчас мы жрем окорочки, от сока которых должно умирать все живое, большинство и этого не видит. Как у нас раньше, у них суп-блевунчик из просроченных макарон, самодельные пельмени и вареники из того, что бог послал, суп с клецками. Но никакие проблемы со здоровьем не начинались, потому что организм понимал: он просто не выживет, если позволит себе впасть в ипохондрию.
Чем лучше жизнь, тем избалованнее человек и уязвимее. Мы живем в условиях постапокалипсиса, на руинах империи. Слышал ли кто-нибудь про панические атаки и депрессии? Нет.
Или сейчас все слабые, не находя подкрепления своему состоянию, тихо вешаются в ванной или выходят из окна? Возможно и такое.
После обедоужина начало клонить в сон — прямо как меня после сорока, но нужно было на турники, и я спросил у деда:
— Что там слышно о защитниках Белого дома?
Дед аж почернел, его лицо стало неживым.
— Зачинщики и строптивые депутаты в Лефортово, ведется следствие. Регионы молчат. Просрали мы страну, эх… — Он махнул рукой.
— Давно просрали, дед, — вздохнул я. — Слишком далеко зашли э-э-э… центробежные процессы. Сейчас уже поздно что-то менять. Раньше надо было.
— Ельцина удавить, гниду поганую! — Дед сжал кулак.
— Клещи уже присосались, напились крови. Умрет Ельцин, придет кто-то другой. Сгнило все.
— А что же делать? — В голосе деда чувствовалась беспомощность. — Нельзя же — вот так! Без веры, без цели… только жрать.
— Нельзя, — кивнул я и додумал:
«Но я пока ничего глобально изменить не могу».
— Телевизор включать тошно, — пожаловался дед. — Нас как будто нет. Как будто и не было ничего! Словно люди просто так отдали свои жизни и здоровье.
«Просто так», — подумалось мне. Очень хотелось с умным дедом смоделировать, что изменилось бы, если бы победили контрреволюционеры, но дед еще не отошел от стресса и не готов был признать, что большинство сценариев принесло бы гораздо больше горя. Может быть, когда-нибудь…
— Пойду-ка я на турники, к новым друзьям. Буду в восемь, на созвоне с нашими.
— Еще раз скажи, кто твои новые друзья, чтобы я знал, с кого спрашивать, если вдруг чего случится.
Я перечислил всех: Алекс, сын большого чиновника, ментеныш Олег, Лекс-крепыш, сынок директора школы, и Егор… Кто его родители, я не знал.
— Солидная компания, не шпана подзаборная, — одобрил дед.
— Был еще простой парень Леха, но его убили менты возле Белого дома. На днях его хоронили, — не стал скрывать я. — Он за Ельцина скакал… то есть ходил, а убили его свои же. Озверели, и было все равно, кого лупить.
Дед поджал губы, тряхнул головой.
— Знаешь что. Спасибо тебе, что принес в больницу «Белую гвардию», без нее было бы тяжелее.
На костылях он проковылял в спальню, зашуршал там книжными страницами и зачитал:
— «А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь? Нет. Никто. Просто растает снег, взойдет зеленая московская трава»…
Я отчетливо помнил, что вместо «московская» было «украинская» — видимо, дед чуть изменил цитату для достоверности.
— «Заплетет землю… выйдут пышные всходы… задрожит зной над полями, и крови не останется и следов. Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать ее не будет. Никто». — Дед захлопнул книгу и сказал: — Беги, внук…
Но стоило мне шагнуть к берцам, как он воскликнул:
— Нет, стой!
Уже в прихожей дед прискакал ко мне, положил руки на плечи и всмотрелся в мои глаза, словно искал там бегущую строку с важной информацией.
— Спасибо, внук, за все. Горжусь тобой. Ты вырастешь не только сильным, но и мудрым человеком.
В горле заскребло, я кивнул и прошептал, стараясь совладать с голосом:
— А я безумно рад, что нашел тебя! Ты крутой, у тебя есть чему поучиться.
На том и разошлись. Я зашнуровал берцы, вспоминая аналогичную обувь из будущего, где почти все ботинки на молнии, а шнурки для видимости. Облачившись, выбежал на улицу, где медленно подползали сумерки и холодало, и рванул к турникам на территории школы.