Погода выдалась сказочная: около двадцати пяти градусов тепла, бабочки порхают, по соснам в парке скачут белки. Пляж был забит, тут отдыхали и местные, не успевшие сменить загар на белесую кожу, и синюшные приезжие, спешащие впитать запоздалое тепло. Пахло водорослями, солнечные блики танцевали на дне, плескала волна, доносился детский смех. Из кособоких ларьков, стоящих вдоль набережной, тянуло жареным мясом.
Так хотелось послать все к чертям и как нырнуть! Но в кармане почти пятьсот тысяч, сто семьдесят чистыми. Пять часов поработал — и целое состояние! Вместе со вчерашним заработком двести девяносто тысяч чистых, около двухсот сорока долларов. За столько можно купить «Запорожец», подержанный видик, простенький телик или земельный участок.
Два, блин, дня! Никакого обмана, только смекалка и смелость! Так что купание отложу — слишком рискованно. Плюс две пачки кофе не продал, домой везу.
Возле памятнику Лермонтову я остановился, посмотрел на море, на горы, над которыми облака сливались в белое полотно, вздохнул, оседлал Карпа и покатил назад.
Теперь стояла задача на рынке обменять рубли на доллары; если получится, поболтать с валютчиком о скупке ваучеров и расспросить его, слышал ли он что-то про «Славян». Как человек, приближенный к криминальным кругам, он должен быть в курсе, кто есть кто. Не знаю, как себя поведут менты, будут ли оповещать местные группировки, потому открою второй фронт — пусть наши бандюки знают, что конкуренты готовят плацдарм, и готовятся.
На центральном рынке я был в полчетвертого. Первым делом поехал к валютчику — он вместе с напарницей был на своем месте. Стоял на ступенях, заведя руки за спину. С табличкой, висящей на груди, он напоминал разбойника, которого собираются вздернуть.
Но если подойти ближе, становится видно, что никакой это не разбойник, а честный меняла. Его напарница сидела на ящике, поставленном на ребро, и ела жареный арахис — в бумажном кульке, купленный у какой-то торговки семечками.
Меня опередила женщина, обменяла деньги, потом подошел дедок, что-то развернул — видимо, золото — получил деньги и ушел восвояси. И только потом к валютчику подошел я, выгреб рубли, оставив пять тысяч на карманные расходы, протянул ему.
— Давно тебя не было, — сказал он, пересчитывая деньги. — Болел?
— Деду помогал… в Ростове, — ответил я. — Он связки на ноге порвал.
— А-а-а.
Закончив считать, он жестом подозвал напарницу, озвучил сумму, которую она отдала мне: двести тридцать пять баксов.
— Доллар растет, как дурной, — пожаловался валютчик. — Не успеваешь зарабатывать. Только вчера курс был один, сегодня на тридцать рублей больше. Ты правильно делаешь, что скупаешь баксы.
— У меня есть вопрос, — перешел я к делу, распихивая деньги по карманам и часть определяя в рюкзак. — Слышал ли ты что-то про группировку «Славяне»?
Мой тезка почесал лоб.
— Что-то слышал, не помню что. Они ж не местные, да?
— Похищения предпринимателей, разбойные нападения, передел сфер влияния, рэкет…
Павел присвистнул.
— Богатый послужной список.
— Держат в страхе станицы, имеют крышу в ментовке и структуру типа партизанских ячеек. В банду берут только военных, бывших и нынешних, умеющих обращаться с оружием.
— Солидно. К чему разговор?
Я отошел в сторону, позволяя старушке купить пятнадцать баксов, снова приблизился и сказал:
— Они в нашем городе арендовали склад, отжали подвал, где мы тренировались. Что-то готовится. Будь осторожен и предупреди своих.
— Деревенские сюда не сунутся, кишка тонка, — отмахнулся валютчик. — Видимо, ты ошибся.
— Если бы…
К валютчику подошли три торговки, он вскинул руку:
— Все, занят. Подходи позже. А лучше не морочь голову.
Только отойдя на приличное расстояние, я вспомнил, что хотел поговорить насчет ваучеров. Как бы так организовать их скупку на взаимовыгодных условиях? Я покосился на валютчика, он подозвал напарницу и что-то оживленно обсуждал с торговками. Что ж, позже — значит позже. А пока схожу посмотрю, как там у наших идет торговля, они как раз должны закругляться.
Одноклассники расположились, кто где нашел место. Самые проходимые точки были выкуплены перекупами, и ребята расположились на удалении друг от друга. Димоны разделили жвачки, Минаев стоял ближе к центральному входу, тому, где работал валютчик, Чабанов — у самого выхода, возле торговки заколками и старушки с яблоками и грушами из собственного сада.
Наташка выпросила место на краю торгового места, где пожилая армянка продавала виноград и бананы.
Взрослый я заметил, что во все времена их цена неизменна и составляет один доллар плюс-минус немного. Кивнув сестре, я уточнил этот момент у армянки. Оказалось — девятьсот девяносто рублей. Что и требовалось доказать: почти доллар! Безумно захотелось банан, но жаба сжала горло ледяными лапками.
И сразу же подумалось, что я попробую бананы только на свое восемнадцатилетние именно из-за их дороговизны. Потому попросил взвесить четыре штуки, да поспелее, желтых в крапинку: мне, Наташке, Борису и маме. Подумав, купил еще и пятый — бабушке, наверное, ей приятно будет.
Наташка вытаращила глаза и пустила слюну, взяла банан из моих рук, осторожно отогнула шкурку, отщипнула кусок, отправила его в рот и зажмурилась от удовольствия. Еще отщипнула кусок, снова зажмурилась, не заметив, как к ней подошла модница в джинсовой мини-юбке и с колготками, зашитыми в двух местах, купила такие же, в сетку, и понесла, как флаг.
— В сутки по две с половиной тысячи чистыми выходит, — отчиталась Наташка. — Иногда три с половиной.
— Надо подумать, как увеличить доход, — сказал я, махнул рукой. — Давай, дома увидимся.
Хотелось посмотреть, как там Гаечка, и кто торгует, она или Алиса. Саша стояла в овощном ряду. Она торговала носками, резинками и заколками для волос.
— Как у тебя? — крикнул я издали.
— Да нормально, — пожала плечами она. — Я подумала, может, еще ручек и карандашей взять?
Дождавшись, пока я подойду, она прошептала:
— А если помад всяких, духов. — Она, кивнула на тетку, стоящую напротив и левее. — Вот у нее косметику гребут совковой лопатой!
— Увы, я в этом не разбираюсь, — вздохнул я, а сам подумал, что и раньше приходила мысль пустить дистрибьюторов косметики по предприятиям и школам.
В свое время люди квартиры покупали, занимаясь таким. Но торговцы быстро поняли, где деньги лежат, и коробейники пошли сплошным потоком. Они так всех достали, что на дверях стали вешать таблички: «Собакам и дистрибьюторам вход запрещен».
Но это все — в будущем, а пока нет никакой конкуренции, надо пользоваться ситуацией. Но, чтобы этим заниматься, нужно быть болтливым и наглым. Вот Наташка или Лихолетова смогла бы, а Гаечка с Алисой — вряд ли. Я представил себя продавцом всяких женских штучек и передернул плечами. Видимо, ориентация у меня не та.
А вообще, пока рынок стерилен, неплохо бы заключить контракт с какой-то косметической отечественной фирмой и развить свою дистрибьюторскую сеть по типу «Гербалайфа». И поставить Наташку или Гаечку во главе. Лихолетову нельзя — туповата, ее потолок — цветочный магазин.
Подумав немного, я сказал Гаечке:
— А вообще мысль дельная. Буду ее думать, ты молодец!
Гаечка просияла так, что на свет ее радости прилетели две школьницы, бедно одетая и модная в джинсе, и принялись перебирать резинки для волос. Стоили они в пределах ста рублей, тоненькие так вообще по пятьдесят. Модная девчонка, сосредоточившись на Гаечке и не замечая меня, пальчиками ловко отправила пригоршню резинок в рукав олимпийки, но одну для приличия все-таки решила купить.
Слегка рассеянная Гаечка, естественно, ничего не заметила. Зато я заметил. Когда маленькая воровка протянула Саше сотенную, подошел со спины, аккуратно взял ее за руку и сказал:
— Верни, пожалуйста, что взяла.
Девчонка залилась краской, дернулась, пытаясь вырваться — не получилось.
— Отвали! Ничего я не воровала! — Она взмахнула рукой, чтобы меня ударить, и из рукава высыпалось краденое.
Подруга округлила глаза, отступила на шаг.
— Ай-я-яй! — завопила тетка с духами. — Такая девочка чистенькая, аккуратная — и воровка. Надо в милицию ее сдать.
— Я больше не бу-уду! — Рот девочки искривился полумесяцем, и она заревела.
— Стыдно так делать! — Я разжал пальцы, и ровно в этот момент в здании рынка, где находились мясные и молочные ряды, раздалась автоматная очередь.
Стены приглушали звуки стрельбы, но я их не спутаю ни с чем. Точнее, я-взрослый не спутает. Мимо прогрохотал тележкой грузчик. Вдалеке на трассе взвизгнули тормоза, донесся сигнал клаксона… И снова повторились выстрелы, на которые никто не обращал внимания.
— Собирайся, валим, — велел я Гаечке.
Скорее всего, кто-то наехал на администрацию, которая находилась в здании, нам ничего не угрожает, но лучше перестраховаться.
— Что такое? — забеспокоилась она.
— Стрельба, — ответил я.
Тетка с косметикой услышала меня, схватилась за голову и заголосила:
— Помогите! Стреляют! Милиция-а-а!
— Где стреляют? — забеспокоился армянин с гранатовым соком и чурчхелой.
— Да не свисти, — рыкнул на паникершу мужик с опухшим лицом, что продавал самопальную водку и ликеры.
— Скажи остальным, я — к Натке, — велел Гаечке я и рванул к сестре, благо она тут неподалеку.
Видя меня, с выпученными глазами несущегося к ее точке, она воскликнула:
— Че случи… — Ее оборвал истошный женский визг, донесшийся от второго входа, где торговал Чабанов.
— Валим, — скомандовал я. — Налет на рынок.
Минуту назад я надеялся, что это локальная разборка, теперь происходящее все больше напоминало погром, а значит, надо валить как можно быстрее, чтобы не получить битой по башке или не поймать шальную пулю.
Глава 8Погром
Мысли пронеслись вихрем. Чем нам грозит нападение? Да ничем. Цель налетчиков — запугать торговцев. Мы — типа покупатели, тем более — дети. Но, с другой стороны, я набит долларами под завязку, что очень тревожит. Самый правильный вариант — лечь и не отсвечивать, ждать, пока закончится налет. Очень надеюсь, что наши успели сорваться с торговых мест.