И снова меня потряхивает. Ну ничего же не происходит опасного! Но чем ближе к подозрительной машине, стоящей на въезде, тем больше желание пробежать мимо, а надо ж в ее салон заглянуть.
Поравнявшись с машиной, я пересилил себя, глянул в боковое стекло со стороны пассажира. Салон был пуст, если не считать повешенного под зеркалом чертика из трубочек капельниц.
Ну вот стоило ли волноваться? Как бы перепрошить мозги, чтобы не переживать по пустякам. Взрослый я так умел.
В подъезде Ильи я оставил мопед у входа — все спят, я десять раз успею подняться и спуститься, пока кто-то появится — и рванул по лестнице наверх.
Каково же было мое удивление, когда я услышал наверху шаги, и на третьем этаже мне встретился рабочий в синем комбинезоне, с чемоданчиком инструментов. Ему было лет сорок, на щеках — щетина, мешки под глазами, русые волосы, продолговатое «лошадиное» лицо.
— Здрасьте, — уронил я, он кивнул в ответ.
Я выглянул в окно, чтобы убедиться, что он не тронул мой мопед. Хлопнула дверь в подъезде, и рабочий направился к «москвичу», повертел головой по сторонам, сел за руль.
Илья вышел мне навстречу — он увидел меня в окно. Я подвел его к лестничной клетке, чтобы спросить, видел ли он раньше «москвич», но того уже след простыл. Тогда я описал рабочего, Илья потер подбородок и, спускаясь, предположил:
— Может, Иваныч. Но он постарше. Думаешь… — дальше он прошептал, выделяя первое слово: — их пасут?
— Думаю. Будьте осторожны.
Перед тем, как открыть дверь подъезда, Илья сказал:
— Они давно не появлялись. Или шифруются, ты же видел там кого-то. А так я никого подозрительного не замечал, и родителям сказал, чтобы поглядывали.
— Все правильно.
Сложно установить слежку в месте, где все друг друга знают, тем и успокоюсь.
Илья уселся позади, и началось наше путешествие в райский курортный уголок. Набережная. Огромные сосны с пышными кронами. Пугливые белки. Одну удалось покормить семечками, которые Илья специально для этого взял.
Белок было две. Одна пышнохвостая, перелинявшая на зиму, наглая, хватала семечки с руки. А вторая, пугливая, тощая, скакала по стволу и возмущенно стрекотала — видимо, ругалась на беличьем языке. Пока я бегал по точкам и косил капусту, Илья релаксировал, от его тоски не осталось и следа. «Чилил» — всплыло слово из реальности, которая не случится никогда.
Или нет? Или она существует параллельно, мой двойник сейчас депрессирует, прячется от гопников, терпит отцовские побои. Лялина никогда не родит ребенка. Наташка — не сыграет свою первую роль. Боря — не выиграет на конкурсе юных художников. Рамиль — не займет второе место на турнире. Да много чего «не».
Алиса… вообще страшно представить, что с ней стало там.
Не так уж все плохо. Наоборот — хорошо! Но радоваться жизни мешала тень грядущего разговора, но и она понемногу блекла. А когда я распродал весь кофе, заработанные триста двенадцать тысяч приятно согревали душу. И афера с акциями «МММ» на фоне бандитских разборок, в которых я опосредованно участвую, казалась детской шалостью.
Закончил я в полтретьего. Можно было поехать домой и отстреляться, ведь, скорее всего, Войтенко меня ждал, но я оттягивал этот момент.
Мы с Ильей не пожадничали, купили в кафе на набережной мороженое с клюквенным вареньем, уселись за столик на улице и растягивали удовольствие, глядя, как над морем медленно катится, пытаясь пробиться сквозь дымку, белесый шар солнца. Поймав восходящий поток, парило множество чаек, наглые голуби сновали чуть ли не под ногами: прижавшись к земле, к ним подкрадывался молодой огненно-рыжий кот.
Так мы просидели, наверное, полчаса. За соседним столиком мужчины в спортивных костюмах, при золотых цепях, судя по их толщине, не слишком статусные, распивали водку и ели шашлыки. Помнится, в прошлой жизни лет в шестнадцать я люто завидовал людям, которые могут себе позволить! Думал, что когда-нибудь и я так смогу, и появятся деньги, чтобы пригласить девушку в ресторан.
Смешные мысли!
Так мы сидели минут сорок. Потом накинули ветровки и покатили в наш город. Илью я предупредил, что мне надо к бабушке, и он отправится домой на автобусе, а я пойду на стрелку.
Прежде, чем поехать на рынок, я заглянул в пункт продажи акций «МММ», на выходе столкнулся с бабулей, заворачивающей драгоценное приобретение в платок — а вдруг украдут? Пока никого нет, я бросил взгляд на курс: он оставался прежним, 6500 за акцию. Оглянулся на мопед, оставленный на площадке возле продмага — его было видно за стеклами, убедился, что никто, кроме кассирши, не увидит, какая сумма у меня с собой.
Да и перед кассиршей я ее сразу светить не буду, вдруг откажется продавать малолетке, как валютчик.
— Десять акций, пожалуйста. — Я сунул в окошко шестьдесят пять тысяч.
— Сколько-сколько? — тетка взяла у меня деньги, пересчитала, посмотрела то ли удивленно, то ли испуганно. — А, ясно.
Вскоре у меня было десять сертификатов на одну акцию.
— Теперь еще десять, — сказал я, убирая сертификаты в раскрытый рюкзак.
— Мальчик, откуда…
— Накалядовал. Я профессиональный нищий. «У одного нищего в Подмосковье дачу ограбили» — слышали? — попытался я перевести разговор в шутку.
Кассирша пересчитала вторую порцию купюр, просмотрела их на свет и сказала:
— У церкви крупными не подают…
— Вам не все равно? — начал разражаться я. — Вам отца привести? Мы на рынке торгуем вместе, он меня прислал. Он не обрадуется, что придется отвлечься, уж поверьте.
Сойдет ли валютчик за моего отца? Но что подстрахует меня, это точно. Однако еще десять акций она мне отдала.
— Еще продадите, или отца звать? — сказал я с нажимом и добавил: — Но он не будет счастлив. Продайте!
Кассирша замерла, по ее лицу словно пробежала тень, отмерев, поправила очки и прошептала:
— Сколько?
И только сейчас я понял, что сделал: невольно внушил ей, это подействовало сразу, и она точно сделает, как я велел. За спиной хлопнула дверь, и, пока не подошел следующий покупатель, я протянул сто тридцать тысяч.
— Двадцать.
Она кивнула, отдала мне акции, я спрятал их в рюкзак — в нагрудный карман олимпийки они не влезали — и поспешил удалиться, застегивая рюкзак на ходу. Запрыгнул на мопед, отъехал, пересчитал акции: сорок, на двести шестьдесят тысяч. Завтра курс может измениться, и денег станет больше.
Так, одно дело сделано. Теперь — стрелка с бандитом.
И снова всплыли воспоминания о своей параллельной бестолковой жизни, когда из-за страхов я столько времени прожег впустую!
Хватит!
Потому на встречу с валютчиком я приехал, уверенный в своих силах и собственной правоте. Лучше сделать и жалеть, чем жалеть о несделанном.
— Раньше пришел, — улыбнулся Павел, жестом отсылая напарницу, нервно облизнулся и сказал: — Идем.
И я понял, что меня ждали. Возможно, не особо верили, что я рискну. Потому я могу рассчитывать, что получу ответы на свои вопросы.
— Идем. — Я направился за ним.
Уворачиваясь от торговцев с сумками, мимо брошенных ящиков, коробок, опустевших прилавков — в стеклянную дверь пассажа. Мимо двоих суровых охранников, наверняка вооруженных. Вдоль бетонных рядов и перекрестка между ними, где в воскресенье лежал убитый и уже смыли кровь, а теперь на корточках сидели еще двое, чтобы их не было видно с улицы.
Ого, как серьезно они подошли к безопасности! Жаль, что поздно. Надо было раньше слить информацию о «славянах», тогда, возможно, и не было бы погрома, и не погибли бы люди.
Какой он, этот Олег Войтенко? Представлялся амбал, похожий на Валуева, или — краснощекий пухлый мужик в малиновом пиджаке, с проплешинами и, если посмотреть сзади, — складкой жира на шее.
Скоро узнаю.
Кабинет администрации находился в самом конце пассажа, напротив входа. Здесь был только один бритоголовый молодчик в спортивном костюме.
Валютчик громко постучал в дверь: три удара, два, еще два — и открыл ее, не дожидаясь приглашения. Мы оказались не в кабинете, а в тесном тамбуре. Справа на двери висела табличка «бухгалтерия», слева — «директор», прямо — ничего. Мы пошли прямо.
В кабинете, обставленном довольно просто, было трое мужчин в серых пиджаках, всем чуть за тридцать, все подтянутые и коротко стриженные. Один развалился в кресле, второй подпирал стену напротив него, третий сидел за столом, за которыми играли в шахматы, думал над следующим ходом.
— Это и есть… свидетель? — высоким голосом спросил сидящий в кресле мужчина простоватого вида, что-то среднее между Шуриком из «Кавказской пленницы» и Рыжим из «Иванушек Интернешнл». Ничего себе обманчивая внешность…
Я встретился с ним взглядом, и по спине продрал мороз: у него был холодный взгляд рептилии, казалось, в нем нет ничего человеческого.
Как только я это осознал, голова закружилась от трупного смрада, исходящего от него. Ясно: гнилушка, и это неудивительно. Наверх такие всплывают быстро, не стесняя себя в средствах достижения целей.
— Павел. — Я шагнул к дивану и протянул руку.
Олег представился, пожимая ее, его рот изогнулся в кривой усмешке.
— Дерзкий!
Охранники усмехнулись. Я растерялся лишь на мгновение. Гнилушки — тоже вроде как люди. С Бариком поладил, и с этим полажу. Пусть я моложе, но надо держаться с ними на равных, в конце концов, это у меня информация, в которой они крайне заинтересованы.
Потому я молча развернул к себе стул, стоящий напротив стола, уселся и сказал:
— Ну что, господа, перейдем к делу?
— Перейдем, — кивнул Войтенко.
Глава 17Рассказывай!
— За дверь! — скомандовал Олег, и телохранители ушли, как и Павел, оставив меня наедине с этим удавом.
Ответ на один вопрос я получил: Войтенко-младший очень непрост, и у него серьезная защита. А значит, местные бандюки готовы к обороне. Вот только что они смогут противопоставить людям с реальным боевым опытом, не просто обученным зачищать помещения с боевиками, но и наверняка делавшим это?