— Тебе помочь?
Я отдал лампу, просто чтобы нейтрализовать родительницу. Мама повертела завернутую вещь, спросила:
— Что это?
— Через пару минут объясню, — отмахнулся я, мне надо было разобраться с друзьями.
Мама вернула мне лампу и куда-то делась, наверное, удалилась на стоянку, чтобы нас не смущать. Чувство такта у нее прорезалось, что ли?
Взрослые ушли, оставив меня наедине с ровесниками. И понеслась. Каждый считал своим долгом дотронуться, сказать, как скучал. Спасибо девчонкам, на шею вешаться не стали. А то возникла бы аллергия на прикосновения.
Вскоре радость встречи у друзей схлынула, и все угрюмо уставились на меня, словно я мог прямо завтра изгнать рейдеров из нашего подвала. Начинать разговор об этом я не хотел, потому что не знал, рассказал ли Илья о том, что случилось у него дома. По идее, должен был рассказать, чтобы друзья не пытались мстить быкам, понимали, чем это чревато и что они не остановятся. Но понятия не имел, в каких деталях — друг всегда был скрытным, мог приуменьшить масштаб катастрофы.
— Мы рады тебя видеть. Безумно рады! — подвела итог Гаечка.
Я приложил руку к груди.
— А уж как я рад! Просто до слез. Но мне ехать надо, — я кивнул в сторону, куда ушли бабушка с Канальей. — Давайте встретимся в полдесятого.
— Да где теперь встречаться? — развел руками Кабанов.
— Сперва зайду к Илье, потом… — Я задумался. — На детской площадке! Фонарики только возьмите, она неосвещенная. И все обсудим, а сейчас надо уделить время семье. А еще у меня есть для вас подарки. Вам понравятся.
У всех заблестели глаза. Я повторил:
— Еще раз спасибо, что пришли. Я очень тронут. Все, убежал. Извините, подвезти никого не могу, в машине мало места.
— Да не особо хотелось, — грустно улыбнулся Борис и завел свою пластинку: — Так жалко подвал! Там Шреддер мой. И все другое. Эх…
— Давай, брат, увидимся дома.
Ребятам предстоял неблизкий путь на автобусе в поселок, а ходили они в это время суток раз в полчаса. Если повезет, минут через сорок доберутся. И ведь члены клуба «Воля и разум» прибыли встречать меня полным составом, никто не отлынивал!
Только шагая к стоянке, я наконец понял, что приехал домой. Полной грудью вдохнул влажный воздух. Он пах морем и водорослями, хоть оно и было в нескольких километрах отсюда.
С возмущенным криком над головой пролетели вспугнутые чайки. Теплый ветер огладил кожу, будто рука любимой женщины.
Увидев меня издали, Каналья включил фары «Победы», припаркованной у обочины, и покатил мне навстречу мимо заезда на рынок, минуя ворота и здание автовокзала. Я распахнул дверцу и плюхнулся рядом с Наташкой и Каюком на заднее сиденье. Мама из-за Канальи решила ехать своим ходом, на автобусе. Значит, все серьезнее, чем я думаю. А может, она просто боится, что Леха начнет ее домогаться.
— Как наша мастерская? — спросил я, поставив лампу на колени.
— Все дни расписаны, во вторник есть окошки, два, но это ненадолго. Всем очень нравится, что можно выявить поломку и сразу же починить, не надо ехать за тридевять земель, искать запчасти, тратить время. А еще больше нравится, что цена некоторых деталей ниже рыночной. Юрка, вон, помогает, если надо сделать что-то простенькое. Но скоро перестанем справляться, нужно будет брать помощника.
— Бери круче! Новый магазин открывать.
Глаза Канальи блеснули в зеркале заднего вида.
— Нет толковых мастеров. Это беда просто. Или забухал, или ко времени приходить не может, или работает спустя рукава.
— Мотивировать зарплатой? — предложил я.
Каналья задумался, взъерошил шевелюру правой рукой.
— Хорошие мастера уйдут, чтобы открыть собственное дело, и клиентов уведут.
— Пока они не могут предоставить ремонт на месте, потому что у них нет автозапчастей, — сказал я. — Так что они нам не конкуренты. Но — пока.
— А потом? — с переднего сиденья спросила бабушка, которая нас слушала. — Откуда тебе знать, что будет потом?
— Да ниоткуда. Из воздуха. Если мы догадались возить запчасти из Москвы, что мешает об этом догадаться кому-то другому?
— Я молчу, — откликнулся Каналья. — Не идиот, чтобы болтать. Хотя расспрашивали, выпытывали.
— И я молчу. Говорю — не знаю, — сказал Каюк.
— Вот чем дольше будете молчать, тем больше мы будем зарабатывать. Но рано или поздно кто-то разнюхает, станет возить детали, и тогда выехать можно будет только на мастерстве Алексея.
— Так а в субботу что? — уточнил Каналья. — Едем кофе продавать?
— Я еду с другом на электричке. Ты работай, тебя мы больше не трогаем.
— Опасно, — покачала головой бабушка, а потом заговорщицки улыбнулась. — Хотя… есть один способ избежать неприятностей. Приедешь — покажу. — Она скосила глаза на Каюка, намекая, что ему знать незачем, я молча кивнул.
Я решил ее утешить:
— Ничего опасного, клиенты-то уже проверенные, они привыкли, что я с охраной.
Меня отвезли прямо к подъезду. Я выгрузил из рюкзака запчасти, Каналья сложил их в багажник, делясь планами:
— Решил серьезно оборудовать гараж, присмотрел подъемник, чтобы в яме не ползать.
— Так гараж-то чужой, есть ли смысл монтировать подъемник? Вот своим обзаведемся, тогда и будем думать. Что-то подсказывает, что случится это уже скоро.
Две сумки — с подарками и товаром для друзей и та, что с кофе, остались со мной.
Бабушка вышла из машины и обняла меня.
— Приезжай в гости хоть изредка. А то Андрюшка совсем забыл. — Голос ее стал грустным. — Совсем от рук отбился Андрюшка. Ира не жалуется, но я вижу, что там не все хорошо.
У Андрюши на роду написано сторчаться. Интересно, а если его закодировать? С Чумой получилось, может, избавлю бабушку от этой трагедии? Все-таки это его она с младенчества растила, он должен быть роднее меня, и душа за него должна болеть больше. Или у бабушки душа большая, на всех хватит?
Наташка ухватила сумку с подарками и поволокла к подъезду, но ее догнал Каналья.
— Стой! Наташа, она же тяжелая!
— Ой, мелочи! — отмахнулась сестра.
Но Каналья и не думал отпускать ручки сумки, велел строгим тоном:
— Слушай старших, тебе еще детей рожать.
— Так точно, сэр! — Не обошлась без колкости она, но ношу уступила, а я сунул ей в руки лампу Аладдина.
— На, вот.
Мы с Каюком вдвоем взяли сумку с кофе и потащили по лестнице.
— Что это? — спросила Наташка, на ходу разворачивая лампу с таким интересом, будто там для нее подарок.
— Старинная керосиновая лампа. Красивая и, наверное, дорогая.
— О, Андрей в этом разбирается! У него этого старья по углам распихано — просто жуть. Я говорю, выброси это дерьмо, он — ни в какую. Типа ничего я не понимаю.
Андрей разбирается в антиквариате? Отлично. Вот ему и следует показать мои приобретения. Особенно меня икона интересует. На первый взгляд ей лет двести минимум.
— Когда ты к нему? — уточнил я, поднимаясь по лестнице.
— В субботу вечером, после рынка, — ответила сестра, и я вспомнил о маминой просьбе, осторожно поинтересовался:
— Как заработок? Хоть трешка в день выходит?
— Пять-шесть тысяч за выходные, — невесело сказала она. — А еще ж учеба, и театр… Ничего не успеваю.
— На накопленные деньги ты что купишь? — спросил я.
Каналья ждал на лестничной клетке и, не дав Натке ответить, предложил:
— Приходи в гараж, посмотришь, как я там обустроился! Может, гайки покрутишь, я научу. Юрка, вон, смог.
— Слушай… У нас проблемы. Мы собирались в подвале, я о нем рассказывал, и вдруг пришли быки, вышвырнули нас оттуда. Хотелось бы знать, что это за быки и что можно сделать.
Он с Каюком переглянулся. Ясно, Юрка уже пожаловался и все выложил.
— Нужна информация, что это за люди, — сказал Каналья. — Хотя бы номер их машины. В принципе, номера достаточно, у меня начальник ГАИ своего «Опеля» чинил, поможет.
Каюк развел руками, обратился ко мне:
— Я ваще их не видел. Сможешь узнать, кто это. Или, там, номер?
Я кивнул, затаскивая сумки в квартиру.
— Постараюсь, это цель номер один.
Вместе с помощниками я спустился во двор. Опершись о «Победу», освещенную скудным светом, льющимся из окон, бабушка курила трубку и смотрела, как, медленно вращаясь, катятся по воздуху дымные кольца. Когда от плохо освещенного подъезда отделились три наших силуэта, выпрямила спину, помахала нам и поделилась:
— Вчера мы второго кабанчика закололи, а в ноябре забьем бычка, мяса будет много, возьмешь, сколько унесешь, остальное продам. Вот, думаю, заводить ли скотину, столько мороки с ней, особенно с молодыми индюками… Если бы не Юра, не справилась бы.
Парень улыбнулся, расправил плечи и напряг бицепс. Н-да, он был задохликом, а теперь, вон, мясом оброс на бабушкиных-то харчах.
— У меня теперь мопед есть! — похвастался он. — Но, пока четверть не закончу, табель без троек не покажу, не дают его. В гараже стоит у Алексея.
Меня точно не хотели отпускать, но дела сами себя не сделают, я потер руки и сказал:
— Вот завтра и посмотрим. Бабушка, спасибо огромное, что встретила и довезла. Устал, как… Ужас, как устал.
Каюк вызвался меня проводить до подъезда, потом рванул к «Победе», взревевшей мотором. Взбежав на этаж, я смотрел, как машина сдает задом и катит прочь.
Я открыл дверь в свою квартиру.
Не выходя из прихожей, Наташка со свойственной маме беспардонностью потрошила сумку с подарками. Боря наблюдал за ней, уперев руки в боки. Перевел на меня взгляд и отчитался:
— Я говорил, что нельзя, мы же не знаем, что наше, а что чужое.
— Ой, да прямо. — Наташка вытащила упаковку колготок. — Это ведь мне на продажу, да? И носки вот эти — тоже мне? Почем брал?
Я честно озвучил цену и добавил:
— Подорожало. И будет дорожать, так что смело повышай цену. А вторая пачка носков — Гаечке, не трогай. Капроновые носки, да, бери.
Наташка покосилась виновато и сказала:
— А можно я закупочные попозже отдам? В воскресенье. Потратила все.