Если это намек на выпускной, то на него пойдет хорошо если пятнадцать одноклассников, да и то семьи у половины неполные, это четырнадцать с родителями, да плюс двадцать четыре — получается почти сорок. А еще ж учителя, которых надо укатывать…
— До тридцати, — строго сказал «байкер». — Понимаю, это не документ. Но все у меня на контроль! Подходишь мне, показываешь, и все будет в лучшем вид!
Выходит, старик не соврал даже в этом.
— Эти деньги — за банкет? — спросил я, пересчитывая новенькие сотенные.
Пятьсот баксов. Едрить твою налево! Другой бы сейчас бился в экстазе. Как же они мне были необходимы в мае или июне, когда приходилось продавать ставриду, чтобы собрать стартовый капитал! Да я от счастья лопнул бы! Сейчас же я в месяц больше зарабатываю, но откуда Гоги это знать? Он думал, что осчастливил нищего мальчишку.
Прожрать такие деньги — преступление… Красная рыба и икра, да мало кто такое себе позволяет в наше время, когда люди голодают!
— Нэт, тебе подарок купишь. Видики-шмидики или что там еще. Спасибо Георгий передал.
Пришла мысль, что раз Гоги отблагодарил меня сейчас, с ним, возможно, что-то случилось. Сделалось неприятно.
— Спасибо ему, — хрипнул я, вылезая из салона и пряча конверт под олимпийкой. — Надеюсь, с Георгием все в порядке.
Отвечать «байкер» не стал, уселся в салон и укатил восвояси, помахал мне напоследок. Бабка крикнула с балкона:
— А кто это приезжал?
— К отцу друзья, — соврал я и поспешил домой.
Обнаружил Бориса на лестничной клетке между вторым и первым этажами, следящего за мной через окно.
— Кто это был? — спросил он.
— Партнеры Алексея Канаева по бизнесу, — отмахнулся я, перед глазами все еще стояло меню, манили красная икра и буженина.
— А че им от тебя надо? — не унимался брат.
— Спрашивали, как его найти и тачку починить.
— А чего ты меня на балкон загнал? — возмутился Боря. — Я думал — бандиты! В милицию звонить собрался.
— Лучше перестраховаться.
Открыв дверь, я вошел в квартиру. Как же не хватает личного пространства! И баксы, и благодарность Гоги придется прятать. Мать увидит — прибьет и будет права. Я бы на ее месте подумал, что сын влез в наркоторговлю.
Только бы соседи не растрепали, что ко мне приезжали подозрительные типы. Скажу ей то же, что и Борису.
Брат не отлипал от меня ни на мгновение, а конверт под мышкой держать было неудобно, и я закрылся в ванной. Еще раз перечитал, что мне Гоги завещал. Сколько же это стоит? Если покупать эти продукты на рынке, то подъемно, а если покупать готовое в ресторане, умножать надо как минимум на два. То есть, по самым скромным подсчетам, две тысячи на человека, но, если по ресторанному меню, тысяч пять-шесть — треть зарплаты. Сто пятьдесят тысяч стоит этот подарок. Если семья из трех человек — пятнадцать тысяч надо выложить. При том, что зарплаты урезают и не платят. Оплатить такой выпускной могут себе позволить только Райко и Заячковская. Баранова — не факт. Лихолетова — тоже вряд ли.
Скорее всего, на выпускной мы скинемся по тысяче-полторы, отметим его в столовой, пойдем на наш пляж встречать рассвет, как было в параллельной реальности. Но можно ведь всем скинуться по полторы, добрать недостающее и отметить в «Лукоморье»! Одноклассники вспоминать будут всю жизнь, да и родители их порадуются. Представилось, как Желткова или Карась заходят в ресторан и не знают, в какую руку брать вилку, в какую — нож. Вот впечатлений будет у ребят, которые всю жизнь пахали в огороде и донашивали родительские вещи.
Или к черту выпускной, отмечу свой день рождения в кругу близких?
Я представил себя эдаким буржуем, объедающимся красной икрой, вокруг друзья с разинутыми от восхищения ртами. Официантки порхают, только и успевают приносить и уносить еду. Закажу музыку на весь вечер и буду наслаждаться. Если бы у меня не было памяти взрослого, я так и сделал бы. Но теперь я мог посмотреть на себя со стороны… Аж плечи дернулись непроизвольно, до чего же тупо это будет смотреться! Пятнадцатилетний пацан в ресторане мажорит вместе со взрослыми дядями и тетями. А некоторым друзьям и пятнадцати нет, кабак — самое место для такого мероприятия, ага.
Пусть будет выпускной. И я порадуюсь, и одноклассники, и их родители. Баранова, Райко и Семеняк не пойдут, уже меньше денег надо будет. Мать Желтковой, очевидно, тоже. Ну и нормально: по тысяче с человека плюс сколько-то на автобус, чтоб встретить рассвет на озере.
В дверь постучал Борис.
— Ты там не утонул?
Блин, даже мыться не начал!
— На горшке, — отозвался я, конверт сунул под ванную.
Надо будет запечатать его и перепрятать в рюкзак.
Приняв душ, я передумал оставлять драгоценный конверт в ненадежном месте, спрятал его в олимпийку и, уступив место Борису, перепрятал в рюкзак. Подошел к телефону, набрал Илью и сказал, когда он взял трубку:
— Привет. Ну что, ты готов?
Помолчав немного, Илья выдал:
— Нет. Потому что я все взвесил и понял, что это тупо. Соберемся мы, скажем, в двенадцать. Через час доберемся на вокзал, потом еще час ехать, и вот уже два часа дня — и это в лучшем случае. И что нам остается? Потоптаться три часа по лесу — и назад, чтобы по темноте не шастать?
Похоже, мое желание устроить себе выходной побороло здравый смысл. Сегодня и самому не особо хотелось снова в спешке куда-то лететь, к тому же оставался незакрытый вопрос: как там Барик? Может, труповозка уже увезла его остывшее тело, а следственная группа фотографирует кровищу на стенах и собирает стреляные гильзы?
Пожалуй, первое, что я сделаю — поеду к нему. Еще сегодня похороны Руслана Войтенко. Знать бы, когда они и что там происходит. Никто ничего не скажет, остается только ждать, единственное, что я мог и что собирался сделать в ближайшее время — сгонять к Барику. Хоть он и гнилушка, а свой, жалко его, как-никак восемь лет провели бок обок. Одноклассники, они ведь как родственники, никуда от них не деться.
Еще не вытершись, Боря высунулся из ванной.
— Ну че, идем?
— На завтра перенесли, — ответил я, думая, что сделать прежде: позавтракать или поехать к Барику.
— У-у-у… Ну ладно. Значит, пойду в школу, рисовать. Только краска нужна, я говорил.
— Красная и зеленая, для стен? — уточнил я.
— Ярко-зеленая.
— Понял. До обеда сделаю.
Значит, сейчас — завтрак, потом — к Барику и — за краской, к полудню вернусь.
Завтракали мы вместе с Борисом бутербродами с сыром. Потом я отвез брата в школу и поехал к Барику. Визуально я знал, где он живет: если, не доезжая до общежитий, свернуть в сторону кладбища, вдоль дороги будут четыре двухэтажных дома-коробочки на четверых хозяев. Барик жил во втором, на первом этаже, его окна выходили на дорогу, точного адреса я не знал.
Чем ближе к его дому, там волнительнее. Изо всех сил я гнал из головы домыслы и боролся с желанием отсрочить визит и заехать к Сереге после покупки краски.
Вот он, нужный поворот. Начинаются частные дома, как у Гаечки, разделенные на двоих-четверых хозяев, с ветхими сараями и огородиками под окнами. Почти в каждом росла хурма, плоды уже налились и скоро созреют, и поедут к деду в Москву вместо груш или винограда.
Вот об этом надо думать. Хурма здесь ничего не стоит, многие хозяева не собирают ее, она падает и гниет. А в Москве это экзотика, как и инжир. Только транспортировать ее легче. А дозреть она может и на балконе, если положить ее вместе с яблоками в темное место. Научу деда — будет что месяц продавать… Хотя он же тут жил, должен уметь с ней обращаться.
Будет что продавать, ага. Скоро мороз ударит, и плоды превратятся в кашу. Вывод? Нужно запастись хурмой сейчас, пока она дубовая и не испортится. Вот о чем думать надо.
Борясь со страхами, я доехал до домов-коробочек. Возле дома Барика спешился, отметил, что окна все целы, следов перестрелки нет. Огородик, где дозревала капуста и зеленела петрушка, никто не вытоптал. Ну а что я хотел? Борецкий-старший нужен ему живым — допросить и удостовериться, что я не обманул, и Олег Войтенко — действительно предатель.
А дальше что? Тайна, покрытая мраком.
Я вошел в подъезд, тут тоже ничего подозрительного не наблюдалось. Две коричневые дерматиновые двери. Вроде вот эта, справа, вся в наклейках. Палец лег на кнопку звонка. Больше всего я боялся, что никто не выйдет, но донесся шорох, шаги, женский голос прокричал:
— Сережа, наверное, это к тебе.
Выглянул Барик, вскинул брови.
— Ты? Привет. Чего это ты?
Фу-ух, живой! И синяк с его лица почти сошел. Захотелось его расцеловать, но я сдержался, задал дежурный вопрос:
— Как дела?
— Да нормально.
Он не приглашал меня в квартиру и сам не выходил, видимо, знал, что я его недолюбливаю, и не знал, как себя вести. Кивком я пригласил его в подъезд, он оглянулся, крикнул:
— Ма, я сейчас. — И вышел в стоптанных домашних тапках, спросил:
— Чего тебе?
Наверное, для гопоты это нормальное общение. Хотелось плюнуть и уйти, но мне надо было разузнать, как обстановка, иначе я поучил бы его правилам хорошего тона.
— Да, вот, хотел тебя пригласить кое-куда, но, видимо, не буду.
— Ой, да ладно, — сказал он примирительно. — Но учти, в школу вонь нюхать не пойду.
— Да мы с пацанами завтра хотим на пикник, думал тебя позвать.
— Че за пикник? Это че ваще?
Господи, он даже слова такого не знает!
— Да за грибами собрались за город. По лесу полазаем, ведерко соберем маслят или боровиков, может, белые попадутся. Поедим, что с собой возьмем, потусуемся, туда-сюда. И мать спасибо скажет, когда грибы с картошкой пожарит.
Его глаза заблестели.
— Хочу! А кто еще будет? Денчик пойдет? Кабан?
— Если захотят. Пойдем, перетрем, — сказал я на его языке. — Тут котами воняет.
Барик пружинистой походкой, как на шарнирах, пошел за мной. Зачем они так ходят: дергаясь, чуть наклонив голову? Маркер принадлежности к социальной группе? Если гопников группа, то они удивительным образом синхронизируются, как голуби или рыба в стае.