— Непонятно. Его избили. Челюсть сломали, пальцы, ребра. По телику видели, что в «Лукоморье» было мочилово? По ходу, и он там был.
— Так там же бандиты! — выдал очевидное Ян.
— Выходит, твой батя — тоже бандюк? — констатировал факт Илья.
— Вдруг он там просто обедал, — пробурчал Барик, отводя взгляд.
— Ага, обедал. Ты знаешь сколько там все стоит? — вставил свои пять копеек Кабанов. — Капец! Там только новые русские едят, даже мой батя не мог пойти в тот ресторан, а мы нормально жили.
— И менты к нему почему-то не пускают, ага. — протараторил Ден Памфилов, хрустнул суставами пальцев. — Причем не кого попало, а жену.
— Хорошо, что живой, — сказал я и додумал: «Пока живой. Свидетели долго не живут. И светит ему лет пятнадцать за соучастие в массовом убийстве. Если хорошо будет стучать на 'славян», пяток лет скосят, еще через пяток выйдет по УДО.
— Сам что думаешь? — спросил Илья.
— А я в курсе! — ответил Памфилов. — В курсе, что происходит! Пацаны сказали.
Он кратко рассказал то, что я и так знал: появились беспредельщики-«славяне», начали валить местных авторитетов. И расстрел в «Лукоморье» — тоже разборка! Причем не в нашу пользу, потому что убили Олега Войтенко и Колю Равлика, жутко верующего черного риелтора.
— Так беспредельщики побеждают, что ли? — прогудел Чабанов. — А чего тогда менты нашу базу обыскали?
— Неувязочка, — пожал плечами Кабанов и посмотрел на меня, решив, что я спец по ментам.
Пришлось объяснить:
— Отец с нами давно не живет, да и когда жил, рабочими моментами не делился. Так что я не знаю их планов. Но есть один момент. У нас относительно большой город. Город, можно сказать, «красный». То есть менты контролируют некий баланс между группировками, которые имеют свои интересы, но не беспредельничают. Иногда их интересы пересекаются. Нужно быть безумным, чтобы из села лезть в большой город, не заручившись поддержкой местных.
Илья вскинул бровь и предположил:
— То есть ты думаешь… — В его глазах блеснуло понимание: он сообразил, что я не предполагаю, а знаю наверняка.
Сбившись, дальше он продолжал на тон ниже:
— Ты думаешь, «славяне» в сговоре с местными хотели поделить город и урвать куски пожирнее, а остальное отдать чужакам?
— Мне видится так, — сказал я.
Гаечка предположила:
— Значит, этот Равлик — предатель? Кстати, равлик по-украински — улитка.
Борис засмеялся. Его смех звучал странно на фоне вопроса Барика:
— А при чем тут мой отец?
— Думаю, это ты узнаешь раньше нас. — Ден положил руку ему на плечо.
Барик сбросил ее и отошел в сторону. Илья в упор посмотрел на меня, и в его взгляде читался вопрос. Повисло напряженное молчание, все косились на Барика и делали выводы. Если узнают, что отчасти из-за него отжали нашу базу, могут объявить бойкот. Постараюсь убедить их, что он не виноват.
Воцарилось минутное молчание, которое нарушил Димон Минаев:
— Паш, все забываю сказать спасибо за ту кассету. Ну, за «Агату Кристи», крутейшая тема!
Ага! — Чабанов показал «класс». — Ваще-е-е.
Глянув на Гаечку, Минаев сказал:
— Надо было магнитофон взять. Дим, у тебя ж есть на батарейках?
— Да ну, его еще таскать, — возразил Кабанов, кивнув на пустые ведра, поставленные друг в друга, и корзинки.
— В рюкзаке нормально было бы, — не сдавался Минаев, все так же косясь на Гаечку, которая не обращала на него внимания, даже когда он говорил.
Я включил память взрослого, и пришли его-мои воспоминания на тему, что такое детство. Взрослым я любил уходить в лес, к озеру или реке, чтобы побыть в тишине и послушать птиц, меня жутко бесили отдыхающие с колонками. А сейчас идея искать грибы под «Агату Кристи» кажется крутой. Что такое зрелость? Время, когда спать — единственное желание, а не противная обязанность. Это когда начинаешь сопереживать бабкам, которые гоняют детей с деревьев. Когда знаменитые актеры моложе тебя, а одноклассница Любка второй раз стала бабушкой. Когда перестаешь понимать молодежные словечки и слово «скуф» не вызывает омерзения только потому, что оно — не англицизм.
Пашка, тебе еще даже не пятнадцать! Наслаждайся! Отпусти заботы и подари себе этот день!
Смотри, какая погодка! Как в начале сентября, хоть в море купайся, а в Москве уже морозы по утрам. Смотри, как друзья радуются, эта поездка за грибами для них настоящее приключение! Без родителей — в лес!
— Наша остановка! — крикнул Ян и подбежал к двери, прихватив ведерко.
Мальчик, которого могло не быть, если бы не я. Практически сын.
Мы взяли свои емкости для грибов и направились к предпоследней двери. Бабка, двинувшаяся нам навстречу, увидев такое количество пустых ведер, метнулась от нас в самый хвост, едва не перекрестившись. Полная женщина тоже оказалась суеверной и не стала к нам приближаться, а может, просто боялась толпу подростков на вольном выгуле.
Вышли мы в районе рынка и шумной толпой двинулись к троллейбусной остановке. Взрослые, видя такую сплоченную группу, расступались. И вдруг между нами вклинился лопоухий кротко стриженный парень, наш ровесник. Глянул на Илью, он нервно оглянулся назад и, расплывшись в улыбке, воскликнул:
— Привет! И тебе привет, Пашка. — Он пожал и мою руку.
— Ты кто? — возмущенно спросила Гаечка.
А я проследил направление его взгляда и заметил троих коротко стриженных пацанов неблагополучного вида: один длинный, с открытым, как у дебила, ртом, второй розовощекий крепыш с лицом семилетки, третий — похожий на Чуму до того, как шефство над ним взяла тетка. Троица замедлила шаг и остановилась, злобно взирая на нас.
— Я Игорь, — представился парень. — Ну, помните, бокс… Вы меня тогда поддержали зачем-то.
Он оглянулся на гопников, к которым подошел четвертый, постарше.
— Идем с нами до остановки, — предложил я, сообразив, что к чему.
Этот парень жил в интернате, а там контингент соответствующий. Видимо, не ладилось у Игоря с интернатовскими, и теперь он прибился к нам, как собака, которая хочет пройти территорию, охраняемую конкурирующей стаей.
— А, помню! — воскликнула Гаечка. — Ты круто дрался!
Минаев стал мрачнее тучи.
— Надо же, запомнили, — улыбнулся Игорь и снова покосился на врагов, которые, видимо, его преследовали, но теперь решили не связываться с превосходящими силами.
У меня взыграла удаль молодецкая. Вот уроды, как четверо на одного, так нормально, а как есть шанс огрести, так сразу заднюю включают. Аж руки зачесались навалять им — просто чтобы не чувствовали себя хозяевами жизни. Что победа будет за нами, и мы даже синяков не получим, это сто процентов.
— Подождите, — сказал я своим и жестом пригласил Игоря отойти.
Пара метров — и слова растворятся в рокоте машин.
— Проблемы? — скорее констатировал, чем спросил я.
— Интернат, — прошипел Игорь, его перекосило от ненависти. — Одни дебилы, блин. Не могу больше. В бубен я им, конечно, настучу, но сколько можно⁈
— Что не поделили?
— Вещи мои им, козлоте, понравились. Так что можно я с вами пойду? Ну, пока они не отстанут.
— Не вопрос.
Мы вернулись к нашим, и на свой страх и риск я объявил:
— Надеюсь, никто не возражает, если Игорь немного потусуется с нами?
Памфилов подскочил к нему и с дикими криками замахал кулаками, Игорь удивленно на него уставился, а Кабанов, подскочив, взял Дена на удушающий, говоря:
— Кто тебя так драться учил, мама? Или бабушка?
Ден обмяк и хрипнул:
— Пашка.
— Точно не моя школа, — мотнул головой я под дружный хохот, осмотрел друзей.
Против Игоря был только Минаев, надувшийся, как голубь-дутыш, но протестовал он молча, потому что обосновать протест было нечем.
Мне думалось, что гопники отстанут от Игоря, подумав, что он с нами, но они, похоже, его задумку разгадали и, держась на расстоянии, шли следом.
Мы набились в троллейбус и, тесно прижатые друг к другу, поехали на вокзал, и Игорь с нами. Правда, оттесненный другими пассажирами, он ненадолго потерялся из вида, но вскоре нашелся, протиснулся ко мне.
— В интернате они продолжат тебя прессовать? — спросил я.
Игорь мотнул головой.
— Там прямых наездов нет, воспитатели все-таки, контроль, но на многое даже директор закрывает глаза.
— Ночные побоища? — предположил я.
— Да каждый день. Правда, там один на один, и желающих выйти против меня быстро поубавилось. К тому же учителя меня любят, там нормальных учеников человек пять от силы, а остальных это бесит.
— Ты в девятом классе?
— Да, там их всего девять. — Помолчав немного, он продолжил: — Я сбежал. Один раз менты вернули, на учет поставили, второй раз — вот сейчас. Так эти поиски организовали, чтобы меня вернуть. Ну и отобрать вещи.
— Отец, как я понял, не объявился?
Игорь погрустнел.
— Сомневаюсь, что он жив. Матери я писал, она ответила, что живет в тесноте и забрать меня не может. Прислала сто баксов, откупилась, — скривился Игорь.
К нам протиснулся Памфилов и прокричал на весь троллейбус:
— Ничто так не сближает, как общественный транспорт! Народ, слушайте анекдот! Горячий анекдот!! В набитом троллейбусе: «Ай, ухи, мои ухи!» «Поздно, уже закомпостировали».
Наши этот анекдот знали и лишь улыбнулись, а вдалеке громко и заливисто засмеялась какая-то девушка. Ден приободрился и до конца маршрута сыпал остротами и анекдотами, вокруг нас даже собралась молодежь, которая любит посмеяться.
На вокзале мы вышли за десять минут до отправления электрички. Боря выведал у мамы локацию, где собирала грибы ее подруга. Нам следовало проехать две станции, потом — пройти насквозь небольшой поселок и углубиться в лес. Со слов этой Людмилы, «а дальше грибы сами под ноги кидаются — только успевай отбиваться».
Игорь остался на остановке. Отойдя от него метров на десять, я обернулся: парень, ссутулившись, провожал нас взглядом. Нормальный парень, развитый, попал в ад с наркоманскими и алкашескими детьми. Примерно, как Ян. А если человек привык к нормальным людям и нормальному общению, ему в такой обстановке невыносимо. Я остановился и предложил: