Двести пятьдесят тысяч чистыми, если в Москве продавать по тысяче, моих сто двадцать. Но это очень и очень не сразу.
— Это как вы смогли? — удивился я, перебирая плоды.
Ян с готовностью рассказал:
— Я на приемке стоял. Ден пробежал по дворам, поорал, что тут принимают хурму, люди и пошли. Пока я тут с весами, он еще раз пробежался по дворам. Уболтал людей и желающих под себя подгреб. — В голосе проскользнула обида, замешанная на зависти.
— Ну так правильно, он же бегал, зазывал, уговаривал людей, его и выручка. У тебя тоже дела неплохи. — Я отсчитал 2400, и радостный Ян ускакал домой.
— Боря приходил, — сказал Рамиль, получая деньги. — Он закончил в спортзале. Так че, завтра тренировка? А то сил нет, застоялся я.
— Предварительно завтра в шесть, — объявил я. — Еще ж с дрэком надо договориться.
— Боря говорит, договорился, — сказал Рамиль.
— Все равно надо уточнить. Все, народ, до завтра.
— Какой «до завтра»? — Возмутился Памфилов. — Работы немерено! Кстати, деньги гони!
— Остынь, Ден. Везти не на чем, хранить негде. Вот тебе стартовый капитал. — Я отдал заработанные им деньги. — Можешь купить на них хурмы, а на неделе продать ее мне, когда склад освободится. Ну реально негде ее держать, думал, меньше получится, а нас просто завалило!
Таким довольным я не видел Денчика никогда. У него на руках было десять тысяч! Целое состояние! Уверен, он сделает, как я сказал, запасет товар, потом продаст его мне. Эх, чего мы такие мелкие⁈ Вот кого я без раздумий взял бы раскручивать новый товар или услуги.
— Ты это сказал! — ткнул в меня пальцем Ден и ускакал вместе со счастливым Кабановым.
Рам потряс мою руку и тоже удалился. Девчонки уходить не спешили, расположились на корточках возле ящиков, Димоны тоже остались. Молчание нарушила Гаечка:
— Пашка, как же здорово, что ты это все замутил! Ну, не только хурму, а вообще! Теперь хоть есть что пожрать дома. И шмотки нормальные. — Она с гордостью расправила футболку с «Ганз-н-Роузес». — И вообще круто, что ты у нас есть!
Алиса кивнула, потупилась. Подумала немного, вскочила и обняла меня.
— Спасибо за… За все.
Я вытаращил глаза. Обычно хорошее к себе отношение люди воспринимают как должное. Мало того, начинают требовать больше и больше, обижаются, не получая, чего хотят. А мои друзья — все понимают! Как же это здорово! Только, вот, Минаев красный от злости, что Саша не его похвалила.
В пятнадцать лет все друг в друга влюблены, возраст такой. Большинство стесняется первого чувства и поглядывает на объект вожделения украдкой. Сам таким был, и здорово, что эти воспоминания у меня есть, потому что теперь девушки перестали быть для меня тайной, запретным сладким плодом, который торопятся вкусить все юноши.
— Покажешь щенка? — жалобно сказала Алиса, отстраняясь.
— Там Наташка, она покажет, я домой попаду очень нескоро.
Гаечка разочарованно вздохнула, они с Алисой переглянулись. Неужели и они на меня запали? Только бы топиться не начали, потому что у меня нет времени на детские страсти, а для них все будет слишком всерьез, слишком на грани.
Водитель подъехал, когда уже начало смеркаться. К тому моменту местные принесли еще четыре ведра хурмы, а со мной осталась только самая стойкая Гаечка — Алиса убежала домой. Знала бы она, что любовь в ее матери проснулась по моему велению и хотению… Впрочем, нет, хорошо, что она этого не знает.
Мы определили ящики в багажник, на багажник, в салон, на переднее сиденье, и мне места не хватило. Так что придется Антону Анатольевичу разгружать машину вместе с Каюком. Ничего страшного, в ящике максимум килограммов семь — вполне подъемно и для юного, и для пожилого. Станет тяжело — вместе будут носить. Подумав немного, я сразу расплатился с водителем и отправил его в Васильевку, а сам погрузил мешок с вещами на Карпа и полетел к себе на дачу, надеясь, что все уже дома.
Пролетел мимо нашего дома, выхватил взглядом квадрат окна кухни.
Еще немного по хорошему асфальту и — поворот в дачный кооператив, где глаз выколи и безопаснее спешиться — есть риск не заметить колдобину и разбиться.
Пока катил мопед по узкой грунтовке между заборами, оплетенными ежевикой и хмелем, собрал стаю мелких собак, которые кидались на Карпа и норовили ухватить его за колесо. Тех, что покушались на меня, я отгонял хворостиной.
— Вот подрастет Лаки, даст вам дрозда, гопота вы деревенская, — ворчал я, отгоняя мелкую особо злобную собачонку. — Отвали, сгусток ненависти!
Зимой тут обитаемых было домов восемь, и над каждым горел ореол света, видный издали. Дом по соседству с моим был отлично освещен, фонари горели прямо на воротах, и свет падал на калитку. В окнах дачи тоже горел свет. Я толкнул калитку, она оказалась заперта на щеколду, но несложно было просунуть руку в щель между досок и открыть ее, что я и сделал.
Прошел к порогу, постучал в дверь.
— Лидия! Это Павел, мне нужен…
В окно выглянула Лидия, открыла дверь и улыбнулась, как родному.
— Павлик, привет! Что-то случилось?
Я обернулся и рассказал, что неплохо бы заколотить щель в заборе, чтобы чужие не ходили, а то наркоманы шастают, тащат все, что плохо лежит. Выскочили Ваня со Светкой, облепили меня. Подождав, пока они утихомирятся, я перешел к цели визита:
— Скоро холода, тут они всегда наступают внезапно. Собрал вещей бездомным, хочу отвезти им, но не знаю, где они живут. Может, Коля…
— Знаю! — крикнул он из комнаты, вылетел в прихожую. — Знаю. Но это хреновая мысль. Не советовал бы.
— Почему? — удивилась Лидия.
— Ну-у… Они всех ненавидят. — Бузя скривился, силясь объяснить и не находя нужных слов. — Весь мир против, только они вместе поняли?
— Так что, им теперь погибать? — покачала головой Лидия.
Малолетние преступники самые жестокие. А беспризорники — потенциальные преступники, брошенные, никому не нужные, терпящие подзатыльники, отбивающиеся от извращенцев. Они ждут от мира только зло и готовы платить тем же.
Шевельнулась малодушная мысль отказаться от этой идеи, но я отогнал ее. Необязательно же заходить в их логово.
— Вы не находили тут ветоши? — обратился я к Лидии. — Старые одеяла, простыни, пальто, плащи.
— Покрывало есть заплесневелое, — ответила она. — Рваный пододеяльник. Пальто, битое молью.
— Хорошо. Все пойдет. Эти вещи могут спасти чью-то жизнь.
Бузя почесал подбородок. Сморщил нос и сказал еще раз:
— Не надо ехать туда ночью. Это ж отморозки! Разденут и башку проломят.
— Значит, просто оставлю вещи и — назад. А ты подстрахуешь. Там же совсем мелкие есть. — Я погладил Свету по голове. — Такие вот. Замерзнут, жалко.
— Ну, смотри. Но да, я подстрахую. Но близко не пойду.
Лидия принесла обещанное, я дал детям по двести рублей на сладости, набил мешок под завязку, но простыня не влезла, и Бузя пообещал нести ее в руках.
Прорвавшись сквозь свору собак, мы уселись на мопед и тронулись, Бузя накинул ее и крикнул:
— Я Бэтмен! Е-е-е! Бэтмен!
Дав ему порезвиться на сельской дороге, я сказал:
— Сними и не нарывайся. Менты могут остановить.
Он послушался.
Когда мы приехали на место, уже стемнело. С гор тянуло сыростью и прохладой, усилился ветер.
Это был старый двухэтажный дом под снос, стоящий недалеко от заболоченного участка, прямо возле мерно рокочущего моря. Фасад делила трещина, словно дом разломил надвое великан. Окна были заколочены фанерой, штукатурка отвалилась, а белокаменные стены пестрели надписями, среди которых, к своему удивлению, я не нашел традиционного трехбуквенного слова. В основном это были прозвища и имена. Особенно выделялось «Зая», обведенное траурной рамкой. В этой рамке — цифры: 21. 02. 1982 — 09. 03. 1993. Даты рождения и смерти.
Внутри дома плясали отблески огня, доносились голоса и детский смех.
— Здесь зимовье, — прошептал Бузя и отступил на шаг. Напомнил: — Я не пойду и тебе не советую.
— Забери мопед и жди там. — Я кивнул на торец жилого дома метрах в пятидесяти отсюда.
Казалось бы, после того, как явился в логово бандитов и потребовал аудиенции с главарем, я ничего не должен бояться, но проснулся детский страх перед отребьем и на минуту поглотил разум. Но я переборол страх, постучал в заколоченное фанерой окно.
— Эй, бродяги, есть кто?
Понятия не имею, как беспризорники друг к другу обращаются, казалось, «бродяги» — не обидно и по-взрослому.
В щели между досок мелькнул глаз, даже в темноте были видны красные капилляры, расчертившие белок.
— Ты кто? — хрипнули голосом, который только начал ломаться.
— Неважно. Скоро холода. Я вам вещи теплые привез. Не супер, но согреться хватит. Они вот тут, в мешке.
— Да пошел ты знаешь куда?..
Паренек рассказал, как он моя труба шатал, и отправил меня в пешее эротическое путешествие под радостный визг и свист малолетних бродяжек.
— В оппу себе засунь! — заключил он.
— Боюсь, не влезет, — парировал я и прислонил мешок к стене, медленно пятясь. — В общем, это вам. Безвозмездно, то есть даром. Там еще немного хавки.
В доме завозились, донеслись шаркающие шаги. Драка с теми, кому я хотел помочь, в мои планы не входила, и я быстрым шагом поспешил удалиться.
Преодолел полпути, когда из старого дома высыпали темные силуэты, обступили мешок, двое направились за мной.
— Косой, не гони, — проговорили взрослым голосом, и парочка остановилась.
— Наглухо отбитые, — сказал Бузя, наблюдающий за мной из-за соседнего дома, выкатил Карпа. — Погнали.
— Да, отмороженные. — Я подошел к нему, завел мопед, и мы покатили домой.
Отбитые, наглые, да, но — живые, вот пусть такими и остаются — живыми. Вдруг для кого-то из них не все еще потеряно?
В спину подгонял пронизывающий все усиливающийся ветер. Неужели ждать бурю со дня на день, а не через неделю?
В принципе, бояться нечего: все самое важное сделано: товар в Москву отправлен, помощники Каналье найдены, запас продовольствия Лидии доставлен, свечи домой куплены, холодильник полон — несколько дней можно переждать.