Так… Похоже, библиотека мне больше не нужна.
Я подошел к пареньку справа, с одуванчиком на голове, и сказал:
— Привет. Вы же «МММ» рекламируете, да?
Парни закивали, синхронно перетаптываясь с ноги на ногу.
— А где тут пункт продажи ваучеров?
Оба так же синхронно кивнули на универсам, и ответил парень, бритый наголо:
— Пока там. Стоит будка сразу за входом, увидишь.
— Спасибо. А как давно пункт открылся? — уточнил я, не особо рассчитывая на ответ.
— Да фиг знает, — дернул плечами одуванчик. — Мы тут толькопятый день стоим.
— Ясно, спасибо.
Я направился к универсаму, вошел внутрь. Парень не обманул: возле входа стоял маленький ларек с эмблемой «МММ», похожий на те, где продавали билеты «Спортлото», весь обклеенный Леней Голубковым, Мавроди и графиком, где вместо цифр — сапоги, шуба, автомобиль. Акции желали купить две замызганные тетушки и школьник, примерно мой ровесник.
Метрах в десяти от ларька работал сварщик, монтировал железный каркас, где угадывался дверной проем. Я пристроился за школьником. Очередь двигалась медленно, женщина-кассир долго объясняла второй тетушке, не решающейся расстаться с деньгами, что акции стремительно набирают в цене, завтра дороже, чем вчера. И дальше в том же духе. Наконец ликбез закончился, покупательница, разинув рот, уставилась на листок с курсом купли-продажи акций, прикрепленный над окошком: покупка 5300, продажа 5350. Смотрится все, как курс обмена валют, и можно рассказать экономически неграмотному человеку, что эти 50 рублей разницы и есть то, что обеспечивает фантастический рост цены акций.
Паренек передо мной приобрел ваучер и понес его перед собой, как флаг, блаженно улыбаясь. Наверное, разбил копилку, все сбережения выгреб.
— Здравствуйте, — сказал я в окошко. — Скажите, а как давно открылся этот пункт купли-продажи?
Наверное, это был самый глупый вопрос, который услышала продавщица, распахнула глаза. Но все-таки ответила:
— Недели три как.
— Спасибо, — кивнул я и удалился, чем привел ее в замешательство.
Значит, в Москве торговля ваучерами началась примерно полтора месяца назад — гораздо раньше, чем я приехал спасать деда. Очень, ну просто чертовски интересно! Значит, я путаюсь в датах, а не реальность так стремительно меняется. А еще это значит, что на обогащение у мамы есть в худшем случае два месяца, в лучшем — четыре. Правильнее ориентироваться на два.
Спросив у прохожего, который час — двенадцать двадцать — я, обходя рынок по дуге, направился к своей остановке мимо стихийных торговых рядом, дивясь ценам. Виноград — в среднем четыреста (нам сдают оптом по 250). Груши — столько же, яблоки так вообще по сотке, но в Москве свои есть, и они дешевые, перепродавать их нет смысла: больше замучаешься все это таскать.
Взгляд зацепился за знакомую фигуру стоящего спиной мужчины, его под руку держала щебечущая блондиночка в беретике и короткой клетчатой юбке и спортивной олимпийке. Мужчина повернул голову, и я узнал отца. Он знатно раздобрел, и на бритом затылке появились складки.
Я мотнул головой — а вдруг показалось? Думал, девчонка, которая ему в дочери годится, случайно его так взяла, скоро она отстранится, будет держать дистанцию, но нет! Папаня положил пятерню на ее задницу и сжал пальцы. Девочка захихикала.
Сердце затарабанило, казалось, в горле, меня захлестнуло возмущение. Первым желанием было поравняться с ними и прямым текстом спросить, как здоровье Анны, не мучает ли ее токсикоз. Но есть ли у меня право так делать? В конце концов, он не матери моей изменяет, а Лялиной, с которой они даже не расписаны.
Женщине, которая от него беременная, и Мартыновых в апреле или мае станет больше, даже если отец не даст ему свою фамилию, и мелкий останется Лялиным.
Стало отвратительно. Вроде бы сын за отца не отвечает и все такое, а чувство, как будто я как-то причастен к его поступкам. Не сходя с места, я проводил взглядом счастливую парочку.
Девчонка висла на моем родителе и щебетала. Он цвел и пах, как бордовая георгина, которую он купил девочке. А ведь мне не за Лялину больше обидно, а за вот эту дурочку — из-за ассоциации с Наташкой. Наверняка мечтает вырвать свое сокровище из лап мегеры-жены. Потом забеременеет и тоже перестанет быть нужной, а алиментов не дождется, сама тянуть будет ребенка.
А ведь скажи все как есть, пытаясь её уберечь — не поверит.
Настроение испортилось. Вспомнился кадр из известного фильма, как мальчик плачет, бьет подушку и орет: «Мой папа — м****к!»
Стоя на остановке, я запрокинул голову, глядя на ярко-синее небо с круглыми облаками с плоским низом, словно их кто-то слепил из ваты и положил на прозрачное голубое стекло. Все-таки как у нас на юге хорошо! Конец октября, а достаточно олимпийки, чтобы не замерзнуть, и то только утром и вечером, сейчас температура точно выше двадцати.
Но еще неделя-две — и на город обрушится ураган небывалой разрушительной силы, который войдет в историю. Будут падать деревья, рваться провода, летать крыши домов, а возле сядут на мель оледенелые корабли, прибитые к берегу штормом. С +20 температура опустится до −10, я помню этот ураган так, словно он был вчера, но точные даты стёрлись из памяти.
В школу я приехал в начале второго, шестой урок еще не закончился, и школьные коридоры будто замерли в ожидании звонка, чтобы взорваться детскими криками и топотом спешащих домой учеников, только в курилке во дворе, возле здания, где проходили уроки труда, кучковались малолетние курильщики.
Я направился к директорскому кабинету, обогнув стенд со стенгазетой, где наконец увековечили Бориса с кистями и холстом, а также запоздало поздравляли Рамиля со вторым местом в турнире. Причем десятиклассники, которые эту газету делали, не особо заморачивались: нарисовали тела в стиле «палка-палка-огуречик», а головы просто наклеили, вырезав из фотографий.
На стук в дверь ответила секретарша Аллочка:
— Да-да, входите.
На секунду меня сковал страх пред лицом начальствующим. Я быстро его пересилил и переступил порог, кивнул на дверь дрэка.
— Здравствуйте. Геннадий Константинович у себя? Можно к нему?
— Здравствуй, Павел, — улыбнулась она, покосилась на дверь. — Он сейчас занят. По какому ты вопросу?
Занят, значит. Ладно…
— По вопросу аренды помещения, стоящего на балансе школы, — вернул улыбку я. — Дело безотлагательное. Я подожду, сколько надо.
Аллочка, рассчитывающая меня быстро отшить, растерялась.
— Срочное, значит? — Она встала, постучалась к директору и крикнула: — Геннадий Константинович! Тут к вам Мартынов Павел. Говорит, срочное дело.
Дрэк что-то буркнул, и секретарша, разобрав в реплике утвердительный ответ, мне кивнула.
— Входи, Павлик.
Пошлет, не пошлет? Как бы поубедительнее ему все объяснить… Еще полсекунды сомнений, и я в кабинете дрэка. Увидев меня, он отодвинул журнал, сплел пальцы рук.
— Ну, здравствуй, Павел. Что стряслось?
Я подвинул к его столу массивный стул.
— Можно присесть? Двумя словами я не ограничусь.
Дрэк заинтересовался, шевельнул лысыми надбровными дугами.
— Ну, давай. Выкладывай.
— Начну со школьных дел. Я пропустил две недели, как решить с пересдачей? Справки от врача у меня нет, потому что я был в Москве, нужно было помочь деду, который попал в больницу в результате ограбления и не мог ходить.
Директор нахмурился.
— Достаточно будет объяснительной от матери. Но — убедительной объяснительной. Но ты ведь не за этим пришел, такие вопросы решаются с учителями в индивидуальном порядке.
— Вы проницательны, — сказал я и начал издалека: — Вы, наверное, заметили, как выросла успеваемость учеников 9 «Б». Так ведь?
— Допустим, — заподозрив неладное, насторожился он.
— Все дело в том, что мы практически всем классом собирались в подвале, тренировались и делали уроки, подтягивали отстающих, развивались физически. Именно благодаря этим тренировкам Рамиль выиграл на турнире.
— Молодцы, одобряю. Но это не объясняет, почему ты здесь.
— Пока я был в Москве, наш подвал захватили бандиты, повесили замок. Туда теперь не попасть. И я пришел к вам за помощью. Пока найдем новое пристанище, хотелось бы продолжить тренировки, а, кроме нашего спортзала, делать это негде. Мы очень ждем ваше одобрение и очень на вас рассчитываем.
Я сделал лицо, как у кота из «Шрека». Дрэк крякнул, поскреб лысину. Еще раз крякнул, скосил на меня глаза и заерзал на стуле. Ощущение было, словно он хочет о чем-то попросить, но стесняется. Придется ему помочь.
— Понимаю, что это дополнительные хлопоты. Нас нельзя оставлять без присмотра, нужно как-то оформить, например, кружок бокса… Потому, если нужно что-то для школы, мы с радостью это сделаем. Или скинемся на необходимое.
Захотелось передернуть плечами от «в конце года скинуться на окна». В нашей школе поборы начались, когда я учился в десятом классе. Каждый год мы собирали деньги то на новые окна, то на занавески, то на столы. Но занавески купили только раз, второй раз хватило лишь на краску, а потом, когда воцарилась Джусиха, Боря жаловался, что в классах ничего не менялось.
Дрэк водрузил на нос круглые очки в толстой черной оправе, потер переносицу, снова посмотрел на меня, и в его взгляде появилась заинтересованность.
— Я подумаю, — сказал он.
— Мне можно рассчитывать на утвердительный ответ? — улыбнулся я.
— Это очень вероятно, — обнадежил меня он.
Что сделать, дабы приблизить его согласие? Как здорово было бы, если бы этот разговор вел кто-то взрослый, например, мой отец, будь он нормальным. С ним дрэк вел бы диалог на равных.
— И все-таки…
— Спортзал, — воздел перст Дрэк. — Там косметического ремонта не было уже очень-очень давно. Краска со стен слезла, пол облупился, маты порвались, а финансирования нет!
— Не вопрос! — просиял я. — Одна просьба: составьте смету, чего и сколько надо. Мы это все закупим, и завтра приступим…