Сперва я спустился на первый этаж. Дверь сорвало с петель и куда-то утащило, в подъезд набились ветки и обломки фанеры. Двор завалили вырванные с корнями деревья и камни, выбитые из горы, у подножия которой стоял наш дом.
Ледяной апокалипсис. Сколько жизней унесла сегодняшняя ночь? Надеюсь, в этом списке нет имен моих друзей и знакомых. Насколько помню, оледенело и затонуло несколько кораблей, погибли то ли три, то ли четыре «кометы».
Хрустя осколками под ногами, я начал медленно подниматься по лестнице. Стекла в подъезде уцелели только на последнем, четвертом, этаже. Вид отсюда открывался на гору, где не было строений. Если вниз не смотреть, был виден только сказочный лес, присыпанный снегом.
Вернувшись в квартиру, я проверил, не заработал ли телефон — нет. Выключил газ и посмотрел на спящих. Из головы не уходили мысли о моей даче, тревогу усиливал ночной кошмар. Вдруг Лидии нужна моя помощь, и счет идет на минуты?
Глава 6Миссия выполнима
Ветер был чуть слабее, чем вчера с утра, но он и не думал заканчиваться. Не двадцать мороза, в носу не щиплет, но небольшой минус при таком ветре и влажности казался непереносимым. Порывы прорывались под куртку и пробирали до костей. А может, так потому, что у нас, южан, нет подходящей одежды, например, лыжных костюмов. Морозы здесь случались так редко, что покупать ее было нецелесообразно.
Я посмотрел на горы, присыпанные снегом, будто кексы — сахарной пудрой. Только сейчас всплыло в памяти, что в той реальности уроки надолго отменили не только потому, что школа получила повреждения. Норд-ост продолжался аномально долго, разрушения не успевали устранять. И ведь из города не убежишь к родственникам в деревню, где есть печи — транспортное сообщение парализовано. Вполне возможно, что и с железной дорогой что-то случилось, жаль, телефон не работает, у тети Иры этого не узнать.
Еще немного постояв на улице, я обошел вокруг дома, перелезая через поваленные деревья. Нужно было оценить силу ветра и понять, не опасно ли перемещаться по улицам. Ну да, верхушки уцелевших деревьев покачиваются, но мощи стихии недостаточно, чтобы швырять тяжелые предметы.
Вполне можно сгонять на дачу, посмотреть, как там Лидия, а то душа не на месте, только надо хорошенько утеплиться. Что делать дальше и нужно ли будет делать, я решу, когда оценю масштаб разрушений. Если надо будет разгребать завалы, попрошу помочь Илью, попробую организовать взрослых.
Лидия на отшибе, в дачном кооперативе. Таких будут спасать в последнюю очередь, и нужно рассчитывать только на себя.
Завтраком пренебрегу, чтобы не будить спящих. Мама если проснется, костьми ляжет, чтобы никуда меня не отпускать. Напишу записку, куда я пропал.
Перед тем, как вернуться в квартиру, я постоял у разбитого окна, понаблюдал за ветром и окончательно убедился, что выходить на улицу не опасно.
Открыл дверь и на цыпочках пробрался в спальню, стал доставать теплые вещи: спортивки под зимние штаны. Две пары носков. Шарф. Шапка. Отцовский шерстяной свитер. Осталось найти перчатки, которые мама куда-то спрятала, без них никуда выходить не стоит.
Скрипнула открывающаяся дверь — по ногам потянуло сквозняком, и я обернулся.
— Что ты ищешь? — спросила заспанная и встрепанная мама, остановила взгляд на зимних вещах, разложенных на кровати. — Куда ты собрался? Совсем сдурел?
Ну вот, придется объясняться.
— Ма, я был на улице. Ветер ослаб, мне ничего не угрожает.
— Как утих, так и разыграется с новой силой! — мгновенно проснулась мама. — Объясни, зачем тебе на улицу?
— Надо сбегать на дачу… На мою дачу, посмотреть, цел ли дом и не надо ли вытаскивать Лидию и детей из-под завала. Если они в беде, и тянуть с этим, они умрут от холода.
— Все с ними в порядке! — уперлась мама. — Я видела этот дом, он добротный…
Я раздвинул шторы.
— А ты посмотри, что там. Ну?
Мама приблизилась к окну и раскрыла рот.
— Мамочки! Как мы теперь будем жить? Это сколько же времени надо, чтобы все убрать и расчистить?
— У соседей балкон снесло, — добавил я. — Это мог быть и наш балкон. Крыши сорвало, вон. А мой домик совсем хлипкий. Если в него прилетело что-то мощное, мог и сложиться. Так что я пойду. И не уговаривай. Не хочу убить людей бездействием.
— Что же ты один сделаешь? — повернулась ко мне мама, перевела взгляд на покачивающиеся придорожные тополя.
— Хотя бы узнаю, — отмахнулся я. — Ты куда перчатки дела?
— А? Сейчас найду.
Мама шагнула к шкафу, придвинула стул, чтобы достать до верхней полки, пошуршала старым пакетом и протянула мне вязаные шерстяные перчатки.
— Я с тобой пойду — заявила она. — Вдруг им и правда надо помочь. И не уговаривай!
Вот уж не ожидал! Наверное, так даже лучше. Вдвоем безопаснее и проще.
— Что ж, умывайся, собирайся, одевайся.
Пока мама приводила себя в порядок, я, усевшись на диван, выдохнул через рот, извергая струю пара. Даже если пострадавших в городе будет немного, в чем я не уверен, потом потери отольются многочисленными пневмониями, воспалениями почек и менингитами.
На сборы у мамы ушло минут десять. Она откопала на балконе старый ватник, утеплилась так, что одни глаза остались открытыми, и мы выдвинулись работать спасателями.
На лестничной клетке, увидев выбитые стекла, мама ахнула. И тут со двора донесся истошный женский рев, словно кого-то поленом по голове ударило.
— А-а-а! Горе! Горе-то какое! Ваня! Ва-аня!
Стрельцова, что ли, увидела придавленную машину, и голосит? Или что-то с дедом случилось? Этажом ниже хлопнула дверь, донеслись шаги и ругательства. Голос был мужским, значит, с дедом все в порядке. Ну, насколько может быть в порядке с женой-мегерой.
Мы начали спускаться, но встали, как вкопанные, когда услышали сочный мужской бас:
— Ах ты ман**вошка паскуданя! Овца ты драная! Дура безмозглая! Я шо тебе говорил?
Бабка пролепетала что-то в ответ, но это деда еще больше разозлило. И не думал, что этот божий одуванчик способен так разойтись.
— Да вертел я твой маразм, дура! Какой, на, опасно? И шо теперь, пила ты циркулярная?
— Говорили мне не жениться на болгарке, — прошептал я. — Пилит.
Мама нервно захихикала, как девчонка.
Дед извергал ругательства, поносил бабку на чем свет стоит, и мы не спешили выходить, чтобы не попасть под раздачу. Донеслись шаги, затрещали ветки во дворе. Мы с мамой переглянулись, преодолели этаж, пробрались через завалы, частично расчищенные дедом.
— Вот я тебе, вредитель! — взревел дед.
— О-ой! О-ой! — голосила бабка.
Снова что-то затрещало. Когда мы выглянули во двор, дед, вооружившись дрыном, погнал бабку, которая с криком: «Помогите! Убивают!» — ломанулась от него с крейсерской скоростью. Но далеко не убежала, запуталась в выкорчеванных кустарниках, распласталась, как толстая ворона. Мама с тревогой посмотрела на деда Ивана. Он напоминал мирного слоника, который терпел-терпел да не вытерпел и вострубил, сметая все вокруг.
Но по мере приближения к бабке он сбавлял, сбавлял скорость а, когда добрался до нее, просто с сердцах пнул под зад и развернулся к нам, указал на меня пальцем.
— Видишь, прав был парень, а ты — дура!
Переступая через камни и обломки, присыпанные снегом, мы добрались до торца дома, когда дед Иван сел на корточки возле своего «Запорожца» и сжал голову руками.
— Жалко деда, — вздохнула мама. — Может, помочь ему дерево убрать?
— Ты видела ствол, — возразил я. — Мы его не поднимем, а если тащить, только хуже сделаем. Его пилить надо и убирать по частям.
Думал, минут за пятнадцать мы доберемся до дач, но наш недлинный путь превратился в настоящее преодоление: тут перелезть ствол, там обойти, спотыкаясь на наносах — не видно, что под снегом лежит, можно и ногу сломать.
Пятнадцать минут мы только до поворота добирались. Мама держалась мужественно. Вообще не ожидал от нее такого подвига.
Дорога к дачам пролегала сквозь лес, тут повалило больше деревьев, это были серебристые тополя со стволами в два-три обхвата, вырванные из земли вместе с оледенелыми корнями. В одном месте они легли друг на друга, и мы проходили будто в арке. Это были самые легкие метры нашего маршрута. Мама остановилась, огляделась вокруг и выдохнула:
— Посмотри, как красиво!
Я огляделся. И крупные, и мельчайшие веточки были одеты льдом и, соприкасаясь, тихонько звенели. Было так тихо, что собачий лай прозвучал оглушительно и эхом отразился от горы. И наши шаги — хруп-хруп, хруп-хруп.
Дачи находились в ложбине между двумя холмами, пока спускались по склону, было ничего, потому что весь мусор и обломки снесло вниз, на дома. Заборы повалило и разметало, деревянные сарайчики засыпало обломками веток.
— Наша дача! — вскрикнула мама, указывая на подножие.
Я посмотрел туда же и не увидел там ни забора, ни строения, ни мусора.
— Ничего, новый дом построим, капитальный, — ободрил я маму, но она не сильно расстроилась, видимо, морально подготовилась к потерям
— Как же мы проберемся? — сокрушалась она. — Там же сплошная баррикада! Ноги поломаем! Может, залезть куда-то, посмотреть, цел ли дом?
— Со склона его не видно, — сказал я. — Залезть… по ледяным стволам? Ну-ну. Ничего, мы осторожно и медленно.
Показывая пример, я начал спуск, остановился перед завалом в мой рост, откуда торчали ветки, обломки шифера, доски — возможно, останки нашего сарая. Ломиться напролом было глупо, и мы обходили завалы по краям, по лежащим на земле жестяным заборам и чужим дворам.
На чистой площадке одного из дворов я увидел в снегу неподвижную рыжую шавку, которая на меня кидалась, ее задние лапы застряли между досками. Судя по тому, что снега на собаке было немного, она некоторое время оставалась живой и боролась, а потом околела от холода.
— Ой, Люська — жалко-то как! — шепнула мама, подошла к собаке, потрогала ее и покачала головой. — Остыла уже. Как же город покорежило! Когда теперь все восстановят⁈