— Скоро стемнеет, мороз усилится, ветер тоже. Ваш дом разрушен, я отведу вас в безопасное место, где можно переждать.
Она оглянулась на разбитый телевизор, не подлежащий ремонту, и ее лицо исказилось.
— Вещи…
Если не взять ситуацию в свои руки, дело швах. Что было в той реальности, не помню. Вера Ивановна осталась жива, но как пережила этот момент…
Я заходил по разгромленной комнате: шаг влево, два вправо, и назад.
— У вас же есть сумки? Давайте соберем все ценное… девочки помогут. Потом перенесем вместе. Хорошо? Где сумки или чемодан? — Я обернулся и жестом поманил Гаечку и Алису. — Помогите Вере Ивановне.
Девчонки переглянулись и закивали.
— Сумки где? — повысил голос я, выводя учительницу из ступора.
Она встрепенулась, вскочила и, переступая через шифер, принялась копаться в шкафу, подпирающем обвалившийся потолок.
— Осторожнее, — посоветовал Илья, — может обрушиться.
— У вас есть родственники поблизости? — спросил я.
Достав огромный клетчатый чемодан и сумку, Вера Ивановна мотнула головой.
— Нет. Я четыре года назад из Сыктывкара переехала бабушку досматривать, это ее дом. Мама и сестра остались там. Лучше бы и я осталась!
Бабушка, видимо, умерла.
— Ремонт только сделала, — пожаловалась Вера Ивановна, раскрывая сумку. — Хотела на юг переехать, в тепло. Слышала, что тут ветры одолевают, но чтобы так…
— Мне очень жаль, — сказал я и, несмотря на желание остаться здесь, добавил: — Собирайте вещи. Мы — к Заворотнюкам, их вообще завалило, Сашку из-под обломков достали и понесли в больницу. Мама и Катя не пострадали.
Сделав Илье жест в сторону улицы, я шепнул Гаечке:
— Поаккуратнее с ней, она малость не в себе.
Саша кивнула и посмотрела так, словно я оставляю ее наедине со смертью. Алиса оказалась смелее, подошла к учительнице и замерла в ожидании распоряжений, но та застыла с курткой в руках.
— Прояви инициативу, пожалуйста, — добавил я Гаечке, она нервно сглотнула слюну, но кивнула, сделала шаг вперед и протянула руку.
— Давайте куртку, будем упаковывать.
Вера Ивановна послушалась, а мы с Ильей ушли и не видели, что было дальше. Напоследок я отметил, что в спальне маленькая кровать, которую можно разобрать и перенести на базу. Что там замок, плевать — жизнь замерзающих дороже. Пусть только кто-то слово скажет по поводу того, что его сбили!
Температура там чуть ниже комнатной, но это всяко лучше, чем ночевать на улице или к кому-нибудь проситься и ютиться на коврике в прихожей. Лично мне было бы унизительно напрашиваться, другим людям, наверное, тоже. А так сами предложили, позаботились, не бросили в трудный час. В такие моменты самое худшее — оказаться брошенным, предоставленным самому себе.
От дома Карасей остались три стены, кровля рухнула внутрь, образуя букву М. Во дворе никого не было — наверное, все разошлись. Но я на всякий случай крикнул:
— Эй, есть кто живой?
Колыхнулась штора, закрывающая вход, оттуда высунулась мать Карася.
— Здрасьте, — крикнул Илья. — Мы пришли, чтобы доставить вас в более безопасное место.
Согнувшись в три погибели, женщина вылезла.
— Так летняя кухня целая. Окна выбило, но мы их заколотим и останемся.
На голоса вышла Катька из-за дома. Видимо, она была в той самой кухне.
— Печка там есть? — спросил я. — Замерзнете ведь. Десять градусов мороза!
Катька с матерью переглянулись.
— Вы че пришли? — вскинула подбородок бывшая врагиня Гаечки.
— Помочь, — ответил Илья. — Можно на базе у нас переночевать. В подвале то есть. Там хотя бы тепло.
Я подхватил его мысль:
— Скоро и сюда спасатели доберутся, поселят лишившихся крова в пунктах временного размещения. А пока так. Пойдете?
Мать и дочь переглянулись и покачали головами, Карасиха покосилась на меня с опаской.
— Да ладно тебе, — примирительно сказал я на ее языке, чего дурище-то мучиться. — Это не мой подвал, между прочим. Боитесь, что ваш дом разграбят, так хоть ты, Катя, иди с нами, чего мерзнуть-то?
— Там диван есть, — добавил Илья. — Можно собрать ценное и перенести туда, пока не потеплеет.
— А что это? Где это? — с надеждой спросила Карасиха.
— Наш подвал, где мы тренировались, — ответил Илья. — Идешь, нет?
И снова они переглянулись. Катька качнула головой.
— Типа спасибо. Но мы в кухне перекантуемся.
— Наше дело — предложить, — развел руками я.
— Спасибо, — поблагодарила мать Катьки. — Правда, спасибо, ребята! Вы такие молодцы. Там, ниже Яков Палыч живет с женой, им к детям никак не добраться, а дом, вот, как у нас. Если правда есть место, заберите их.
— Их менты уже забрали к себе, — проворчала Карасиха и гордо вздернула подбородок. — Короче, мы остаемся.
— Разобью голову назло главврачу, — прошептал я, когда мы покинули двор Карасей, Илья кивнул и поинтересовался:
— Так что, идем к этим старикам?
— К ментам идем, — ответил я. — К Овечкину то есть. Он может организовать сбор потерпевших.
— Половина людей побоится мародеров, — констатировал Илья. — И останется стеречь свое добро.
Мы обходили завалы, а у меня в голове крутилась мысль: всегда, во все времена люди делятся на тех, кто жизнью рискует, пытается помочь, на стервятников, которые только и ждут, как бы попировать на трупах, и на тех, чья хата с краю. Процентное соотношение одинаково во все времена, и всегда хатаскрайщиков больше.
Рев бензопилы то стихал, то усиливался. Овечкин, хоть его дело — малолетних беспредельщиков перевоспитывать, всего себя посвятил общественно полезному труду, еще и двух мужчин привлек. Совместными усилиями они расчистили уже метров сто дороги. Им помогали две пожилые женщины и мальчишка лет десяти, таскали мелкие ветки и куски шифера, складывали у обочины. Еще немного, и до главной дороги проезд будет свободным.
Я подошел к Овечкину, который, хоть сейчас ничего не пилил, на меня не реагировал, и отчеканил:
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться!
Он аж вздрогнул, а его напарник, волокущий бревно, выронил его и уставился на меня, поправил шапку-ушанку. Не дожидаясь вопроса, я доложил:
— В нашем распоряжении имеется теплый и сухой подвал, где можно разместить потерпевших. Пока не прибудет помощь или ветер не стихнет.
Непогода будто бы не соглашалась со мной, взметнула снег и швырнула в лицо.
— Адрес? — заинтересовался второй, с бревном.
Илья назвал его. Мужчины переглянулись, и Овечкин представил напарника:
— Это наш участковый, Анатолий Дмитриевич. Вы правильно обратились.
— Есть помещение, — отчитался я. — Теплое, а это уже много. Питание и горячее питье первое время обеспечим. Потом, надеюсь, нам помогут.
— Расчистка уже ведется в городе, — усталым голосом сказал участковый. — Слишком много разрушений и повреждений. Надеюсь, завтра и к нам доберутся, мы ж на отшибе и в тупике. Спасибо, за помощь, парни. Как вас зовут?
Сперва представился Илья, потом я. Участковый улыбнулся.
— Павел, ты Романа сын, так ведь?
— Романович я, да. Так что, даете добро на вскрытие помещения? А то там замок. Как бандиты повесили, так он и висит, даже после обыска.
— Даю, — махнул рукой участковый.
— Значит, через час помещение будет готово. Но нам нужны кровати. Их можно взять в разрушенных домах. Или хотя бы матрасы и одеяла.
— Попытаемся достать, — кивнул он и посмотрела на Овечкина: — Достанем ведь, да?
Инспектор по делам несовершеннолетних пожал плечами.
— Ну, наверное.
— Вот и решилось, — проговорил я, и мы направились к Вере Ивановне.
Девчонки уже расфасовали ее вещи, ждали нас, а растерянная Вера Ивановна держала в одной руке фарфоровую статуэтку балерины. Во второй — длинный зонт с набалдашником, больше похожий на трость.
Девочки рассказали ей, куда мы пойдем, я добавил, пытаясь поднять чемодан (жаль, без колесиков), он был тяжелым, килограммов двадцать:
— Потом вам предоставят жилье.
Илья поднял более легкую сумку, перекинув лямку через плечо, и мы двинулись на базу. На дороге Вера Ивановна обернулась и посмотрела на разрушенный дом так, словно с покойником прощалась.
Замок на двери нашего подвала был добротным, и Леониду Эдуардовичу пришлось поработать ломиком, а потом — топором. Изнутри дохнуло сыростью, теплом… и сигаретами. «Славяне» там курили.
— Проходите. — Отец Ильи сделал приглашающий жест и поднял чемодан, который тащил я, пропустил нас и пошел следом.
Внутри все было так же, как раньше, только спортивный инвентарь вынесли: убитый диван, старый стол, два колченогих табурета и ободранный старый стул. Со стены в нашу сторону тянул руку Шреддер, будто хотел нанизать на шипы, чуть дальше был Терминатор с пистолетом.
— Боря рисовал? — севшим голосом спросила Вера Ивановна, опускаясь на диван.
— Боря, — подтвердила Алиса и принялась одеревеневшей тряпкой смахивать со стола крошки в консервную банку с окурками. — Тут бандиты жили, представляете? Которые устроили в городе стрельбу.
— Ага, потом их самих постреляли наши бандиты, — дополнила рассказ Гаечка, а когда Вера Ивановна повела плечами, добавила: — Не здесь. Отсюда они уже сбежали.
Все уже знали, что отец Барика помогал «Славянам», возможно, именно он и привел их в город, но говорить учительнице не стали. Барик и так в тину ушел, на глаза нам показываться боится, и гопота постарше его гоняет — он дома все время сидит.
— Будете чай? — предложил Леонид Эдуардович. — Вы, наверное, замерзли. Давайте поднимемся к нам, но здесь, признаться, теплее.
Вера Ивановна с готовностью вскочила.
— Буду очень благодарна… Мне нужно… А где здесь туалет?
— Увы, нет, — развел руками я.
— Идемте же! Ребята за вещами присмотрят, — повторил Каретников-старший.
Я уселся на нагретое учительницей место, проводил ее взглядом. Натуральная бурая шуба была такой длинной, что подметала пол.