Мысли крутились вокруг дилеммы, одну мастерскую открывать или две. Если одну, надо ее круто укомплектовать — пусть будет самая продвинутая мастерская в городе. Такая, куда и из других городов на иномарках приедут к супермастеру.
Из раздумий меня вывел Илья, который всю дорогу смотрел на меня странно. Такое впечатление, что он хотел сказать важное и неприятное, но не знал как.
Наконец он нарушил молчание:
— А правильно ты советовал «МММ» покупать. Ну а чего сомневаться, когда знаешь наперед. — В последней фразе мне послышался упрек.
Словно подтверждая мои догадки, Илья отвел взгляд и сжал челюсти. Завидует? Не похоже на него. Тогда в чем причина необъяснимой неприязни? Прояснить это я решил сразу же.
— Ты злишься на меня?
Друг сглотнул слюну, его кадык дернулся.
— Нет.
— Ты не умеешь врать. Что я сделал не так? Это из-за Инны?
Илья посмотрел в упор и проговорил:
— Если бы я знал наперед, то не акции скупал бы, а предупредил бы Серегу, что его ждет. — Он покосился на старуху, сидевшую сзади и навострившую уши.
Мы сидели друг напротив друга, я переместился к нему и зашептал:
— Я ничего не мог сделать, потому что пострадать должен был Мановар, а его я, как ты заметил, пугал проводами под напряжением. В той реальности Барик остался целым и невредимым. «МММ» должна была запустить компанию позже, много мелких событий сейчас развиваются иначе. Будущее меняется, теперь я в нем не уверен на сто процентов. И чем дальше, тем больше будет расхождений.
Лицо Ильи посветлело, он устало закрыл глаза и улыбнулся так, словно испытывал самый сильный в жизни экстаз. Он вынашивал мысль, что его лучший друг сволочь, обдумывал ее, поначалу скрывал, но в конце концов напряжение достигло передела… Это как вместо выстрела получить счет на миллион.
— Родители не послушались, а у меня две акции есть, — продолжил он бодрее. — Но больше их не купить — дорого. Зато билеты выпустили дешевые, двадцать билетов — 2500. Что думаешь?
Я пошевелил извилинами, пытаясь вспомнить, что за билеты, но — никакой конкретики. Вроде, когда цена за акции перевалила за 20000, и они стали недоступными большинству, Мавроди выпустил более дешевые билеты — вот и вся информация.
— Бери, — дал добро я. — Но так много, как на первых акциях, ты уже не заработаешь. Ну, или рисковать надо, держать их до последнего.
Илья кивнул и спросил:
— А где оно, то последнее?
Я пожал плечами:
— Не помню. Сам я на новый год буду продавать все, боюсь рисковать.
— А сколько у тебя акций? — спросил Илья.
— Много, — уклончиво ответил я, а он не стал приставать с расспросами.
— Если больше двадцати — уже круто.
— Столько, что на эти деньги я рассчитываю купить участок.
Илья присвистнул и спросил:
— Я сейчас хочу купить их билет. Ты со мной?
— Извини, рисковать не хочу. Но мысль правильная, завтра он будет уже дороже.
На вокзал мы прибыли в начале седьмого. Сели на троллейбус, без двадцати семь вышли в центре. Отсюда до набережной было рукой подать, самый первый пункт продажи акций «МММ» находился еще ближе. Вспомнились ледяные изваяния на набережной, лесоповал во дворах, выбитые стекла, сорванные с петель двери… В конце концов, никто не знает, что у меня в карманах и сумке кругленькая сумма — почему бы не удовлетворить любопытство, не посмотреть, как город зализывает раны. Правда, темно уже, но, надеюсь, хоть где-то уличное освещение восстановили. Заодно подстрахую Илью и увижу билеты «МММ».
— Пожалуй, пойду с тобой, — сказал я.
Сперва мы заскочили в пункт продажи акций; люди еще не отошли от урагана, и он пустовал. Разноцветные билеты сотрудники прилепили к стеклу. Они напоминали советские рубли, которые мы еще не забыли, только вместо Ленина был светлый лик Мавроди. Тут имелись билеты номиналом 1, 10, 20 и 50 и висело разъяснение, что билет — это 1/100 акции, прибавлять в цене они будут пропорционально.
Продавщица меня узнала, распахнула глаза:
— О, новый русский пришел! Сколько тебе акций? Десять, двадцать, сто?
— Спасибо, — вернул улыбку я. — Я пас.
Илья протянул две тысячи пятьсот.
— Мне билет, пожалуйста. Ну, двадцать то есть.
Продавщица взяла деньги и выдала серо-оранжевую бумажку. Илья покрутил ее в руках и сказал:
— Совсем больной этот Мавроди, свою рожу — на купюры.
— Затеял игру, равную своим амбициям, — сказал я, направляясь к выходу. — Ну а что, талантливый мужик, вон, целую империю построил!
— А что с ним будет дальше? — прошептал Илья одними губами.
Собравшись ответить, я испытал смутное беспокойство, словно делал что-то противозаконное.
— Его посадят, деньги отнимут, и умрет он довольно рано… — Я остановился и попросил Илью: — Давай тему «Что будет дальше» поднимать только в крайнем случае? Не знаю почему… просто чувствую, что мне нельзя этого говорить.
— Понял, — кивнул Илья, и мы направились дальше.
Город восстанавливался. Дворы уже расчистили от деревьев, только зияли воронки, где были их корни, да в некоторых картирах вместо стекол желтела фанера. Света, льющегося из окон, хватало, чтобы различить детали.
А вот на набережной было глаз выколи, но мы увидели и ощутили подошвами, что лед сошел, а с памятников осы осыпался неопрятными кучами и дотаивал. Перевернутый корабль, прибитый штормом к берегу, куда-то отбуксировали. Волны лениво качали доски, ветви, мусор и трупики птиц: поганок, бакланов, чаек. Еще немного, и от ледяного апокалипсиса не останется следов, только память и немногочисленные фотографии.
Кстати, надо отправить деду копии фотографий и статью, которую мы сочиняли всей семьей — пусть предложит московским журналистам.
На остановке нас ждала бурлящая толпа, где мы разглядели односельчан. Забирать эту массу народа приедет несчастный ЛиАЗ, он один на маршруте. Нас же там расплющит, и станем мы плоскими, как камбалы! Да и прощупать карманы в такой давке проще простого, а у меня там деньги, много денег.
— Едем на такси, — сказал я Илье.
Он кого-то увидел за моей спиной, встал на цыпочки и, побледнев, поднял руку, поколебался немного и робко помахал. Оборачиваясь, я уже знал, кто позади меня.
Так и есть, к нам шла Инна, задумчиво глядящая себе под ноги. Заметила нас она, только когда между нами осталось метров семь, дернулась так, словно ее в спину ударили, и меня окатило ее ненавистью, аж жарко стало.
— Привет! Иди к нам! — прокричал Илья чужим голосом. — Мы едем на такси! И тебя подбросим!
Скулы на лице девушки проступили четче, нос заострился, губы сжались. Инна сделала вид, что никого не заметила, резко взяла вправо и затерялась в толпе.
Илья опустил взгляд, ссутулился и потух. Я взял его за руку и повел на площадку возле администрации, днем ее занимают торговцы, а вечером тут стоят такси с шашечками. С водителем «Волги» я договорился за тысячу, и мы разместились на заднем сиденье.
Для большинства граждан сейчас такси — что-то за гранью роскоши. Люди так бедны, что предпочитают семь километров идти пешком, лишь бы сэкономить эту несчастную тысячу. Некоторым есть нечего, а мясо и даже курицу они видят разве что во сне. Что можно сделать, чтобы изменить их бедственное положение?
Ожила память прошлого, вспомнилось, как ошалелые от блеска бриллиантов и безнаказанности олигархи снимали полнометражные фильмы с собственным участием, приглашали звезд, нанимали сценаристов и режиссеров с именем, в то время как старики еле сводили концы с концами.
Стало ли проще жить в будущем? Безусловно. Большинство закрыло базовые потребности и влилось в общество потребления. Но изменилось ли что-то глобально? Нет. Система как была, так и осталась гнилой. Изменится ли это когда-нибудь? Смогу ли что-то для этого сделать лично я?
Вопрос без ответа.
Расстроенный Илья вышел из машины первым, я поехал дальше и вспомнил полный ненависти взгляд Инны. Некоторые люди воспринимают отказ, как личное оскорбление, и несут эту обиду всю жизнь. Похоже, Инна из таких, и она никогда меня не простит за причиненную боль.
Иногда злость — не так уж плохо. Она побуждает на подвиги и действует как мощнейший стимулятор. Очень надеюсь, что у Инны будет так. Вместо того, чтобы пойти по рукам, она будет развиваться, учиться, двигаться по карьерной лестнице — девчонка-то способная.
Едва я переступил порог квартиры, мне навстречу вышла мама и сразу же выпалила:
— Паш, тут это… наши сотрудники хотят продать тебе акции и вино, которым с нами расплатились. Ты как?
— Надо брать, — ответил я, повесив куртку на вешалку. — Сколько акций?
Зашелся лаем запертый в ванной щенок. Бедолага, снова он в заключении, и это при том, что Борис Дома и мог бы за ним присмотреть. Когда мы расходились, он сидел там, потому что обгрызал мебель и портил обувь. Но на улице ему, наверное, будет холодно, даже если сделать будку и класть на ночь грелку.
— Шесть, которые ты обещал, плюс еще двадцать. И вина на сорок тысяч примерно, как сторгуешься. Им деньги срочно нужны. Что ответить?
Двадцать⁈ На столько я не рассчитывал. Мне нужно только на покупку акций 350 000 рублей. И сотку задатка за участок. Никак не укладываюсь! Полтинника не хватает. Вино можно и позже выкупить, никуда оно не денется.
— Надо подумать… — проговорил я. — Они могут подождать неделю?
Мама мотнула головой.
— Нет, срочно хотят. Иначе директору продадут. Ответ надо дать сейчас.
Я заходил по помещению туда-сюда, думая, где достать денег. Можно наведаться к валютчику, уж десять пачек кофе он возьмет. Интуиция говорила, что акции винзавода в приоритете, потом такого случая может не представиться.
— Говори, что возьмем, — махнул рукой я, рассчитывая наскрести недостающее по сусекам, и мама заработает тысяч двадцать. — Пусть приходят завтра вечером.
— Ага, когда позвонят, так и скажу.
Завтра после уроков сгоняю на рынок, попытаюсь сбыть кофе валютчику. Если не получится, поеду к Каналье и бабушке. Если совсем ничего не выгорит, продам акцию «МММ», в начале недели они обычно прибавляли в цене — много не потеряю. Я и так в большом плюсе, если разобраться.