Подтянулись Илья и Ян, чуть позже — Лихолетова. Увидев вдалеке спешащих к нам Алису и Гаечку, мы медленно направились к школе.
Девчонки настигли нас только в школьном дворе.
— Стойте! — крикнула Гаечка таким тоном, словно кто-то тонул, и надо было срочно спасать.
Естественно, все замерли и повернули головы. Размахивая руками, Саша подбежала к нам, спросила, тяжело дыша:
— Вы знаете, да?
— С Карасем плохо? — предположил Илья.
— Опять кто-то умер? — свел брови у переносицы Борис.
— Вера Ивановна! — выпалила Саша.
По моей спине прокатился холодок, но быстро схлынул, и Меликов озвучил то, что я недавно видел:
— Умерла? Бред, я с ней в автобусе ехал.
Гаечка помотала головой.
— Не умерла! Она отрабатывает последние дни и уезжает на север, — сказала Саша похоронным голосом.
— Откуда знаешь? — прищурилась Лихолетова.
— Стих сочинила, ей показала. Разговорились…
В отличие от других учителей, Вера Ивановна дружила с учениками и не отказывала им в советах. Одиннадцатиклассники, у которых она была классной руководительницей, часто ходили к ней домой и делились тем, чем не могли поделиться с родителями. Гаечкина соседка по парте, Аня Ниженко, которую выгнали из дома, у нее жила, пока Верочка изыскивала связи и средства, чтобы бедолаге сделали аборт — это было в той, неслучившейся реальности.
— Каринка ее обижает? — воскликнула Лихолетова.
— Да нет, просто загрустила наша Верочка, потеряв жилье, — вздохнула Гаечка. — Надо ее отговорить, а то вернут Джусиху или поставят какую-нибудь новую дуру.
— Да, — прогудел Чабанов. — Самая классная училка.
— Согласен, — подвел итог Илья. — Надо придумать, как сделать так, чтобы Верочка осталась…
Звонок застал нас на улице, и мы всей толпой рванули в раздевалку, условившись поговорить об этом в столовой на большой перемене. Я снова и снова ловил себя на ощущении, будто в душе натянулась струна и вот-вот оборвется. Однозначно, Веру надо остановить.
Два урока я думал об этом, как и о том, что сегодня надо наконец отправить деду письмо с фотографиями разрушений и статьей про ураган, позвонить ему, московским парням, особенно — Алексу, у отца которого наверняка есть связи. Поднять проблему, рассказать, что люди остались без крова, и никто ничего не делает. Но прежде надо побеседовать с Верой Ивановной, узнать, какую ей обещают компенсацию, дабы не сыпать обвинениями голословно.
Когда прозвенел звонок на большую перемену, вся наша группировка как по команде встала из-за парт, наскоро собралась и отправилась в столовую. О Вере Ивановне мы заговорили, только когда купили себе кто сосиску в тесте, кто пирожок с чаем, я — кекс с кефиром.
— Какие будут соображения? — спросил я, глянув на присоседившуюся и развесившую уши Желткову.
Сперва выслушаю друзей, потом поделюсь планом.
— Надо с ней поговорить, — сказал Илья решительно. — Переубедить.
— Типа я не говорила! — воскликнула Гаечка. — Аж расплакалась, но это не подействовало. Ну неужели ей у Карины так плохо? Карина-то добрая.
Меликов шумно поскреб в затылке, сморщил нос и выдал:
— Скинуться ей на жилье? Я готов тысячу, если че.
— И я готова! — вызвалась Гаечка. — Тоже тысячу. Мне без нее будет грустно.
Лихолетова развела руками:
— У нас ваще голяк теперь. Все померзло. Но пятьсот рэ найду, на булочках сэкономлю.
— И мы найдем по штуке, — сказал Чабанов. — Заработаем.
— И я! — с готовностью ответил Памфилов.
— Какая, интересно, зарплата у учителей? — задумчиво потер подбородок Илья. — Двадцать тысяч? Тридцать?
— Где-то так, — сказала Алиса. — А за сколько можно снять хату?
— Пятнадцать-двадцать, — ответил я. — Но надо же питаться, вещи покупать. Да и мебели у нее нет, завалило ее. Помочь Верочке некому, вся ее семья на севере. Кто еще готов скинуться?
— Да все готовы, — сказала Алиса, посмотрела на Мановара, пробирающегося к нам с полным стаканом ряженки. — Егор, ты готов скинуться? Мы все будем.
Парень округлил глаза, встал рядом с ней.
— Не знаю, на что собираете, но я с вами.
Алиса ему рассказала, а я предложил:
— Егор, можешь развить мысль в своем классе? Хоть по пятьсот рублей сдадут, и уже хорошо. Ден тебе поможет, он хорошо умеет уговаривать. Поможешь ведь?
Мановар мотнул головой:
— У нас одни девки в классе, я с ними не общаюсь.
— Ой, да ладно! Классные есть телочки, например, Савельева, — улыбнулся Ден. — Талия — во, сиськи — во, жопа…
Лихолетова пихнула его в бок, и он отпрыгнул, говоря:
— Извини, Рая, твои сиськи ваще вне конкуренции. Императорские…
Мгновенно покрасневшая Лихолетова воскликнула:
— Козлина, прибью! — И швырнула в него недоеденной булкой.
— Помогу, — крикнул мне убегающий Ден. — Сегодня же! Го к тебе в класс, Мановар!
Разбушевавшаяся Рая замахнулась стаканом с чаем, но Гаечка схватила ее за руку.
— Потом. На тренировке его нахлобучишь, только не забудь.
Памфилов и Мановар удалились — видимо, собирать деньги. Лихолетова сменила окрас на нормальный.
Так, глядишь, соберем нужную сумму, а недостающее я докину. Не факт, что и дальше все будут скидываться, потому надо выбивать материальную компенсацию для Веры Ивановны, правда, понятия не имею как.
— Народ, еще ведь не все, — обратился к друзьям я. — Поспрашивайте, не сдает ли кто квартиру в нашем селе, объясните ситуацию, может, кто-то войдет в положение и сдаст пострадавшей учительнице не за все деньги мира.
После уроков я собрался пойти к учительской, чтобы переговорить с Верой, но под нашей дверью кабинета ждал Мановар.
— Три пятьсот! — радостно воскликнул он, показывая деньги, хлопнул ими по ладони и отдал мне. — Завтра еще трое принесут. Будет еще тысяча триста, итого почти пять.
— Спасибо. Уважение! — Я потряс его руку.
Вместе с тем, что соберут наши, будет двенадцать тысяч, остальное добавлю я, благо деньги остались, спасибо обочечникам! Никогда не подумал бы, что буду им благодарен. Правда, пришлось заплатить содранной кожей и нервами, ну а как иначе? Платить надо за все.
В три дня у меня сделка. Очень хотелось поговорить с Верочкой прямо сейчас, но правильнее было сперва найти для нее квартиру, а потом поставить учительницу перед фактом. Так что пока — домой, взять деньги и маму, оттуда — на автобус и — к нотариусу.
Потому я отверг соблазн проводить Веру до остановки и рванул домой, думая о том, что придется тащить мопед к Каналье, ведь без колес я, как без рук. Правильнее организоваться так: купить вино у маминых сотрудников, вызвать таксиста, который работает на бабушку, отправить Карпа в мастерскую.
Я терпеть не мог опаздывать и не хотел заставлять Надежду нервничать, потому не рассчитывал даже на перекус. Но дома меня ждал приятный сюрприз: полностью собранная мама и Василий Алексеич, который сказал, едва я переступил порог:
— Я отвезу вас в центр и заберу оттуда.
— Шикарно! — радостно воскликнул я, юркнул на кухню, схватил блинчик, вгрызся в него. — Поехали, а то опаздываем.
Как же вовремя его к нам привело мироздание! Вспомнились собственные слова, что за все надо платить, но я отодвинул их в сторону.
Пока ехали к нотариусу, Василий Алексеевич не лез с расспросами, и мне не приходилось выкручиваться. Когда привез нас на место, к двухэтажному зданию, на пороге которого стояли ожидающие своей очереди люди, он прочитал на двери таблицу с расписанием работы нотариуса, пошевелил бровями и сказал:
— В четыре контора закрывается. Вы как, успеваете? Уже без пяти три.
— Продавец заняла очередь, ждет. Должна успеть, — ответила мама, встала на цыпочки, поцеловала его. — Спасибо, Васенька!
— Приеду без пяти четыре, — буркнул он.
Мы с мамой вошли внутрь и окунулись в непередаваемую атмосферу госконтор, где, казалось, сами стены пропитаны злобой, разочарованием и обманутыми ожиданиями. В темном сыром коридоре кишели люди. Старушки с папками подпирали стены, женщины в черных платках, просто заморенные женщины.
Я завертел головой, в полумраке увидел поднятую руку Надежды, взял маму за локоть и повел туда. Надежда стояла возле самой двери в кабинет нотариуса, поздоровалась с мамой, представилась и пожаловалась:
— С восьми утра тут, а передо мной уже тридцать человек. Надо было раньше.
— А сейчас сколько перед вами? — забеспокоился я.
— Шестеро, я седьмая. На человека уходит от пятнадцати минут до получаса. Скорее всего, не успеем, — вздохнула она и пожаловалась: — День коту под хвост! Меня дети дома ждут.
— Останемся, — сказал я, прикидывая, сколько денег предлагать нотариусу, чтобы она задержалась. — Попробуем решить… Я попробую.
Женщины согласились, и мы выстроились вдоль стены. Видно было: Надежда жалела, что согласилась на задаток и уже готова поверить мне на слово, но уж очень ей нужны деньги.
Минуты тянулись неимоверно долго, как всегда, когда чего-то ждешь. Женщина перед нами вошла и вышла с криком и угрозами, зато отняла всего пять минут, а вот бабуля в черном просидела почти полчаса. И еще четверо! Точно никуда не успеем!
Василий Алексеевич пришел, когда дед, что стоял перед нами, был в кабинете, глянул на часы, вздохнул и уставился на коричневую дерматиновую дверь.
Старик вышел в начале пятого. Алексеич вскинул руку и исчез за дверью со словами:
— Не уходите, я договорюсь.
Через несколько минут, когда в коридоре никого не осталось, он выглянул из кабинета и сделал приглашающий жест.
— Заходите.
Не знаю, что он сказал или сколько заплатил, но мы все провернули меньше чем за полчаса и довольная продавец упорхнула домой.
Счастливым обладателем двенадцати соток меня называть было рано, но отметить маленькую победу хотелось, и память взрослого настойчиво требовало вискаря.
Осталось решить вопрос с Верочкой, и до нового года жить более-менее расслабленно. Семнадцатого декабря Борин день рождения — надо устроить пир на весь мир. Вспомнился подарок Георгия, но я решил на этот чек отпраздновать выпускной: и мне радость, и одноклассникам будет что вспомнить.