На стук никто не ответил.
— Похоже, ещё не вернулся, — сказал я. — Зря торопились.
И в этот момент прямо в коридоре нарисовался из воздуха Булкин. С большим пакетом, в очертаниях которого угадывались бутылки. Охо-хох… Давненько у меня не было попоек. Даже не припомню, когда тусил с молодёжью. И не могу сказать, что испытывал особое желание.
— О, вы уже здесь! — улыбнулся Булкин. — Отлично!
В этот момент в кармане у меня запиликал телефон.
— Секунду, народ, — сказал я, доставая его. На экране высветился номер Соколовой. — Мой куратор. Нужно ответить.
— Чёрт, только не это! — простонала Грекова. — Ты же только что вернулся!
Ответив на вызов, я прижал телефон к уху.
— Алло! Громов слушает.
— Срочно дуй в отдел пропаганды, — сходу выпалила Соколова. — Тебя ждут. Я подъеду позже.
И отключилась.
Похоже, спасение пришло, откуда не ждали.
— Мне жаль, народ, но меня вызывают, — сказал я, постаравшись состроить печальную мину. — Надеюсь, ненадолго. Начинайте без меня.
Глава 20
«Ригу» я припарковал на подземной стоянке девятиэтажного здания, в котором базировался отдел пропаганды. Доступ мне туда открылся благодаря удостоверению сотрудника КГБ.
Никак не могу привыкнуть к иерархии, выстроенной в этом обществе.
Взять, например, Агитпроп.
Управление пропаганды и агитации — это один из отделов ЦК КПСС. Не ведомство, а именно — Управление. И никаких наркомов там не может быть по определению, ведь народные комиссариаты в моей реальности исчезли ещё в «сороковых». Да и сам Агитпроп — это термин из «тридцатых». Здесь же, в сохранившемся альтернативном Союзе, обычные властные структуры дополнялись совершенно невообразимыми, да ещё и переплетались с явно устаревшими.
Впрочем, никого это не смущало.
Один из редких зверей-наркомов, Никанор Ильич Раменский, сидел за своим Т-образным столом в неизменном сером костюме, только галстук сменил на тёмно-синий в белую полосочку. И я уже знал, что этот человек обладает немалым влиянием, поскольку вхож в высшую касту ЦК КПСС.
Кстати, я до сих пор не могу понять, как вышло, что моей судьбой заинтересовался не мелкий чиновник отдела пропаганды, а сам народный комиссар. У которого дел по горло и каждая минута расписана. И снова, подозреваю, надо мной нависла тень отца…
Раменский был не один.
Вторым посетителем кабинета оказался подполковник Кривошеев.
Обменявшись приветствиями, мы устроились по разным концам стола. Раменский казался рассеянным, перебирал какие-то бумажки, и беседу начал подполковник.
— Как жизнь молодая, Громов?
— Отлично, товарищ подполковник.
— Молодец, — Кривошеев одобрительно крякнул. — У советского гражданина нет поводов для грусти. Все мы строим светлое будущее, так что только оптимизм, только — вперёд! Что думаете, Никанор Ильич?
— Лучше и не скажешь, — согласился нарком пропаганды.
Майор Соколова на встречу не пришла, но я знал, что она собирается подъехать. В кулуарах КГБ явно происходят некие сдвиги, и есть подозрение, что всё это связано с моей деятельностью в окрестностях менгира. Кто бы мог подумать, что недавний маргинал, сын изменника, наведёт такую суету, да не где-нибудь, а в святая святых! Точно не я.
— Наслышан о твоих подвигах, — покровительственно улыбнулся Кривошеев. — Витя хорошо отзывался, рапорт я уже изучил.
Говорил подполковник медленно, словно отмеряя каждое слово, взвешивая его и сбрасывая вниз с высоты своего положения. Делал внушительные паузы.
— Вот только здесь, в Москве, у тебя проблемы, Владлен, — тон Кривошеева стал озабоченным, сочувствующим. — Были.
Последнее слово подполковник выделил голосом.
Я ждал продолжения, не перебивал.
— Не всё, что происходит, я могу открыто обсуждать, — добавил подполковник. — Сам понимаешь, и у стен есть уши. Вот Никанору Ильичу я доверяю, но есть ещё подписка… Ладно, не в этом суть. Ты когда с Алайскими связался, большую ошибку совершил. Не знаю, как бы я действовал в тех обстоятельствах, но…
Признаться, я только сейчас заметил, насколько похожи эти два человека — подполковник КГБ, курирующий моего шефа, и нарком пропаганды, без которого сложно представить советскую идеологическую машину.
— Так или иначе, — продолжил Кривошеев, поправляя очки, — Алайские опекаются Нагловскими, а это, как ни крути, Великий Род. Я этого тебе, разумеется, не говорил. Официально у нас никто по сто лет не правит и посты родственникам не передаёт. А неофициально… надеюсь, понимаешь. Не маленький.
Я кивнул.
Разговор становился всё более интересным. Кажется, меня готовились во что-то посвятить. А это означало новый уровень доверия. Которое не так-то легко заслужить в подобных структурах.
— Да и мы не лыком шиты, — усмехнулся Кривошеев. — У всех свои покровители. А силовая линия — это тебе не МИД. У нас, знаешь ли, солидные традиции. В плане внушения.
Между строк я читать умею. Только что мне сказали: была схватка номенклатурных кланов за мою голову, но победил сильнейший. Интересно, что за Великий Род подмял под себя КГБ? Или здесь решающим было слово тех, кто подчиняется напрямую генсеку? Вряд ли бессмертный вождь стал бы отдавать потенциальным конкурентам столь мощный инструмент. Вот бы выяснить, кто за меня заступился…
— И внушение дало результаты? — осторожно поинтересовался я.
— Когда речь идёт о национальной безопасности, результат достигается без вариантов, — отчеканил подполковник. — Алайскому может не нравиться происходящее, но против силовых структур он пойти не сможет.
— Он откажется от мести? — я не мог поверить собственным ушам.
Вот только Кривошеев излучал спокойствие и уверенность, он говорил правду.
— Ты, Владлен, ещё молод. И не понимаешь простых вещей, — голос товарища подполковника сделался покровительственным. Ну да, я же для него просто пацан, как ни крути. — Принципы управления советским государством остаются неизменными всегда. Превыше всего — коллектив. А коллектив создал рычаги влияния даже на представителей номенклатурной… хм… элиты. Если можно так выразиться. Ситуация такова: нам необходимо противостоять нависшей над людьми угрозе, и для этого нам нужен один хороший парень по фамилии Громов. И этот парень нужен живым. Так что… я запустил кое-какие механизмы, связался с правильными, идейными товарищами. И на самом верху было принято решение прижать Алайского. Больше тебе бояться нечего.
Я потрясённо молчал.
Подполковник верил в сказанное, и у меня не было причин сомневаться в его словах. Такие люди пустыми обещаниями не разбрасываются. Вот только сомневаюсь, что Алайский забудет про смерть дочери. Затаится, будет ждать, когда я оступлюсь. И нанесёт удар через несколько месяцев. А, возможно, лет.
Кривошеев словно прочитал мои мысли.
— Ситуация складывается в твою пользу, Громов. В моменте, — последнее слово Кривошеев подчеркнул. — Потому что достигнуты договорённости между двумя Великими Родами. Ты приносишь пользу — получаешь гарантии безопасности. Ошибёшься, не оправдаешь ожиданий… пеняй на себя. За пределами нашей организации станешь лёгкой добычей.
Вот оно что. Меня связывают.
Комитет использует мою проблему в собственных интересах, чтобы что? Допустим, это часть извечной игры, конкуренция между управлениями и отделами. Но подполковник ставит вопрос шире, ведёт речь об уходе из организации. А куда я могу перейти? В армию?
И тут меня посетила неприятная догадка.
Не исключено, что выдвинувшиеся из среды номенклатурщиков Великие Рода имеют собственные ресурсы, замаскированные под какие-нибудь особые отделы или ведомства. Но структуры эти служат не столько советскому народу, сколько своим непосредственным хозяевам.
Впрочем, это лишь мои предположения.
— Я вас услышал, Эдуард Николаевич, — осторожно произнёс я.
Лучших решений всё равно нет. Выиграть время не так уж мало.
— А раз услышал, — весомо заявил подполковник, — то можешь расслабиться и думать о деле. Мы обеспечим тебе прикрытие, ты возьмёшь на себя отдельное направление в рамках Проекта 786. Вопрос на стадии согласования, но я в исходе не сомневаюсь.
— Замечательная новость, — искренне обрадовался я.
— И за семью не переживай, — добавил Кривошеев. — Они тоже под защитой. Поживут ещё недельку-другую сам знаешь где, а потом смогут вернуться в свою квартиру, к привычным делам. Безопасность я гарантирую.
— Спасибо, Эдуард Николаевич.
— Отблагодаришь службой Отечеству, — добродушно усмехнулся Кривошеев. — Сейчас твоим непосредственным начальником продолжает оставаться Виктор Викторович. Чуть позже узнаешь детали. Майор Соколова будет отвечать за твою подготовку здесь. Мы её уже вызвали, так что жди подробного инструктажа. Кстати, тебя не удивило, что мы сидим здесь, у наркома отдела пропаганды?
— Удивило, — честно признался я.
— Тогда вам слово, Никанор Ильич, — подполковник повернулся к наркому.
— В общем так, Громов, — Раменский подался вперёд. — Через недельку в Королёве состоится торжественное открытие ультрасовременного Дома пионеров. Учреждение важное, потому что в нём будут кружки по наиболее перспективным отраслям знаний. Робототехника, управление погодой, основы атомной энергетики. Список огромный.
Я напряг память.
В моём мире Королёв располагался в Подмосковье. Крупнейший российский наукоград, больше двухсот тысяч населения. Здесь, как я подозреваю, город тоже облюбовали научники.
— Надо задвинуть речь, там уже всё написали, — устало произнёс Раменский. — Коротко, без лишнего морализаторства. Программа и так затянутая получилась.
— Можно вопрос?
Нарком пропаганды наградил меня тяжёлым взглядом.
— Задавай.
Я бросил взгляд на Кривошеева.
И спросил в лоб:
— Зачем мне сейчас светиться перед камерами, если всё смещается в сторону… Проекта 786? За мной охотились не только Алайские. Думаю, товарищ Соколова доложила и о других инцидентах.