Потом быстро взглянула на меня.
— Может, зайдешь? — спросила она и тут же торопливо добавила: — Не бойся... Напою тебя только хорошим чаем. Сама делаю чайные смеси.
Я понял, почему она так торопливо предупредила меня, чтобы я ничего не боялся. И испугался, что она может ложно истолковать мой отказ.
— Опоздаю на электричку,— сказал я.— С радостью бы, но уйдет поезд.
— Прости! — искренне воскликнула Тоня.— Совсем забыла, что тебе еще в Крутогорск добираться. Вот дурная голова! А можно я тебя провожу? — вдруг попросила она.
Как-то беззащитно робко прозвучала ее просьба.
— Провожай... Не побоишься одна возвращаться?
— Да ведь я всегда одна. Сколько до поезда? Бежать не надо? Запас времени был. В теплом мраке мы медленно шли гулкими длинными улицами через весь город к вокзалу. Торопливо пробегали последние трамваи и троллейбусы. Изредка проносились легковые машины. Кое-где в домах еще светились окна. Город тихо и спокойно отходил ко сну. Тоня опиралась на мою руку и послушно следовала каждому моему шагу.
Воспоминание о той ночной прогулке до сих пор живет во мне. Пахло асфальтом, какими-то цветами, особенно сиренью. Улицы казались строгими и таинственными. Редкие прохожие попадались нам, одни торопливо шагали, другие, как мы, тихонечко брели.
Я подумал тогда, что прогулка эта давала мне право на новые встречи с Тоней. Так мне казалось. Ведь не случайно же Тоня пошла меня провожать.
— Хочешь, приеду завтра или послезавтра,— предложил я.— Проведем вместе время. Можем даже за город закатиться.
Тоня молчала.
— Ну? — напомнил я.
— Нет,— сказала она решительно.— Не надо. Такой категорический отказ удивил и даже задел.
— Почему?
— Не надо.
— Но почему?
— Вспомнила, что буду занята,— сухо сказала Тоня.— Не надо сейчас об этом. Может, как-нибудь в другой раз,— неопределенно пообещала она.
Тоня поднялась со мной по каменным ступеням на платформу, где стоял состав электрички. Пассажиров почти не было, хотя мы пришли за несколько минут до отправления.
— Спасибо за театр,— опять напомнила Тоня и крепко стиснула руку.
Я поднялся на площадку вагона. Фонари уже не горели. Тоня одна стояла на пустынной темной платформе. Я не видел ее лица, только угадывал его. Она впервые была с мужчиной в театре, а меня впервые провожала женщина на поезд. Почему-то это трогало и словно чем-то соединяло нас.
«Возможно ли, что сегодняшний вечер имеет для нее какое-то значение?— с надеждой подумал я.— А если так, то почему она отказалась от новой встречи?»
Электричка плавно тронулась. Тоня, все еще стоя на месте, подняла руку и помахала мне.
Она показалась очень одинокой.
13
Дверь ночью открыла Ленка, полуодетая, явно сильно встревоженная. Она объяснила, что решила не ложиться и дождаться меня. Очень нужно поговорить.
Меня ждала неожиданная новость.
Приехал Борис.
Вопреки обыкновению, Ленка собрала мне ужин; она сгорала от желания поскорее выложить последние новости. Оказывается, Борис, приехав в город, поселился не в нашем доме, что казалось обязательным, не у тети Нади, а в заводской гостинице.
— Почему? — удивился я.
— Не знаю... Пробыл у нас всего часа два. О чем-то поговорил с тетей Надей и отцом. А потом сразу ушел в гостиницу. Не знаю: сам так захотел, или тетя Надя решила. Спрашивала — никто толком не отвечает.
— С Борисом ты разговаривала?
— Всего несколько слов.
— Что же?
— Улыбается... Попросил не влезать в дела старших.— Ленка возмущенно фыркнула.— Уверял, что все будет хорошо для него и тети Нади. Они должны сначала сами, без вмешательства лишних, кое в чем разобраться.
— В чем?
— Это же самое главное. Неужели ничего не понимаешь?
— Объясни дураку.
— Да Николай Иванович... Ничего другого не знаю.
— Что же будет?
— Поди, угадай.— Ленка горестно вздохнула.— Ты, почему так поздно? Ваш автобус прошел вовремя. Видела тебя на площади. Где-нибудь в кафе сидел?
— Дела, дела, Лена,— отговорился я, встревоженный, как и Ленка, тем, что Борис не остановился в нашем доме. Я и не представлял, что так глубоко их отчуждение.
Утром я проснулся позже обычного времени. В доме никого не было, все ушли на работу, не потревожив меня. Я быстро собрался и, даже не завтракая, помчался в заводскую гостиницу. Хотелось поскорее увидеть Бориса и от него услышать, что произошло дома.
К счастью, Борис оказался в номере. Но, похоже, собирался уходить. Стоя спиной к двери, он укладывал в портфель бумаги. Обернулся на мой голос и быстро пошел навстречу.
— Хорош! — довольно воскликнул Борис.— Как вытянулся! Гигант! Ну, здравствуй, братушка мой! Молодец, что пришел. Очень хотел тебя видеть.
Мы крепко обнялись и расцеловались.
Выглядел Борис великолепно. Он по-мужски всегда был заметен. Теперь же в нем появился особый столичный лоск. Аккуратно подстрижен, великолепная сорочка с твердым крахмальным воротничком, тщательно повязанный галстук под цвет коричневого с искоркой хорошо пошитого костюма, яркие, явно импортного происхождения носки, узконосые, начищенные до зеркального блеска полуботинки. Даже ногти не просто подстрижены, а обработаны и покрыты светлым лаком. Словом, все было тщательно, до последней мелочи продумано. Заметно, что это делалось Борисом не на выход, а так он одевается всегда.
Оборачиваясь и продолжая разглядывать меня, Борис достал из шкафа французский коньяк в большой бутылке, похожей на тыкву, в соломенном футляре, тарелку с тонко нарезанными ломтиками лимона, конечно, как и коньяк, привезенного с собой из Москвы, и яблоки.
— Выпьем, братуха, ради встречи? Не подумай дурного, обычно с утра не пью. Только ради встречи с тобой. Не торопишься? Уделишь мне часок?
— Свободен... Прежде ответь, почему остановился в гостинице? Разве дома нет места?
Он поморщился.
— Сначала выпьем,— уклонился от ответа Борис.— Успеем поговорить. Да и разговор может оказаться затяжным. Так давно не виделись.
Мы выпили. Борис вкусно облизнул сочные губы и с хрустом начал грызть яблоко. Зубы у него плотные, один к одному, как клавиши рояля. Только один клык посверкивал золотой коронкой.
— Прежде всего, скажи, как живешь? — обратился Борис.— Ничего не знаю о тебе. Ты ж не считал нужным писать мне из армии. Я думал, что ты еще на севере. Только вчера узнал — прибыл домой.
— Ну, Борька,— запротестовал я.— Ты тоже не больно баловал письмами. Вспомни-ка... Вроде только отписывался.
— Виноват, конечно, перед тобой. Но на каждое твое письмо старался ответить. Хотя, если честно, времени порой сильно недоставало. Не знаешь, наверное, что готовился к защите кандидатской. Исполнял обязанности заведующего сектором в институте. Профессорскую должность занимал. Так что извини за невольную краткость моих посланий.
— Защитил?
— Нет, но теперь уж недолго,— небрежно, словно о деле самом пустяковом, сказал Борис.— Ну, а ты? Как же ты устроил свою жизнь?
Бориса крайне удивило, что я вожу автобусы. Он сделал большие глаза и недоуменно пожал плечами.
— Не понимаю такой блажи... Тебе же учиться надо! Не могут какой-нибудь легкой халтурки на заводе устроить? Надежда ведь могла бы взять тебя, например, младшим научным сотрудником? Это так просто для нее. Кое-какое техническое образование у тебя есть. От младшего научного сотрудника многого не требуется. Любой десятиклассник запросто справится.
Его слова о легкой халтурке на заводе меня слегка покоробили. Не стоило брату так говорить.
— Не собираюсь в науку, Борис,— бросил я.
— При чем тут наука, дурень? — Он даже снисходительно рассмеялся.— Наука! Скажет же... Тебе надо жить. Просто по-человечески жить. После службы в армии, да еще в таких тяжелых северных условиях, ты имеешь полное право на приличный прожиточный минимум. Разве не так? Ну, потерпи... Вот осмотрюсь у вас и подберу для тебя подходящее местечко,— уверенно пообещал Борис и сочувственно похлопал меня по плечу.
Он прошелся легким шагом по комнате, налил еще по рюмке коньяку, развалился на диване, закинув, нога на ногу, и покачал головой.
— Утром прошелся по Крутогорску. Каким провинциальным был, таким и остался. Ничуть с тех пор не изменился, хотя и настроили новые дома.
— Заводской город, рабочий. Столицей он никогда и не станет,— подтвердил я очевидную истину.
— Верно,— подхватил мои слова Борис.— Столицей он никогда не станет. Надежда этого не понимала и продолжает, к несчастью, не понимать. Ты знаешь основу наших разногласий? — Я кивнул, хотя подозревал, что мне известна самая малость. — Давно убеждал Надю, что здесь нам с ней никогда не пробиться, толку от наших усилий не будет. Наукой по-настоящему можно заниматься только там, где есть для этого возможности.— Он показал в какую-то неопределенную даль. Это могло означать западное направление — Москву. — Я хочу убедить Надю переехать ко мне. Пора нам, наконец, быть вместе. У нас вырос сын. Так дальше нельзя.
— Это правильно! — горячо поддержал я брата.— Но почему ты в гостинице? — напомнил я.
— Надина блажь,— небрежно ответил Борис.— Она считает, что очень отвыкла от меня и должна привыкать заново. Смешно? Правда? Женские причуды.
Тут Борис явно слукавил. В действительности он ничего смешного в этом не видел. Он нахмурился было, но тут же бодро встряхнул головой, поднялся с дивана, налил еще по рюмке, и мы, молча опять выпили.
— Скажи, что такое Николай Иванович? — после паузы, глядя на меня в упор, спросил Борис. Он даже наклонился в мою сторону, ожидая ответа.
— Что ты хочешь знать? — уклончиво спросил я, застигнутый врасплох этим вопросом.
— Все, что мне следует знать,— с упором на «мне» сказал Борис — Слушаю...
— Работает с тетей Надей. Бывает часто в нашем доме. Я его плохо знаю, но, по-моему, у них хорошие отношения.
— Как далеко заходят у них хорошие отношения? Вопрос резанул меня.
— Об этом, Борька, тебе лучше с тетей Надей поговорить.