Кто-то робко сказал:
— Но ведь и они тоже погибли бы... Не нарочно, чай.
Тип окрысился:
— Не беспокойтесь! Там разберутся, кто нарочно, а кто ненарочно. А мы обязаны, это наш гражданский долг сообщить куда следует!
И все-таки к нему никто не стал подходить. Пришлось самому бегать от одного пассажира к другому. И те неохотно, словно стесняясь его и себя, отвечали на решительные и резкие вопросы: «Фамилия? Имя-отчество? Чем занимаетесь?»
Баба, набросившаяся на нас вначале, сообщив о себе все, что ему требовалось, тихо, но внятно произнесла вдруг:
— Вот зануда-то, прости господи! Как слепень...
Тип, отошедший уже было от нее, круто повернулся:
— Что-о?! Я вам покажу, как оскорблять меня. Не собираетесь ли вы покрывать этих преступников?
Баба воинственно скрестила руки под могучей грудью:
— Уж ты покажешь! Ты уж показал! Иди, иди, строчи свое! Не видишь, что ли, они и сами не рады! На парне, вон, лица нет! Покажешь! Я тебе сама покажу!
Высокий, бородатый спокойно добавил:
— Записать нас вы, конечно, запишите. Но на суде, если придется, мы на них валить все не станем. Тут надо разобраться.
Все молчали. Тип несколько сник, но все-таки переписал всех.
Дело обстояло, однако, достаточно серьезно. Надо было вызывать работников автобазы и составлять на месте акт происшествия. Пассажиры уразумели, что автобус дальше пойдет нескоро и потянулись с вещами к селу, до которого оставалось километра три.
С ними отправился и Голубев. Оттуда он мог связаться по телефону с автобазой и сообщить о нашей беде.
Мы остались с Тоней.
Волнение несколько улеглось.
Я разостлал на траве два кресельных чехла, скинул рубашку и растянулся под припекающим солнцем. Тоня присела рядом, потом прилегла.
— Очень испугался? — спросила она.
— Порядочно,— признался я.— Ведь махина... Легко отделались.
По шоссе к автобусу подъехали на велосипедах трое мальчишек и девчонка. Они сразу поняли, что случилась беда. Оглянулись встревоженно и увидели нас. О чем-то быстро посовещались и направились в нашу сторону.
Всем им было лет по двенадцати-четырнадцати. Симпатичные, загорелые мордашки их были серьезными.
— Здравствуйте! — хором, вразнобой, поздоровались они.
— Здорово! — нарочито грубовато отозвался я.— Туристы? Следопыты?
— Да нет,— ответил самый высокий и, как видно, признанный ими вожак.— Сами по себе. Каникулы у нас.
— Дикари, значит,— определил я.
Ребятишки заулыбались. Видимо, такая категория путешественников им была знакома.
— Какие же мы дикари,— возразил все тот же высокий, Володя, как мы узнали немного позже.— Мы — здешние... Из Больших Оврагов мы.
— Присаживайтесь,— пригласил я и пошутил: — «Беломор» курите?
Шутка не нашла поддержки.
— Как же автобус не упал? — спросил Володя.
— Знаете, бывает такое,— сказал я.— О летчиках читали? Об испытателях? У них и пострашнее случается. Скорости ведь у летчиков просто сумасшедшие. Недавно писали, как испытатель садился на одно колесо. И сумел сесть! Машину не побил. Вот так!
— Значит, у вас тоже все благополучно? — спросил Володя.
— Вполне.
— Никакой помощи не надо?
— Чем вы можете помочь? Диск новый не достанете. А другой помощи не требуется.
Однако Тоню предложение дружеской выручки заинтересовало.
За несколько минут она выяснила, где тут поблизости имеется магазин, что в нем можно купить, смогут ли ребята достать кастрюлю и сковородку. Оказалось, что магазин в деревне Большие Овраги имеется, продуктов в нем навалом, посуды они достанут сколько нам угодно.
— Ребятки! — ласково попросила Тоня.— Все это нам как раз и нужно. Привезете?
Они радостно согласились. Мы им дали деньги и подробно перечислили все, что может понадобиться.
— Накормлю тебя обедом,— воодушевленно сказала Тоня, когда наши велосипедисты резво рванули под гору.— Вкусным хорошим обедом на свежем воздухе!
Она придвинулась ко мне, затаенно улыбаясь. Я видел близко ее синие, такие любимые глаза. Щекой она прижалась к моей ладони и затихла. Потом приподнялась, поцеловала мою ладонь и опять улеглась в ней щекой.
— Сердился вчера в кафе? — спросила Тоня.
— Ничуть...— Я даже удивился вопросу.— Совершенно... Только странно, что ты не позволила проводить себя до вагона.
— Не хотела, чтобы тебя видели со мной.
— Так и знал... Но ведь все равно нас видели в поезде — те бабки!
— Мало ли. Могли случайно оказаться с тобой в одном вагоне. А тут... В общем, в кафе я пошла без всякого желания... Да и боялась, что увлекусь и выпью лишнего.
— Ты можешь? — спросил я неуверенно.
— Еще как,— грустно сказала Тоня.— Ты же видел однажды.
Показались наши велосипедисты. Они привезли все, что мы у них просили, и собрались тут же покинуть нас. Но Тоня их не отпустила.
— Нет, нет! Вы не бросайте нас! Мы сейчас вроде потерпевших крушение! Костер, думаете, без вас разведем? Давайте все вместе, а?
Ребята, чувствовавшие себя, видно, немного смущенно, отвели к сторонке велосипеды, положили их на траву и остановились около Тони молчаливой группкой.
Она оглядела их весело.
— Ну? Пошли за дровами?
— Тетя! Вон там много сушняку!
— Ага. Прекрасно! Пошли туда!
Они быстро вернулись с охапками сухих веток, смущение их улетучилось. Тоня уже знала каждого по имени, а они называли ее «тетей Тоней».
Голоса их зазвенели весело и успокаивающе. Ничего страшного в мире не произошло. «Все обойдется, все уладится, все еще будет хорошо, даже преотлично!» — подумал я и пошел помогать им.
Тоня действовала, как опытный таежник. Я подумал, что, наверное, ей приходилось попадать и не в такие переплеты. Костер жарко разгорелся. Туго стянув платком волосы, Тоня, раскрасневшаяся от пламени, хлопотала возле двух подвешенных кастрюль, готовя полный обед в полевых условиях. Как хороша она была в эти минуты! Будто и не было ничего страшного в ее прошлой жизни. Будто всю жизнь она вот так же, весело и увлеченно, делала простые человеческие дела: разводила огонь, чистила картошку, готовила еду, посмеивалась ряд ребятами...
Со стороны мы выглядели, наверное, очень живописно: двое взрослых и вокруг шумные и резвые, как воробьи, наши новые друзья.
Ребята совсем освоились. А из кастрюль потянуло вдруг таким вкусным духом! Меня охватил какой-то телячий восторг: и оттого, что Тоня, моя хорошая, такая понятная Тоня, рядом. И оттого, что — солнце, и оттого, что сейчас будет великолепный обед! Я вскочил, схватил в охапку сразу двух мальчишек, повалил их на траву, и началась борьба!
Третий, видя, как они, не сдаваясь, молотят меня своими кулачишками, упал, хохоча, рядом и задрыгал ногами в восторге. В воздухе так и мелькали его черные пятки.
А Тоня, глядя на нас, обняла Галю за плечи и тоже принялась смеяться, да так заливисто и звонко, будто ей самой было не больше четырнадцати.
Вдруг третий мальчишка перестал дрыгать ногами, вскочил и закричал:
— Вон ваш дядька идет!
Возвращался Голубев. Вид у него был усталый, разбитый. По такой жаре отшагал шесть километров.
— Скоро приедут,— сказал он, подойдя и вытирая потный лоб.
В авоське у него болтались три консервных банки. Он отдал их Тоне и вдруг глянул на костер и потянул носом.
— Ох, и молодцы же вы! Вот это, как говорится, сюрприз! Время не теряли! — Он с облегчением повалился на траву.— И помощников себе нашли! Ты кто? Как тебя зовут? — сгреб он одного мальчишку и притянул к себе.
— Сенька...
— Сенька,— шутливо-укоризненно сказал Голубев.— Батьку твоего как звать? Ага... Значит, Семен Иванович. А ты — Сенька! Вы же, глянь, какие все здесь молодцы! Сколько делов наворочали!
— Давайте-ка, граждане, обедать! — сказала, вставая, Тоня. Наши деликатные ребятишки опять засобирались домой.
— Нет! Так уж совсем не годится! — закричала Тоня.— Работали вместе, а обедать врозь? Ну-ка, садитесь в кружочек!
Обед наш прошел весело, ели по очереди из двух алюминиевых чашек. Ах, до чего же вкусно было все!
Потом мелюзга, вместе с Тоней, сбегала на ручей, вымыла посуду. Покурив, мы с Голубевым пошли к злополучной машине.
Мальчишки, мучимые любопытством, осторожно и молча поглядывали жадными глазами на мотор.
Тоня о чем-то тихо и оживленно разговаривала с Галей. До смешного круглая, вся в крупных веснушках, мордашка девочки выражала неподдельный восторг. Веснушек у Гали было так много, что коричневые крапинки рассыпались даже на бархатных ушках. Красивая тетя Тоня очень ей нравилась. Когда я оглянулся на них через минуту, девочка сидела, замерев, счастливая и гордая, а Тоня переплетала ей косички.
...Внизу на шоссе показался маленький автобус — наша дорожная ремонтная летучка. Из него выскочили автобусовские ребята.
— Загораете? Ну-ну! И главное — нашли же местечко, где загреметь! — засмеялся бригадир ремонтников.
— Лучше не придумаешь,— проворчал Голубев.
— А поглядите-ка, ребята! — крикнул другой парень.— Они здесь, по-моему, неплохо устроились! Посуда, костер горит! Вот дают!
— Зимовать собрались?
— Обед-то слопали? Хоть бы по черпачку оставили! Поехали обратно! Нечего спасать этих эгоистов!
Вот когда пригодились голубевские консервы!
С машиной провозились часа полтора. Ломали голову, в чем дело. Все вроде, как надо... Конечно, износ машины большой. Могла сказаться усталость металла. Но вроде бы рановато, своего километража еще не набрала.
Наконец, машина была поставлена «на ноги». Мы решили потихоньку добираться на ней под эскортом ремонтного автобуса. Попрощались с ребятами и двинулись. И тут только я вспомнил о Ленкином концерте.
— Ну, все,— сказал я Тоне.— Ленка теперь меня съест. Ни за что не поверит в аварию.
— У моих соседей хороший телевизор,— сказала Тоня.— Можно там посмотреть.
Что ж, выход есть. Не поеду домой. Так и решили.
В городе, по дороге к Тоне, надумали купить на ужин снеди. Остановились возле уличного овощного ларька. Из-за угла вдруг вышли Ленка и Павлик.