Она не отстранилась, но и не сделала ни одного ответного движения.
— Вот! — облегченно сказал я. — Зачем ты все это затеяла? Таким и должен был быть наш разговор вчера. А ты только все запутала. Теперь будешь слушаться меня!
Я отошел от нее, выдвинул из-под кровати чемодан и стал бросать в него ее вещи.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Молчи!..— Я оглянулся.— Что делать с постелью, остальными вещами? — А! Шут с ними! После сообразим.
— И куда? — спросила она.
— У меня же есть дом!
Я защелкнул замки чемодана и потянул Тоню к двери.
— С ума сойти...— пробормотала она.— Я боюсь...
— Дурочка... Все будет хорошо. Сейчас убедишься...
— В худшем? — она весело засмеялась.— В этом у меня опыт достаточный. Даже слишком...
— Идем, идем! — решительно потянул я ее.
Она подчинилась. Однако у самой машины сомнения, видно, снова одолели ее. Она замерла. Слишком все оказалось для нее неожиданным. Шофер, уже спрятавший чемодан в багажник, смотрел на нас с нетерпением.
— Садись...— тихо сказал я ей.
Тоня вздохнула и, нагнувшись, вошла в машину. Я сел рядом, захлопнул дверцу.
Машина миновала предместье, где вырастал новый большой жилой город. Около недостроенных пяти- и девятиэтажных домов торчали высокие ажурные краны. Началось шоссе, блестевшее накатанными полосами, знакомое всеми поворотами, подъемами и спусками. Замелькали деревья, уже начавшие наливаться осенней желтизной.
Тоня молчала, откинувшись к спинке сиденья. Я догадывался, о чем она думала. Я и сам испытывал волнение. Как нас встретят? Тетя Надя отнесется спокойно, это ясно. Отец? Не знаю. Но что может выкинуть Ленка?
Машина продолжала наматывать километры. Я взял Тоню за руку.
— Может быть, мы все-таки поторопились...— мягко сказала она.— Могли пожить и у меня...
Я промолчал, но повеселел.
«Мы»,— сказала она. «Мы поторопились...» Значит, она больше не отделяет себя от меня. А это — главное... Все остальное чепуха, все остальное я выдержу! Посмотрим... Не выйдет дома, устроимся у Константина Григорьевича, на время. Тяжесть, лежавшая на душе, исчезала.
Мои мысли перекинулись к будущему. Брошу водительскую работу и пойду на завод. Все-таки там мое настоящее, место. Потом сдам на вечернее... и дело пойдет. Главное — Тоня рядом. Сынище родится! А может,— дочка... Все равно здорово!
Я привлек к себе Тоню. Она с какой-то неуверенной, грустной улыбкой посмотрела на меня. Как ей хотелось счастья! И как она боялась, что жизнь снова щелкнет ее...
Показались дымы и дома нашего города.
Я загадал, что если Тоня первая откроет калитку нашего дома, то все будет хорошо. Мне даже стало весело от такого тайного сговора с собой.
Я нарочно замешкался, пропуская ее. Но калитка распахнулась перед нами сама. За ней стоял отец.
— Входи, Тоня,— пригласил он, пропуская ее, словно знал, что мы приедем.
Ленка попала навстречу только в доме. Она посторонилась, пропуская нас в коридоре, и сдержанно поклонилась Тоне.
В моей комнате Тоня устало села на диван. Мы вдруг оба почувствовали какую-то неловкость. Она оглянулась, будто хотела увидеть что-то знакомое, сбросить скованность.
— Ну вот... Привыкай к нашей комнате,— сказал я.— Устраивайся, как тебе удобнее.
— Подожди с этим...— попросила Тоня.
Я попытался обнять ее, но она отвела мои руки.
Ясно, что ей тут пока было не по себе. Она сидела, словно гостья, которая в любую минуту может подняться и уйти. Что-то нужно было сделать, чтобы помочь ей почувствовать себя здесь своим человеком! Но что?
Нет, подумал я, все равно не позволю ей уйти отсюда. Может, придется перешагнуть сначала через какие-то препятствия. Но потом все устроится, все обойдется! Может, даже со смехом будем вспоминать вот эти первые наши трудные минуты. Надо подбодрить Тоню, внушить ей чувство уверенности. С неприязнью я вспомнил о Ленке. Не может она себя переломить. Не дорого ей мое чувство...
Я решил произвести разведку.
— Потерпи,— попросил я Тоню.— Сейчас вернусь.
Я вышел из комнаты и постоял в коридоре. Дом молчал, лишь на кухне слышались негромкие голоса.
Ленка и Катя были там. Обе оглянулись на меня.
- Есть хочешь? — спросила Ленка.— Сейчас сядем обедать. Салат готовим. Приглашай Тоню. Что же она там одна?
Мне даже не поверилось. Ленка! Я крепко стиснул ее руку. Она вырвала ее.
— Сломаешь, обормот...
— Ленка,— начал я, не веря, что она согласится.— Позови ее сама. Понимаешь, так будет лучше.
Она заколебалась. Посмотрела на Катю.
— Идем...
И потянула меня за руку.
Она первая вошла в мою комнату.
— Тоня,— сказала она.— Сейчас придет тетя Надя, и мы садимся за стол. Помогите нам на кухне. Можете?
Тоня поднялась.
— Конечно.
Она встала у зеркала и быстрым движением поправила волосы. Оглянулась на меня и вышла.
Мне стало легче. «Молодец Катюха! — с восторгом подумал я. Ясно было, что Ленку обработала она.— Молодец!»
А через несколько минут ко мне заглянул отец.
— Все хорошо? — спросил он.— За столом женщины лучше поймут друг друга. — Отметим? Новый человек входит в наш дом. Сходи-ка за Костей. Не сидеть же ему одному. Да и беспокоится, небось...
Я заглянул в кухню. Катя, держа на весу большой противень, что-то рассказывала, и они, все трое, смеялись, как ни в чем не бывало. Ленка — аж до слез. Незамеченный ими, я осторожно отступил и вышел на улицу.
Хотелось петь. Нет, не будет сначала просто! Ну и что ж! Перемелется!... Главное сделано. Главное — сделано... Нет, жизнь не карусель. Это Борька врет... Карусель сами себе устраивают такие, как он. Я предпочитаю дороги попрямее. Прямее, прямее! — пелось у меня в душе. Мы пойдем с Тоней прямыми дорогами. С Тоней и с сыном. А может, с дочерью? Может, и с дочерью! Все равно хорошо. Прямо, по жизни. Вон нас сколько Витязевых! Разве с такими пропадешь?
...Я почти бежал. Мелькали дома и сады, знакомые с детства, светило солнце над моим городом, над всем миром.
Конец.