Принято считать, что Распутин прервал свое писательское молчание в 1994 году. Но точно ли прервал? Может, он так и остался публицистом, спустился в наш цех, в трюм, а вылезти наверх уж не стало сил? Или «он вышел на палубу – палубы нет»? Это я про первый рассказ из цикла «О Сене Позднякове». Деревня пришла в упадок, Сеня запил, потом проспался и придумал ехать в Москву – сражаться против неправильного ТВ, которое во всем виновато. (ТВ вместо яиц, оно тоже, значит, мешает. Кто у нас командует телевидением – ЦРУ или все-таки Сурков?) И нету у него других забот. В самом деле, идти работать – это как-то тупо и бездуховно. Пусть таджики пашут или киргизы, – кто у нас еще на стройках?
Бля, чего я лезу спорить? Искать виноватых? Нет, я не про то. Мне просто обидно, что главный писатель-патриот не может мне, человеку доброжелательному и сочувствующему, готовому слушать, объяснить что к чему. Что ж про остальных тогда говорить? Про злых и насмешливых?
Дальше – больше: рассказ «В ту же землю» (1995). Некая измученная жизнью тетка, не имея денег на похороны матери, закапывает старуху в лесу, тайком, ночью. Чернуха, безнадега, прочел – и хочется напиться. Внутри рассказа попытка вроде как объяснения: «Я тебе скажу, чем они нас взяли… Подлостью, бесстыдством, каинством. Против этого оружия нет». И правда, нету против этого оружия… у малых неразумных детей. Которые не видели еще взрослой жизни. Но я-то думал, что мы про взрослых говорим…
Потом была нашумевшая – в узких, правда, кругах – повесть «Дочь Ивана, мать Ивана» (кажется, 2004). Мать убивает насильника своей дочери прямо в зале суда. Он – кавказец. Некоторые потом упрекали писателя, что он сгустил краски, уж прям так надо было кавказца придумывать! Ан нет – писатель, по примеру своего коллеги Достоевского, взял фабулу из газет. Это реальный случай, весь Иркутск гудел! И чем тут крыть? Что с этим делать? Не знаю, откуда ж мне знать. Но литературки в этой повести, по мне, так не слишком много. Это как статья в оппозиционной газете. Человек сел решать задачу… С виду – вроде честно искал решение. А по сути – подгонял под ответ в конце задачника. И он это знает да и не скрывает от нас, и мы это видим, но молчим, из вежливости ли, от неловкости ли или еще чего. Мы не в своей тарелке, – а он-то, он? С его-то деревенским чутьем? Наверно, остановиться не может…
Даю еще цитату: «Китайцы хитрее, кавказцы наглее, но те и другие ведут себя как хозяева, сознающие свою силу и власть». Если это правда, то что с этой правдой делать? Русским пойти на дно с любимой народной песней «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”»? Или выслать всех инородцев из России, в опломбированных вагонах? Провести этническую чистку, как в Югославии? Раздать кавказцам и китайцам должности менеджеров?
Нет ответа…
Вообще же можно выстроить догадку – отчего ВГ так зациклился на русской национальной теме. Может, это от хорошей порции у него нерусской крови, как это часто бывает в подобных случаях? В лице писателя добрые критики давно уже приметили некую «примесь коренной сибирской породы, этакую тунгуссковатость», и то правда, дед его из туземцев. Это как если бы в Северной Америке он был индейцем; наверно, как-то иначе он бы ощущал штатовский патриотизм, и праздники б не как белые праздновал бы. Чем бы занимался? Требовал бы прикрыть резервации? Поди знай.
Пришли злые белые люди, споили туземцев огненной водой и за стеклянные бусы забрали у них землю. У туземцев не хватило ни воли, ни ума этому воспротивиться. Они облажались, они всё потеряли, – несмотря на всю свою духовность, несмотря на великих предков, несмотря на то что они великий и терпеливый народ. Это так – и что, отдавать теперь Манхэттен обратно команчам, а Сибирь – вертать взад якутам и тунгусам? Бред. Что за чувство клокочет в груди ВГ? Гнев русских – против кого? Кавказцев и китайцев он не напрямую называет виновниками всех бед, а только косвенно, говоря об их высоких боевых качествах, в противовес русским. Русские обижены (не хочу тут даже думать о тюремном значении этого слова) – кем конкретно, когда? Непонятно. Так, может, это в сердце ВГ, тунгуса, стучит пепел его предков, у которых белые отняли всё? И он не только не может сказать об этом прямо, может, он этого и высказать не может, и понять это ему невозможно? Кому эта мысль кажется слишком надуманной, тот пусть ответит себе на простой вопрос: может ли полкукровка слушать голос только одной половины своей крови, в ущерб второй, способен ли он быть тут непротиворечивым? По мне (да и, пардон, по статистике тоже), так русский – это прежде всего житель города, но уж никак не затерянной в тайге деревни. Это городской человек, который скорей уж в Нью-Йорке выживет (и тут статистика на моей стороне), чем в лесу или на хуторе (вспомните про Лыковых и их таежный тупик).
Вообще эта тунгуссковатость, ну или как там еще ее назвать, очень важна в русской культуре. Я не раз уже про это писал, вскользь. В России такие вот метисные лица, полурусские-полуазиатские, с моноголоидным прищуром и белой кожей, со скулами, но и с голубыми или серыми, русскими водочными, бесцветными глазами – они на каждом шагу, и их обладатели необычайно заметны в метро, в истории, в культуре. Это Лев Толстой, Достоевский, Шукшин (тоже сибиряк кстати), Слава Курицын (с Урала), Сельянов, Пелевин (!), Баширов. Само собой, Вампилов, товарищ ВГ. Это кто сразу приходит на ум. Наверно, такие люди имеют больше шансов понять Россию, которая не вся же подмосковная и есенинская, вон же еще Сибирь огромная, которую отнимали у монголоидов наши предки казаки-разбойники с Ермаком во главе. Какой-нибудь чисто русак спокойно живет себе в Москве или, хуже того, в Штатах и пишет безмятежно книжки, – а наш метис все бросил и кинулся на амбразуру… Кровь его гонит, нету у него важней задачи, чем показать, что он больший русский патриот, чем прочие. Как к этому ни относись, а сделать с этим ничего нельзя.
Эта его тунгуссковатость – почему нет – может идти от того, что называли тунгусским метеоритом, во всяком случае там был какой-то планетарных масштабов выброс энергии, и часть ее, гляди, перепала нашему байкальскому пророку…
– У меня такое ощущение, что нашу страну кто-то целенаправленно разваливает. Так, как это было тогда, когда развалили и уничтожили Советский Союз. И сейчас появились люди, которые отрабатывают чей-то заказ по уничтожению российского народа, выпуская одиозные книги, газеты, обрабатывая население через радио. Сейчас идет нашествие на нашу страну. Я говорю не об иноземном нашествии. Я говорю о духовном нашествии, – жалуется ВГ. Или, как говорят его недруги, кликушествует.
Тут напрашивается цитата из другого классика все той же русской литературы – Пелевина, тоже не чуждого тунгуссковатости. Помните, он тоже говорил о том, что антирусский заговор есть, – правда, участие в нем принимает все взрослое население страны…
Потом был кошмар: погибла дочь ВГ. 9 июля 2006 года. Помните, она полетела в Иркутск, к отцу, самолет уже сел – но, не затормозив, докатился до бетонного ограждения, пробил его и врезался в гаражи. Начался пожар, погибло 125 человек.
Это страшно, это ужасно. ВГ, как АА (Ахматова), хотел быть со своим народом, он был там, где его народ, к несчастью, был. У Ахматовой сын сидел, у Распутина – ребенком умер сын, и вот теперь взрослая дочь погибла. Он, кажется, разделил со своим народом и эту муку тоже; сколько уж русские теряли детей! У кого сын на войне погиб, или от водки, или – не знаю – в Беслане…
Мария закончила Московскую консерваторию по двум специальностям, как музыковед и органист. Защитила диссертацию по церковнославянской музыке. Вышла замуж за священника, семья собиралась уехать в дальний приход, но все-таки они остались в Москве. Откуда Мария и полетела на родину на побывку…
Журналист Кожемяко (из газеты «Правда»), с которым ВГ много лет ведет откровенные беседы, для печати, на правах старого друга, безжалостно спросил осиротевшего отца – как он теперь? Тот ответил:
– Как? Да разве сказать – как? Если бы я как писатель поставил своих героев в те же самые обстоятельства, в каких оказались мы, я не смог бы и в сотой, тысячной доле передать всё, что пришлось и придется еще пережить. И я не имею права говорить только о своем, о нашем семейном горе: 125 человек заживо сгорели в то раннее утро 9 июля. Попробуйте не представлять себе, как это происходило, попробуйте не гореть вместе с ними. В нас выгорело многое, и мы теперь совсем иные, чем были до этого страшного рубежа.
Само собой. Он сказал еще тогда:
– О времена! О нравы! Мало того что убили – все равно, конструкторской ли ошибкой или протаскиванием несовершенных машин на рынок, – так еще убийц решили искать среди потерпевших! А что машина была неисправна и что было рискованно поднимать ее в воздух – об этом ни гугу. Вина компании «Сибирь» больше, страшнее, чем остальных, как говорится, фигурантов этой трагедии. Это даже и не вина, а преступление, неслучайно она теперь спряталась за шифровку S-7, с которой взятки гладки… Выгода – вот что сегодня правит миром и что явилось главной причиной иркутской катастрофы. Большие деньги. А нам – большие слезы. Надо ли заботиться о своих соотечественниках в воздухе, если они миллионами мрут на земле?
Сказал – и после этого в Москву уже не полетел. Поездом поехал. Понятное дело…
Русский писатель и вера: как без этого? Советский, хоть и беспартийный писатель Распутин окрестился в 1980 году, раньше очень и очень многих. Если это можно поставить ему в заслугу. Хотя немного и странно, что его не окрестили в деревне, – из-за того что в поселке родился, что ли, и там было все иначе, не по-хрисьянски? Сделал он это не просто так, но со значением, и рассказал:
«К этому времени осознал окончательно: быть русским – значит, быть православным. Мы много тогда ездили по России – по монастырям, полям битв, былым писательским усадьбам. Мы – это Владимир Крупин, известный прозаик, ученый Фатей Шипунов и кинорежиссеры