ВПЗР: Великие писатели Земли Русской — страница 108 из 152

Это, кажется, намек на «Дочь Ивана, мать Ивана», откуда некоторые вычитали мысль про кавказцев, которые типа во всем виноваты. И ведь точно это были русские – сволочь, которая жестоко избила писателя. Страшно даже думать про то, какие мысли терзали тогда старика ВГ… Не приведи Господь. Вот захотел человек быть всегда и во всем со своим народом, и так и стал жить, и живет. Далеко не каждый это сумеет, редкий человек на такое отважится, я тут про наш народ, близость к которому не сказать чтоб сладка и приятна. Русские, кто может, у кого есть хоть какие-то деньги, от народа отгораживаются если не охраной, то уж заборами или железными дверьми, двустволками и овчарками, и эти «друзья человека» делают страну похожей на лагерь… Нету у людей столько сил, чтоб жить посреди своего народа голым и безоружным. А у кого есть, те уж нам кажутся пророками, и героями, и жертвами. И отшельниками: среди народа как-то одиноко. Но ВГ сделал в жизни такой вот геройский выбор. Как тут не снять перед человеком шляпу? Притом что про народ он знает поболе, чем мы, прямо скажем…

Ответы

Ну так что ж делать? Кто виноват и как исправить положение? Возможно ли вообще? По разным публикациям, по статьям и манифестам я как по сусекам собирал ответы классика. Он от них не уходил, давал, уж какие есть. Вот пожалуйте.

«Деревня, в сущности, уничтожена. Все, что осталось от нее, – скорбные остатки былого», – сказал он.

Что делать? Помогать, стало быть – вот как он добился открытия в родной деревне школы. Сделал человек доброе дело, реально помог людям. Это одна история. Но мне мало такого ответа. Я не знаю, зачем России нужны деревни. Поездил я по миру и могу сказать, что деревни есть – кроме нас – еще разве что в Азии и в Африке. Наверно, и в Латинской Америке отыщутся. (А в странах, где Россия покупает продовольствие, – деревень нету уж лет четыреста как.) Я вам расскажу, что такое деревня. Это место компактного проживания нищих, у которых даже на машину денег нет. Не говоря уж про инвестиции. И деревни России не нужны. Мысль об этом пришла мне в голову во время путешествия по Штатам. Я проехал тыщи миль по Канзасу, Арканзасу, Оклахоме и прочим сельхозрегионам, я смотрел из окна на ухоженные поля, огороженные и обработанные, на бескрайние пастбища и удивлялся – что ж людей-то не видно? Деревень что-то нету, неоткуда взяться, значит, духовности. Только изредка мелькал заселенный людьми островок: жилой дом, сарай, амбар какой-нибудь, ангар, пара пикапов припаркована, трактор с косилкой, комбайн в сторонке – и всё! Следующая ферма мелькнет через много миль. Как же они справляются с тыщами гектаров? А так! На технике, ну или сезонников наймут. Как они живут? Почему школу не открывают при каждой ферме? Как в Аталанке? Где магазин, клуб? Нету ничего. Небось, в колхозе и то лучше, чем так на выселках маяться, – жду я ответ почвенника. А если серьезно, то все дома, где есть дети школьного возраста, закреплены за школьными округами, и учеников по утрам собирает школьный автобус – а вечером развозит по домам. Бесплатно. За покупками фермеры ездят в ближайший городок на машине, и забивают холодильник с морозильником на неделю. Там же и кинотеатр, и, кстати, храм, парковка перед которым забита воскресными утрами.

А что бы согнать фермеров в одно место, позабирать у них машины и отнять право решать, что сеять и где пахать, да поставить над ними партийного придурка, который будет гнать их на барщину? Чтоб зажили как люди, чтоб приобщились к истинной духовности, перестали гнаться за длинным долларом…

И еще насчет русской деревни. В какой-то газете я наткнулся на текст про вернувшихся из-за границы наших староверов. Они захотели в деревню (!), им предложили пойти скотниками в сельхозпредприятие, на зарплату в 3000 рублей. Те возмутились: что, батраками работать, да за копейки?! Как им посмели такое предложить? А наши «деревенщики» этого не осознают, не понимают, что происходит.

Я думаю, ВГ совершенно прав, что сам в деревне не прозябает, а живет на три дома – Москва, значит, зимой, а лето – это Иркутск, ну и еще дача. Так-то оно лучше; а в деревню можно заехать на пару дней – и домой, жить по-людски.

Не нужна русским людям деревня. Они ж не дикари какие. Хватит имитировать Африку, это наш позор – деревенские беззубые бабки в платках. Постаревшие в сорок. По мне, так лучше б они накрашенные с фарфоровыми зубами прогуливались по Риму, вылезши из туристических автобусов – как это делают их американские сверстницы, а то и вовсе 70-летние бабушки.

Не могу не процитировать тут откровенные слова ВГ о важном проявлении русского комплекса неполноценности, о страшном грехе провинциализма (это мое определение), которым страдает народ и из-за которого он теряет, и зевает, и опаздывает, начал он про язык, но это же про всю нашу жизнь:

«Тот язык, которым пишу, он во многом от моей бабушки, она так говорила. Сидеть бы да записывать ее удивительные рассказы, жаль, в те времена у меня не было звукозаписывающей техники. Но я и без того многое запомнил, и когда пришло время писать, воспользовался бабушкиным языком. Правда, поначалу я стеснялся его. Ну как же! В город приехал, университет закончил, французских и американских литераторов читал, а тут какой-то деревенский язык! Потом у Шукшина прочитал, что он тоже, когда поступил во ВГИК, стыдился своего языка. Понять нас можно. Мы-то из деревенского языка как бы выбрались и оставили его в той, прежней жизни. Потом я осознал, какое это богатство, как повезло и Астафьеву, и Абрамову, и Носову, и Белову. Помню, с каким удивлением читал их прозу. Оказывается, можно так писать».

Как это все важно, убийственно важно. Все люди как люди, а наши стесняются, топчутся в углу, робеют и снимают шляпу перед различными французами… Что с этим делать? Когда это кончится? Ну ведь Пушкина-то читал ВГ, слыхал про Арину Родионовну? Не знаю, что и думать тут. Отчего русские так разрозненны, не встают друг за друга как, допустим, армяне? ВГ это знает, и легко делится с нами ответом:

«У нас это какая-то национальная болезнь – распри (см. выше про Астафьева. – И. С.). Мы не можем жить дружно, мы не можем делать общее дело, а если делаем, то обязательно с какими-то скандалами, с какими-то подозрениями, разоблачениями и так далее. Вот это тяжело испытывать и наблюдать во всех отношениях. Потому что люди талантливые, люди, достойные уважения… Может быть, это национальная черта, может быть, это болезнь времени – все действительно членится, все делится, все проявляет недоверие друг к другу».

Открытым текстом он сказал нам все. Прямо и ясно. Ну кто, кто в этом виноват? Какие такие кавказцы?! Или евреи? НАТО, может? Нехорошо. Ах, как же это нехорошо… Некрасиво. Неудобно. Но на это классику плевать. Он знает, как все исправить:

«Люди, которые сейчас сознательно работают против России, – ну зачем они нужны? Пусть уезжают куда-нибудь, забирают свое богатство… – После короткой паузы он добавляет пару слов, решительно меняет концепцию, на ходу: – А лучше все-таки их так не отпускать и богатство оставить, потому что оно награблено, взято в России… и на все четыре стороны, а мы уж как-нибудь будем сами. Я бы и Абрамовича включил туда (в список подлежащих ссылке)».

Ну слава богу, все стало понятно. Прочтут антирусские упыри этот рецепт – и сделают по писаному. Да и есть же вокруг примеры для подражания. Куда ни глянь:

«Арабский мир на подъеме сейчас. Это национальный, духовный подъем… – говорит писатель. – Я ни в коем случае не хочу оправдывать то, что произошло в Америке, и то, что происходит в Чечне, – это уже экстремизм, террор, с этим соглашаться нельзя никак. Но арабский мир освободился от положения второстепенного мира, он сейчас заявил о себе… Я не имею в виду ни Иран, ни Ирак, а просто тот лучший дух. Который есть в арабском мире. Эта жертвенность, которой нет сейчас больше ни в каком мире, – эта жертвенность нужна. Не для того, чтобы таранить торговые центры, а для того, чтобы отстоять свою позицию, отстоять свои обычаи, и она потребуется, очевидно. Лишь бы это были здравая жертвенность и здравый подъем».

Где еще ищет положительные примеры ВГ, в каких землях? «Изрядно постаревший Валентин Распутин в интервью сделал открытие: умнее кубанского губернатора человека в России вроде как и не найти», – попрекает его кто-то.

А вот что он к примеру в Уфе рассказывал Рахимову:

«Вы живете здесь и не понимаете, насколько благополучна ваша республика. Насколько она отличается от других обнищавших районов страны. А потому для меня было важно получить признание в Башкортостане».

По мнению Распутина, только в Башкирии могут противостоять злу разложения культуры и нравственности, потому что здесь очень многое делается для поддержания талантливых людей, – написала какая-то газета.

Что еще надо? Где еще, кроме арабских стран и Башкирии, торжествует «духовность»? С кого предлагает брать пример ВГ, с кем еще советует дружить? Пожалуйста: «Лукашенко и Караджич – наша последняя надежда». Неплохо? Неплохо. Но только где тот Караджич… У Батьки дела идут получше, про него ВГ чаще вспоминает: «Почему по чужим заказам, во вред общему нашему делу, надо отталкивать от себя Лукашенко, мужественного и мудрого вождя Беларуси?» Лука, как известно, держится на дешевом русском газе; перейдут на мировые цены – что останется от «Белорусского чуда»?

Неплохой вообще рецепт: пристроиться к некой богатой стране – ну богаче, чем твоя, – и получать от нее льготы, не будем говорить подачки. Чисто по бизнесу – оставим в стороне мораль и совесть – проект неплохой; но насколько он реален? Ну и потом, на ком паразитировать – у Америки, что ли, просить матпомощь? Польша же какая-нибудь нас не вытянет. Но, похоже, от Америки ВГ не возьмет воспомоществование:

«Когда я узнал, что появились молодые люди, которые сжигали книги Сорокина, то очень обрадовался, значит, не у всей молодежи глаза сожжены американским напалмом, значит, есть еще думающие юные россияне».