– Но твое пожелание не является руководством к действию.
– Я это понимаю. Про себя скажу, что я живу тут, я вернулся. Послать детей учиться за границу? У меня не хватит никогда денег на это. Я мечтаю, чтобы здесь появились частные университеты. Они должны работать рука об руку с фирмами, которые будут принимать этих выпускников. Еще раз скажу о главном. На моих глазах в окрестностях Тарусы восстановили две церкви. Огромная работа проделана. Собор Петра и Павла стройно стоит в Тарусе на высоком берегу – так взгляд притягивает! Очень красиво. Я знаю потрясающих священников, потрясающих раввинов, верующих евреев и верующих православных – это люди, которые живут верой, у них душа красивая. И что касается веры – я убежден, что все будет прекрасно. Я вижу реально и отчетливо духовное возрождение. Я знаю изнутри общины – и еврейские, и православные – которые просто полны духа и силы…
Александр Викторович Иличевский (по паспорту Кузнецов) родился 25 ноября 1970 г. в Сумгаите (Азербайджанская ССР) – поэт, прозаик. В 1993 году окончил факультет общей и прикладной физики Московского физико-технического института по специальности «теоретическая физика». В 1991–1998 гг. занимался научной работой в Израиле и Калифорнии. С 1998 года снова в Москве. Женат, имеет сына и дочь.
Первое место в номинации «Поэзия» литературного конкурса «Дварим» (2005). Лауреат премии «Нового мира» (2005); премии имени Юрия Казакова за лучший рассказ 2005 года; IV Международного литературного Волошинского конкурса за рассказ «Белый домик». Серебряная медаль Бунинской премии за книгу «Бутылка Клейна» (2006). Финалист Национальной литературной премии «Большая книга» за – сборник «Ай-Петри» (2005), роман «Матисс» (2007), сборник «Пение известняка» (2008), роман «Перс» (2010). В 2007 году роман «Матисс» стал также лауреатом премии «Русский Букер».
Поэт Иртеньев – он же Правдоруб и Рабинович
«Ну сколько можно о говне, / Давайте лучше обо мне», – сказал поэт Игорь Моисеевич Иртеньев.
Про Иртеньева говорить просто: человек пишет стихи, причем довольно часто – очень приличные и, что совсем уж редко встречается у других, смешные.
Игорь Моисеевич Иртеньев родился 25 мая 1947 года в Москве в семье историков. Закончил заочное отделение Ленинградского института киноинженеров и Высшие театральные курсы. Работал на телевидении в отделе хроники механиком по обслуживанию киносъемочной техники. Писать начал в конце 70-х годов. Впервые опубликовался в 1979 году в еженедельнике «Литературная Россия» (рассказ «Трансцендент в трамвае»). В 1982 году он с телевидения перешел в газету «Московский комсомолец». Автор ряда поэтических сборников. Бывший главный редактор журнала «Магазин» М. Жванецкого (закрылся). Появлялся на телеэкране в программе Виктора Шендеровича «Итого». Лауреат премий «Золотой Остап» и «Золотое перо».
– Игорь! Расскажи еще раз, как в преддверии своего 60-летия ты бил скинхедов. Мне очень нравится этот мужественный сюжет. По мне, так настоящий поэт обязан остро реагировать на несовершенство этого мира. Что ты и сделал.
– Во-первых, это было пять лет назад. Во-вторых, насчет бил, – это ты сильно завернул. Просто мы ехали с моим другом драматургом Вадиком Жуком в электричке. С дачи. И вот на станции Левобережная в вагон зашли четверо тинейджеров. Двое совсем клопов лет по двенадцать, двое постарше, лет семнадцать-восемнадцать на вид. У одного наколки в виде эсэсовских рун. Они заорали: «Слава России!» А после накинулись на таджика, который сидел напротив нас, и стали его бить. Самое ужасное, что он даже не пытался защищаться, воспринял это как должное.
– Может, он так тихо сидел, потому что наркокурьер?
– Знаешь, если рядом с тобой метелят человека, то всегда можно найти оправдание. Типа – а может, это наркокурьер? Но когда в следующий раз начнут метелить тебя, не удивляйся, что твои соседи могут подумать то же самое. Кстати, не уверен, что будь это в другом конце вагона, я бы так сразу подхватился. А здесь просто на расстоянии вытянутой руки… Короче, мы вступились за таджика, стали махаться, трое скинов убежали, – а одного мы с Жуком скрутили и привели в милицию. Таджик пошел с нами, но по пути, узнав, что он без регистрации, я ему отсоветовал идти в милицию.
Привели мы этого гаденыша. Он стал ныть, что вот он не виноват, что его другие заставили. Мы дали какие-то показания, но выяснилось, что раз нет пострадавшей стороны, то ничего и не будет. А мы-то думали, что менты этого скина просто порвут, ведь это все было на другой день после футбольного матча Россия – Япония, когда случился погром на Манежной…
– Твой внутренний мир мы затронули, но кроме содержания важна и форма. Поэту нужна экзотичность: он должен быть арапом например, или сидеть в тюрьме, или воевать на Кавказе. А у тебя все было как-то ровно. Но наконец ты, по крайней мере, хоть бриться перестал, ходишь со щетиной, это уже хоть что-то.
– Нет, мне как-то чуждо игровое начало, все эти понты… Правда, на заре моей телевизионной карьеры я приходил на эфир программы «Взгляд» в красных высоких кроссовках. На это все обратили внимание, говорили – круто! Но это не было работой над имиджем. Просто тогда, в 87-м году, вообще нечего было носить, абсолютно, и одна моя приятельница привезла из Германии на продажу именно эти ботинки. Были б они черные, я б взял черные. А красные, точно такие же как у меня, я потом увидел у Игоря Талькова; мы с ним где-то выступали вместе.
– Ну да, Тальков же тоже поэт. Хороший у вас получился тандем в красных ботинках, забавный такой. Он же был, кажется, радикальный левый патриот.
– Дело не в этом. Он был абсолютный такой графоман. Клинический. Да еще с мессианскими заходами.
– Да, да, я слышал, поэты обычно не любят друг друга…
– Типично обывательское мнение. Но, возвращаясь к теме красных кроссовок, скажу: экстравагантность мне, видимо, не свойственна. Не мое это… Может, потому – пусть это самонадеянно звучит – что мои стихи интересны сами по себе и внимание к ним мне ничем не нужно подкреплять.
– Ну тут дело такое… Раньше, чтоб человека заметили, он должен был водить муравьеда на поводке или омара выгуливать в Тюильри. Как, чтоб не соврать, Дали. А сегодня достаточно просто банально мелькать в ящике.
– Я довольно долго был таким ТВ-персонажем. Но моя так называемая слава была не слишком обременительна… Поклонницы не рвали мой клифт на куски. Ну где-то узнавали, это приятно, конечно, было.
– Везде пускали без очереди.
– Был такой случай. Трагикомический, можно сказать. Пришел я в крематорий, забирать урну с прахом матери. Подхожу к окошку – и тут приемщица, широко улыбнувшись, говорит: «Что ж вы сразу не сказали!» Представляешь? А если б сразу сказал, – что, мать бы из праха восстала? Что же касается этой самой славы, то стоит исчезнуть с экрана, как тебя напрочь забывают уже через неделю. Не могу сказать, что меня это каким-то образом травмировало. Поскольку я знаю цену ТВ-популярности. Объявляй я пять дней в неделю погоду, меня б узнавали в пять раз чаще. Да что сейчас про это говорить. Нет уже того НТВ… Удавили… При участии твоего дружка Коха, кстати.
– Ты как-то, вспоминая про те события, употребил термин «смешные баррикады». А сейчас ты как их видишь?
– Это была последняя попытка что-то сделать, последний пример народного волеизлияния. Никто никого не гнал на митинги, люди шли по своей душевной потребности! Потому что их любимый канал был в опасности! Люди пытались что-то изменить. Это все было… – он подыскивает слово, но ему это не удается, в самом деле, такому тонкому стилисту не сбиваться ж на пафос, сегодня-то, и он ограничивается нейтральными словами, – вполне впечатляюще. Митинги в Останкино… На Пушкинской… Помню, мы стояли на площади, с плакатами, а из «Московских новостей» вышел знаменитый писатель и журналист, фамилию называть не буду, поскольку он мой друг, и, обдав нас смешанным запахом дорогого виски и отличного парфюма, проходя мимо, снисходительно сказал: «Ну что вы тут встали? Зачем? Без вас эти жулики между собой разберутся». А в толпе не последние люди были… Кстати, когда пару лет спустя его, вместе с отборной командой, также пинком под зад погнали из классного журнала, который они сделали, ни одна падла не пошевельнулась. Впрочем, мы уже с тобой об этом говорили, в связи с тем случаем в электричке.
– Я тоже иногда вспоминаю про то НТВ. При всем общественном накале нельзя не сказать, что ситуация та была не очень корректная: телеканал взял у власти денег, а потом на эту же власть за ее деньги стал наезжать. Я после разговаривал с разными людьми из УЖК, уникальный журналистский коллектив это расшифровывается, это вы сами так себя называли, так они в свое оправдание говорили, что, мол, тогда все федеральные каналы взяли денег. Вроде как взаймы, но отдавать никто не собирался. Логика немного странная.
– Да, но что на выходе из той ситуации получили? Это был лучший канал, он задавал уровень всему ТВ. Да, пускай УЖК был обласкан, пускай его пригревали…
– Лучший, да. А бабки? Ну вот ты у меня возьмешь бабки, а потом начнешь меня ругать. Ты, брат, или молчи, или расплатись сперва…
– Согласен, некрасиво. Но наша элита вообще очень беспринципна. На презентацию книжки «Ящик водки» благополучно прискакали разные люди, даже те, которые выступали в защиту НТВ, ругали твоего соавтора Коха. Пришли, чтоб его поздравить, нормально выпить и закусить… Это напоминает старинные борцовские терки, когда борцы боролись, потели, а после этого шли все вместе пиво пить. Так и на вашей презентации… Люди друг друга поливают, а потом мило беседуют…
Лежишь бессонными ночами
И вспоминаешь со стыдом,
Как пил вчера со сволочами
И приглашал мерзавцев в дом.
А завтра те же мизерабли,
Хоть повод вроде не даешь,