– А ты гитару освоил?
– С трудом. Мне ее настроил сын. Специальным образом. Мой гениальный сын, без всякого музыкального образования играющий на всех инструментах с шести лет.
– Я помню, вы выступали где-то вместе.
– Было дело. Он сел в шесть лет за пианино и стал стучать по клавишам. Как выяснилось впоследствии, – гармонию. Пальчики у него сразу упали на гармонию.
– Как это?
– Ну просто. Он не играет одним пальцем мелодию «ля-ля-ля», а сразу выстраивает гармонический ряд. Знаешь, что это такое?
– Нет.
– И я тоже не знаю. А он играет. На пианино он нажимает одновременно несколько клавиш, которые друг с другом гармонируют. Играет аккорды, выстраивая мелодию.
– А в кого это он у вас такой?
– Наташка училась музыке, но недоучилась и всю жизнь мечтала так играть. Я тоже только мечтал. И вот в нем – наши мечтания. Все, что записано сейчас моего, – это его аранжировки. С использованием всех инструментов. И он научил меня играть на гитаре специальным образом. Мне было лень научиться дотягивать пальцы вверх, я играл только на трех нижних струнах. И он настроил так верхние, чтобы, когда я их перебирал бы большим пальцем, в открытом виде, без всякого прижатия, гармонировали бы с теми аккордами, которые я выдавал на нижних. Вот так я «играю» на гитаре до сих пор. Слушай дальше! Это очень поучительная история о том, как появляются шлягеры на свет. В ней фигурирует персонаж сам по себе очень любопытный. Сережа Соколов. Помнишь такого? Это тот, который создал у Березовского частное охранное предприятие «Атолл». Он был Гувером у Березы. Ты помнишь эту громкую историю с прослушиванием всех врагов Березовского?
– Да, что-то припоминаю.
– А ты в курсе, что это я помирил Гуся с Березой? Уже когда я вел свой «Третий глаз» на НТВ, встретился мне Серега. Взялся подвезти и по дороге спрашивает, не хочу ли я послушать, о чем Гусинский базарит с Березовским. Я говорю, каким образом? Он говорит, это моя работа. Поехали, говорит, у меня пленочки уникальные. Мне, слава богу, хватило ума отказаться. Он говорит: «А ты можешь меня свести с охраной Гуся?» Я говорю: «А на фига?» Он говорит: «А ты в курсе, что они хотят убить друг друга, и я хочу их помирить». Я, конечно, офигел, но передал своим дружбанам – отцам-основателям НТВ этот разговор. Они на меня зашипели, велели сбегать из Москвы. Я понял, что дело нешуточное, но решил довести дело до конца. Встретился со службой безопасности Гуся и рассказал все, что знаю. Короче, в результате они там вместе с Соколовым эту ситуацию разрулили.
– Ты хотя бы оказался в доле? Или хотя бы поощрен как-то?
– Щас.
– Ну да. Спасибо, что в живых остался.
– Так вот, я знал Серегу Соколова еще с тех пор, когда он был успешным продюсером шоу-бизнеса. Он такой – небольшого росточка, но очень шустрый парень. Сейчас борется с коррупцией, а тогда был продюсером. А я работал на ТВ в «молодежке» у Сагалаева. И вот он пробегает мимо моего кабинета на двенадцатом этаже, и я хватаю его за рукав и говорю: «Серег, погоди, зайди на минутку. У меня есть вот такая песня, не знаю, что с ней делать». И он так, не глядя ни на песню, ни на меня, говорит: «Знаешь, сидит тут без дела и пропадает один очень талантливый парень – Костя Ундров». И дает мне телефон.
– Никогда не слышал.
– Ну что ты! Вообще, все считают, что автор «Левого берега Дона» – именно он. Когда однажды меня объявили и сказали, что «сейчас перед вами выступит автор легендарной песни», зрители, увидев меня, закричали: «Наконец-то мы знаем, как выглядит Ундров!» Представляешь? Короче говоря, поехал я к этому Ундрову. Парень живет один в квартире, заставленной пустыми бутылками, не просыхает, мордатенький такой, пузатенький и вообще с тенором. Я был разочарован, честно говоря. Но этот Костя, несмотря на то что с бодуна, оказался очень прозорливым парнем. Услышал он мой ростовский бесхитростный репертуар…
– Сообразил, да?
– Да, тут же все понял. И тут надо отдать ему великое должное. Он очнулся от своего этого самого состояния. Это была как будто прививка такая. Просто – р-раз! Схватил песни, написал аранжировки. Блистательные, кстати говоря.
– А мелодия была твоя?
– Ну, мелодией это было назвать трудно. Это было намурлыкано, на трех с половиной аккордах сыграно. По большому счету мелодию, конечно, выправил он. Но только выправил. Основа была моя. Но я, на радостях и сдуру, записал его соавтором музыки.
– Это правильно было?
– Нет, я считаю, что неправильно. Он все-таки сделал аранжировку. Как свою сделал потом Шуфутинский. Кстати, знаешь, откуда у него взялся «Левый берег»?
– Спер, наверное.
– Не совсем. Как Михаил Захарович сам мне потом рассказывал, ему спел ее на кухне его дома в Лос-Анджелесе помощник Розенбаума. Просто под гитару. На кухне. Прикинь! Он сказал ему, что есть в народе такая очень популярная песня. Автор неизвестен.
– А на самом деле?
– Если давать точную формулировку, то автор Кононов сочинил, а Ундров подправил. И спел.
– То есть Ундров – паразит?
– Нет, это тоже не так. Эту песню никто бы никогда не знал и не слышал, если бы он не сделал того, что он сделал. Тут я тебе зуб даю. А сделал он следующее, Игорь. Тогда ведь не было ни интернета, ни радио и ТВ-шансона. Ничего этого не было! Тогда был только Разин, который свою кассету распространял через проводниц на железнодорожных вокзалах. И они запускали в поезде «Ласковый май». И люди, ехавшие, к примеру, из Москвы во Владик, выходили из поезда уже полностью зомбированные «Белыми розами» и Шатуновым. Так вот послушай, что самое главное сделал Костя. Тогда роль интернета играли киоски «Союз», в которых по всей стране продавались все эти кассеты. И если ты помнишь, везде в людных местах торчали эти киоски, и из них на всю ивановскую неслись мелодии. И от них зависело – кого они будут крутить, тот и будет раскручиваться. А у Кости был знакомый, один из владельцев этой сети. Очень хороший мужик. И он с ним договорился, собрал на одну кассету все мои написанные к тому времени (уже специально) ростовские песни и запустил альбом в тираж. Очень быстро. Буквально очнулся ото сна и провернул все это за два-три месяца. А в Ростове был такой кассетный король по фамилии Ладик. И он тоже растиражировал альбом каким-то космическим тиражом.
– А кто инвестировал?
– Никто, он сам. В расчете на прибыль. И не ошибся! Но потом плохо кончил. Он плохо повел себя по отношению ко мне. Верней, никак не повел. Я приехал в Ростов за славой. Не за деньгами. Блядь, не за деньгами! У меня с ними и так все было в порядке. Я работал на телевидении, у меня была офигительная карьера, я получал нормальные бабки. Я приехал, чтобы мне просто сказали: «Ваня, какой ты молодец, спасибо тебе!» Потому что, как только это вышло, это стало звучать из каждой форточки. Ростов и Юг России все это сразу схавали. Потому что у Ростова не было песни, которая идентифицировалась бы с ним.
– Как, например, «Одесса – жемчужина у моря!».
– Вот именно. А где Ростов? Сейчас они начинают вспоминать. А вот была «Улица садовая, скамеечка кленовая». Херня собачья все это! Понимаешь? Такой, чтобы в десятку, не было у них песни! А эта попала сразу.
– Почему, как ты думаешь?
– А потому, что было пустое место. Почему оно было пустым, я не могу сказать. Просто у меня засосало под ложечкой, и я сам себя насытил. Оказалось не только себя и не только Ростов. У меня на одном мероприятии был один парень, он спрашивает: «А это вы написали: “Я часто вижу тебя с этапа, Ростов – мой город, Ростов – мой папа”?» Я говорю: «Я». – «А я, – говорит, – рос на этой песне». Почему-то он рос на этой песне! Живя при этом в Сибири! И он всю жизнь считал, что ее Ундров написал. А это – песня с той самой кассеты. На ней – все культовые места моей родины. Когда ты послушаешь, ты поймешь дух Ростова. Моя мамочка (царство ей небесное) – отчаянная ростовчанка. Она последние годы жизни провела прикованной к постели. Она уже была страшно слаба, ничего не видела, все быстро забывала, но страстно тосковала по Ростову-на-Дону. Она готова была ползти к нему, лишь бы прикоснуться к родным реликвиям. И вот она целыми днями слушала все мои ростовские песни. В моем исполнении. Она знала их наизусть, интересовалась судьбой их героев, как живых, а не вымышленных. И светлые слезы счастья текли по ее щекам. Я считаю, что только ради этого стоило их написать. И главный замысел, который я вынашиваю и лелею сейчас, – это фильм по моим ростовским песням. Я написал сценарий фильма-мюзикла. Там – три друга. Действие происходит параллельно в 60-х и 90-годах. Естественно на левом берегу. Никто мне не платил, просто взял и написал. Начинаю исподволь побираться к воплощению. Есть еще одна идея – сделать ежегодный фестиваль искусств, спорта и предпринимательства «Левый берег Дона». Оттуда и инвесторы могут подтянуться.
– Так, значит, ты приехал в Ростов, чтоб насладиться славой, – и?
– Ну да, я приезжаю, иду в свой родной Дом строителей, где я играл, будучи мальчишкой, всяких зайчиков и Емель на елках. Это на улице Шаумяна, самый центр Ростова, я там рядом родился и страшно горжусь этим обстоятельством. А у него там офис, у этого парня. И вот я прихожу туда и говорю, скажите, мол, что приехал автор такой-то песни. Мне говорят: «Вы подождите немного». Я говорю: «Хорошо». Жду, никто меня не приглашает. Пять минут, десять, пятнадцать. Я выхожу на улицу, подышать родным воздухом. Мне все равно хорошо, по фигу, примут меня или нет. Вижу – какой-то чувак выходит с тремя девицами, грузятся они в машину и уезжают. Я спускаюсь вниз, интересуюсь, где, мол, начальник? Освободился или нет? Мне говорят: «А он уехал только что». И я понимаю, что это он и был. То есть он прошел через другой выход и смотался. Наверное, решил, что его сейчас будут душить, прессовать, требовать денег. Так и не состоялась эта великая встреча…
– А концерты ты давал там какие-нибудь?
– Нет, не давал. Я тогда очень стеснялся петь, тем более у меня не было ни фонограмм