Кардиограмма ничего не показала, давление было чуть выше обычного для женщины. Решили на всякий случай сделать внутривенно кубов пять магнезии. А что, инъекция длинная, само по себе введение отвлекает сильно – то в жар пациента бросит, то пройдет, приходится рассказывать вводящему о своих ощущениях, руководить процессом. Ну, и легкий седативный эффект тоже есть.
И сделал это очень вовремя, так как у входа зашумело, и в дом вошли сразу несколько важных товарищей во главе с Андроповым. Последний, увидев меня, тоже вроде обозначил узнавание, но его опередила Роза Михайловна.
– Юрий Владимирович! Семена убили! Я точно это знаю.
Вдова шустро подскочила с кровати, мы втроем встали позади нее, придерживая – а ну как сейчас ортостатический коллапс от резкого вставания…
Андропов обернулся к Балашову, тот покачал головой.
– Следствие еще не разобралось, а вы уже все знаете?!
– Утром в Барвиху Волков приехал, помощник его, зарплату привез, – затараторила женщина. – Семен работал допоздна с документами. Вы же знаете, что он курировал расследования по МВД… Они обсуждали что-то, муж говорит: в Усово съездить надо. А зачем? Мы за два дня до этого были здесь. А он настаивает, чтобы я поехала с ним. Я не хотела, на маникюр записалась, а потом уступила. Тут сторож дорожки посыпать начал, я в дом пошла… И вдруг выстрел! Юрий Владимирович! Убили же!
Из глаз женщины полились слезы, она опять начала сморкаться.
– Полковник! – Андропов прервал вдову, повернулся к Балашову. – Потрудитесь убрать посторонних.
Это он в наш адрес?
– Мы никуда не уйдем, – спокойно отреагировал Геворкян. – Еще не закончили с пациенткой. Роза Михайловна, прилягте обратно в постель. Я померю давление повторно.
Андропов не прощаясь вышел. Вслед за ним потянулась свита. Остался только один Балашов.
– Товарищи, все что вы тут слышали – это все строго секретно. Я возьму у вас подписки.
– И так все в подписках по трусы, – буркнул Авис Акопович, разматывая манжету тонометра.
Вдова тем временем продолжала свою исповедь. Но уже перед нами. Какой негодяй Щелоков, какие у него подручные, готовые на все, да и пистолет лежит слишком далеко от руки. Не мог Семен Кузьмич пустить себе пулю в лоб!
– Роза Михайловна, – мягко произнес Геворкян. – Мы же в ЦКБ работаем. Я слышал, что ваш муж от рака лечился…
– У него была ремиссия! – заспорила вдова. – Он весь вчерашний день был радостным, довольным. Говорил, что теперь-то Щелокову хвост Комитет прижмет! Не вырвется, как с убитым в Пехорке майором.
– Извините, а это чьи препараты? Кто принимал? – я поднял замеченный на тумбочке листок.
– Так Семену Кузьмичу назначили, – переключилась Роза Михайловна. – Он от них вялый был какой-то…
Еще бы! Да тут на пару тяжелых психохроников хватит! Антидепрессанты, транквилизаторы, ноотропы, диазепам, вдобавок ко всему и циклодол с какого-то перепугу.
– А вы что принимаете? – гнул свою линию Геворкян.
– Так анаприлин же, от давления. Всё, пустите меня, я пойду к Юрию Владимировичу, мне надо объяснить ему!
Мы с Валентином переглянулись. Да заткнется ли она когда-нибудь?
Кто-то заговорил в другой комнате. Вроде опять Андропов. Что-то объяснял, не слышно было, потом чуть громче произнес: «Я, Михаил, им Цвигуна не прощу!»
– Вы, Роза Михайловна, не ходите пока никуда, – мягко продолжил доктор. – Вам вставать нельзя, хотя бы минут десять…
– Ну вы представляете, какие сволочи у нас в бухгалтерии сидят? – сокрушался Валентин в ординаторской. – Получил расчетку, смотрю: недоплатили. Пошел вот разбираться на свою голову…
Проверять расчетные листки – это особый спорт. Мастеров на любой «скорой» всегда достаточно. Бывает, что теряются целые сутки. Вот и сидят, проверяют часы, доплаты, проценты за стаж, называемые «колесными».
– Не добился правды? – спросил я, отхлебывая чай из кружки.
– Ага. Пришел к этим счетоводам, сидит наша Юлия Борисовна, счетами щелкает. Видел же ее? Прическа «я упала с самосвала», очки на кончике носа. Ну я к ней, разберитесь, мол. Взяла она бумажку мою, посмотрела, костяшками пощелкала. «Точно, недоплатили», – говорит. Я только руку протянул, она мне: «Хотя подожди», – и снова на счетах как из пулемета.
– Другой результат? – спросил Геворкян, отщипывая кусок пирожка с капустой.
– Сказала, что всё правильно теперь. А потом опять глянула и по новой пересчитывать. Я схватил квиточек – и ходу оттуда. А то она бы насчитала, что должен остался. Нет в жизни справедливости, – он тяжело вздохнул и посмотрел на стол. – А кто мой пирожок потырил? Что за люди, а?
На столе зазвонил телефон. Я взял трубку. Кто говорит? Нет, не слон. Но угадал: меня, куратор. Давай, после смены срочно на ковер. Шеф зовет. Я посмотрел на часы. Смена скоро заканчивается, можно и прокатиться. Разузнать из первых рук, куда дуют ветры на кремлевском Олимпе.
Пока ехал на Рублевку, на дачу «аскета» Суслова в Троице-Лыково, размышлял о деньгах. Советских. Вот получаю я 120 рублей в месяц. Ладно, 150 с «дыбовской» премией. Еще полтинник стипухи падает. Итого почти две сотни. Если ты решил свои жизненные проблемы – обзавелся машиной, квартирой, зарубежной техникой, – деньги тратить считай не на что. Бензин стоит копейки, на еду – а хозяйственная Аня взяла и посчитала – уходит максимум сорок рублей. И это на двоих! Ладно, на троих – с котом. Отдых? Профсоюзные путевки на юга за полцены. А то и вообще бесплатно. Ну хорошо, импортная одежда у фарцы. Статья расхода. Еще в среднем полтинник в месяц кладем. За полгода – накопится на поход к спекулянту.
Куда девать остальное? Вклад в Сберкассе под 2 %? Который сгорит в девяностые? Спасибо, не надо. Акции? Их в Союзе нет. Бетон? Нет, тоже мимо – лишнюю квартиру в СССР не купишь. Есть нормы по метражу. Золото? Давид рассказывал про какие-то мутные схемы с магазином при Внешторгбанке. Там вроде бы иностранцы по паспорту могли покупать слитки и золотые монеты. Сеятели… Обычно всякие студенты из Лумумбы. Откуда у них деньги? Да та же фарца и цеховики работают. Нанимают нищего негра, давай, вот тебе котлета денег – на выходе отдашь слиток. Тебе 5 % за труды. Но там все эти истории быстро палит КГБ или ОБХСС. Что еще? Валюта? Очень большая засада – 88-я статья УК. Золотые украшения? Там низкая проба, да и в дефиците они.
Вот до чего дорос – думаю, куда бы пристроить капиталы. А это еще «Ферринг» мне не начал приносить денег. Там-то будет все в валюте и много. А валюту наше государство любит до усрачки – если узнают, попробуют сразу наложить жирную лапу. Надо бы заранее соломки подстелить, но как?
Но в Союзе копить незачем. Нет смысла никакого.
К моему приезду выяснилось, что Суслов заболел. Вчера приезжал лечащий врач из ЦКБ, лечение назначил. Я сначала осмотрел пациента, чтобы чужим мнением мозги не портить, а потом только в бумаги глянул. Ну, с коллегой солидарен, если говорить о диагнозе. Хронический бронхит с астматическим компонентом, обострение. Ничего, что температура вечером 37,2, а утром 36,8. Шутить, что с такими данными в поликлинике больничный не получить, вряд ли стоит. С учетом года выпуска организма. Банально, но в восемьдесят любая болезнь может оказаться последней. Почему не положили сразу на Волынку? А Суслов отказался. Вот такие дела.
Я посмотрел список назначений. Ну ладно, с антибиотиками согласен, хотя и стоило бы поменять тетрациклин на пенициллиновую группу. Жаль, фторхинолонов еще нет на рынке. Я в Цюрихе специально в аптеку заходил. Зато в природе есть уже клавуланат. Поехали дальше. Так, отхаркивающие, хорошо, хоть и эффект мизерный. А бета-два-агонисты? Забыли? И откуда здесь анаприлин, да еще и в таких конских дозах? Давление у клиента практически в пределах нормы. Очень странно.
Блин, а когда умер Суслов? Что до Брежнева – помню, и месяц даже, а тут хоть стреляй. А вдруг этот листочек и есть смертный приговор? Что, старику, много надо? Нажрется анаприлина, и получайте: с одной стороны, брадикардия, с другой – бронхоспазм. И через недельку – внеплановые затраты всем типографиям, траурные рамочки в газетах малевать и скорбеть о безвременной утрате.
Михаил Андреевич терпеливо молчал. Оделся, рубашку на все пуговицы застегнул и гипнотизирует меня. Я посмотрел на Суслова, потом на куратора.
– Есть вопросики, – наконец огласил я вердикт. – Неприятные.
Вот динозавры, ничем их не прошибешь. В карты с такими играть лучше не садиться. Как смотрели ящерками, так и продолжают. Ну так понятно – Суслов при Сталине свою «карьеру» начинал.
– Что там? – показывая на список, спросил Юрий Геннадьевич.
– Я бы заменил. Не всё, но многое. Кое-что убрал бы… из-за весьма вероятных побочных эффектов.
Неужели? Михаил Андреевич продемонстрировал эмоцию? Ишь, желваками как заиграл. Понятное дело, он всю жизнь иносказаниями занимается, мой простенький эвфемизм ему даже разминочным считать не стоит.
– Но в больницу съездить надо. Для обследования. Анализы, рентген, спирометрию, ЭКГ. Одним днем обернуться можно – ложиться не нужно.
– Я сам знаю, что там можно, – вдруг проскрипел Суслов, откашлялся. – Разберусь. Сейчас и поедем. А вы, – кивнул он Юрию Геннадьевичу, который молчал, стоя у окна, – займитесь лекарствами.
Даже не спросил ничего про Цвигуна? Что-то в лесу большое умерло? Видать, не до гэбэшного генерала ему сейчас. Хреновая шутка, когда оно, почти самое крупное, как раз умереть может.
Мы вышли на улицу, и я остановился, пытаясь застегнуть молнию на куртке.
– Список лекарств надо, – слегка нетерпеливо сказал куратор.
– В аптеке ЦКБ брать будете? – спросил я.
Он на секунду задумался. Да уж, случился разрыв шаблона. Брать помощь там, откуда исходит угроза, – по меньшей мере не очень предусмотрительно. А ну, если как в плохом детективе, ампулы подменят?
– С улицы купить? – спросил он.
– У вас есть человек в Швейцарии? – общение с евреями явно сказывается на мне, вот уже и вопросом на вопрос отвечаю.